Глава 15. Шумилов

Прогнал её и захлопнул дверь. Как же я был зол на неё тогда. Хотелось припечатать к стене и вытрясти всю наивность из её маленькой головки. Понимал я, что за Пашей пошла не потому, что он ей нравится, а просто потому, что верит ему. Когда пропала, думал крыша съедет. Настолько эта девочка въелась под кожу. Забилась в самые дальние уголки души. Злость в чистом виде наполняла меня не за то, что она была с Пашей, хотя и это тоже, готов зубами грызть каждого мужика, что прикоснётся к ней. Злость была за то, что я могу потерять её, каждый миг, каждую секунду. А она всё так же беспечно относится к своей жизни. Но ещё больше хотелось её трахать. Вдалбливаться в сладкую плоть, ласкать её самыми откровенными ласками. Погружать в неё язык, пальцы, член. Но сейчас я не могу этого сделать. Во-первых, потому, что кровотечение раны могло открыться любой момент, но больше из-за того, что не хотел её напугать. Всё, что её со мной связывало, это боль, страх и секс. Я должен дать ей немного отдохнуть. Сделал это конечно в своей грубой манере, но по-другому не мог. Я читал в её глазах жалость, а это последнее, что я хотел в ней видеть.

Каждый день она приходила, и молча стояла у двери. Не пыталась войти, не пыталась заговорить. Я тоже стоял по ту сторону, слушал её тяжёлое дыхание, а зверь внутри меня раздирал внутренности своими острыми, как лезвия когтями. Он хотел её, алчно, всю, от макушки до кончиков пальцев. Я же понимал, что нам обоим нужно время. Просто понять, что между нами. Химия, в этом я не сомневался. Вспоминал её запах, её сладкий запах ягод, аккуратную грудь, что была слеплена под мою ладонь, её тесное лоно. Член становился каменным, а яйца сводило так, что думал зубы сломаю, сжимая челюсти. Но было между нами что-то ещё. То, чего я никогда не чувствовал ни к одной из женщин. Ревность, желание защищать и заботиться. А главное страх перед возможностью её потерять. Но и этот страх в первую очередь давал мне понять, что как только это закончится, мне нужно исчезнуть из её жизни. А значит нужно вырвать её чувства ко мне с корнем, со своими я разберусь позже. Если они вообще хоть когда-нибудь оставят меня.

Спустя неделю она прорвалась ко мне. Обвела вокруг пальца врача, и вихрем ворвалась в мою комнату. Но так и замерла у двери, даже не повернулась в мою сторону.

— Ну, здравствуй, Оксана, — стараюсь вложить максимум льда в свой голос, — проходи, раз пришла.

А она дрожит у двери, не поворачивается. Замечаю, что, как и я похудела за это время. Не выдерживаю, иду к ней. Знаю, что тысячу раз буду жалеть об этом, но руки уже сами тянутся к столь желанному телу. Притягиваю к себе, вжимаю в себя, и готов кончить только оттого, как бархатная щёчка прижимается к моей груди, как тонкими пальчиками ведёт вокруг раны. А я уже представляю, как эти пальчики обхватывают член и так же с трепетом, ведут по нему. Наклоняюсь к её волосам, втягиваю этот запах, от которого рот наполняется слюной, потому что знаю, она так пахнет везде. А вкус её ещё слаще, чем запах. Спрашиваю, зачем она пришла, и у неё сносит планку. И я знаю, она не истерит, не капризничает. Её наизнанку выворачивает, потому что я мудак, и оставил её в одиночестве сходить с ума. Падает на колени и смотрит на меня с такой щемящей тоской в глазах. И из них слёзы льются, беззвучно стекая по бледным щекам. «Ненавижу», шепчет мне одними губами. А я сам себя ненавижу ещё больше. Сажусь рядом, хочется прижать её к себе, чтобы забрать хотя бы часть её боли. Она отталкивает, в глазах смесь ненависти и страха.

— Настолько тебе противен? — И сам знаю, что да. Обещаю её отпустить, когда всё закончится. А она как ребёнок машет головой и говорит, что не хочет. Потерпи девочка, знаю всё, но сейчас не могу отпустить. И вдруг как гром среди ясного неба.

— Потому что люблю тебя.

Я далеко ни один раз слышал эти слова в свой адрес. И раньше испытывал разную гамму ощущений. От полного безразличия, до презрения, и даже ненависти. Сейчас мою грудь разрывало от безграничной нежности. Как будто это самое правильное чувство, которое мы можем испытывать друг к другу. Мы. Оба.

Вижу, как её взгляд теряют фокус, и уже через секунду она обмякла в моих руках. Бережно укладываю на кровать и бросаюсь за врачом, который так и ждёт в коридоре, насвистывая какую-то весёлую мелодию.

— Оксана в обморок упала, — весёлость вмиг испаряется с лица Бориса Аркадьевича, и её сменяет маска профессионала.

— Александр, вы должны побыть в коридоре, я позову вас.

— Нет, это исключено.

— При всём моём уважении, она девушка, которая к тому же пережила сильнейший стресс. Да и судя по вашим крикам, извините за бестактность, вы сейчас переживаете не самый лучший период в отношениях. — Тон врача был железным, и мягким движением руки в спину он подтолкнул меня к выходу. Вышел он через минут двадцать.

— Что с ней? — сразу же бросился с вопросом.

