Девять мужчин восседали в Зале Суда, как его называли «Стальные Когти», и Джим занял свое место в другом конце Зала, положив ноги на старый дубовый стол, который занимал в комнате главенствующее место. Когда он оглянулся, то увидел такие же мрачные лица, как и у него. Все, кроме Ари, предчувствовали то, что висело над их головами, и Уэйду, определенно, не нравилось направление, в котором двигался клуб.

Если бы Ари не настаивал на том, чтобы появиться на вражеской территории из жадности и не выслушал некоторые идеи, которые браться предлагали для новых инвестиций, они не оказались бы в этом положении. Но как бы то ни было, их судьба находилась в руках Речончо и всех его приспешников из «Диаблос». Десяти процентов выручки было недостаточно, чтобы удовлетворить любого, кто рисковал. Джим бы в одно мгновение плюнул на такую договоренность, и он также