— Во-первых, как я уже говорил, стресс. Во-вторых, у меня есть некоторые подозрение. Я взял у неё анализ, но ещё задам вам несколько вопросов. Скажите, в насколько близких отношениях вы находитесь? — Врач был деликатен, и с тревогой смотрел на меня поверх очков в аккуратной оправе.

— Максимально близких, — понимаю, о чём он говорит.  К ни го ед . нет

— Хорошо, тогда я могу этот вопрос задать вам. Был ли способ которым вы предохранялись?

— Нет. — Понимание ситуации начинает молоточком отбивать в голове. — Но это было всего один раз, я не думаю, что есть какой-то шанс… Если честно я мало в этом понимаю.

— Шанс есть всегда. Судьба вообще интересное явление. Вы, конечно, не обижайтесь, но неделю назад, в операционной я даже начал готовить речь. Ну, это которые из разряда «я сделал всё, что мог». Но на вас всё заживает, извините, как на собаке. В общем, я поеду в клинику, и вечером вернусь с результатами анализов. Оксана сейчас спит, постарайтесь её не беспокоить.

Минуты, сменялись часами, а я как заведённый бродил по пустому дому, выкручивая руки. Я был настолько переполнен эмоциями, что мне казалось, сейчас разорвусь на осколки. Каждые десять минут, наверное, звонил Борису Аркадьевичу, но он монотонно отвечал, что ещё рано. Несколько раз подходил к Оксане, она сладко спала. Её личико выражало безмятежность, и мне хотелось, чтоб вот это выражение не покидало её. Как же много моей девочке пришлось пережить. И как же её угораздило, после всего пережитого в её жизни, встретить такого же, разбитого на осколки. Вот только, если она пережила эту боль, заперла её где-то внутри себя, не выплёскивая её на других, то я этого не умел. Как же многому я мог научиться у этой маленькой, смелой и чистой девочки.

Когда врач вошёл в дверь дома, я уже готов был схватить его за плечи и буквально вытряхивать из него информацию, которую он так тщательно скрывал от меня весь день. Он же добродушно,

по-старчески потрепал меня по плечу, и кивнул на мой немой вопрос. И в тот момент мир ворвался в меня разрушительной волной. Я никогда не думал о том, что это может произойти, а если бы подумал, ничего кроме страха не испытал бы. Сейчас я готов был свергнуть этот мир в бездну, лишь бы была возможность оберегать их. Единственное, что грызло меня изнутри, это осознание того, что она ещё об этом не знает. И волну страха вызывала именно её реакция, что если она изменится из-за этого. Не захочет меня больше видеть. А я не смогу её уже отпустить. Чтобы не случилось, даже если ад разверзнется под моими ногами, я больше не отпущу её.

Зашёл в комнату, и на миг показалось, что она не спит. Но она всё так же спокойно лежала на кровати, свернувшись калачиком под одеялом.

Лёг рядом с ней, вдыхая свой любимый запах, её запах, и прошептал.

— Прости меня, моя маленькая. Я так много ошибок сделал. Просто знай, я тебя тоже. Я тебя тоже…. — Она, конечно же, не слышала меня. Но мне важно было это сказать. Сказать это самому себе. Я обязательно повторю эти слова для неё, но позже.

Всю ночь не мог уснуть, рассматривал её под тусклым светом луны. В сотый раз, запоминая каждую чёрточку на её прекрасном лице, впитывая её в себя. И даже не заметил, как она под утро открыла глаза.

— Саша…Что со мной? — смотрит сонными глазами, и голос ещё хриплый после сна. А мне хочется сжать её до хруста, чтобы знала, насколько она мне нужна. И я решаю не тянуть, на одном дыхании говорю ей, бросаясь с обрыва.

— Родная, у тебя под сердцем малыш. Наш малыш.

В течение нескольких минут она смотрит на меня, не отрываясь. Её взгляд серьёзен, а я затаив дыхание, жду реакцию. Но она молчит. А взгляд наполняется печалью. Нет, даже не печалью, а тоской, тянущей моё сердце стальными нитями. Она жалеет. Именно это чувство я больше всего боялся увидеть. Но ещё хуже её молчание. Встаю с кровати и зарываюсь руками в волосы. Вцепляюсь в них так, что боль физическая почти перекрывает душевную. Отворачиваюсь к окну и смотрю на занимающийся рассвет. И я не знаю, что ей сказать. Я просто не знаю. Мне хочется орать. Орать так, чтобы меня слышал весь мир. Крушить мебель, сбивать кулаки в кровь, лишь бы не видеть её печальных глаз. Какой же я ублюдок! Я настолько озверел той ночью, когда брал её, что даже не побеспокоился о том, чтобы защитить её. Вспоминаю счастливое лицо Лики, когда она сообщала мне о своей беременности, и я бы сейчас всё отдал, лишь бы сотая доля от этого счастья была в Оксане. Но она же сказала мне вчера, что любит. Что изменилось за эту ночь?! Я никогда не хотел детей, но именно сейчас во мне что-то перевернулось. Я хочу этого ребёнка, я чертовски этого хочу, именно от моей малышки. И те образы, что сменяли один другого этой ночью, в эту самую минуту рушились, разлетаясь на острые осколки, и впивались под кожу. Образы семьи. Счастливой семьи. Живой. Моё сердце, покрытое льдом все эти три года, а может быть даже всю мою жизнь, горело адским пламенем, растапливая этот лёд и наполняясь какой-то бешеной чуждой мне нежностью.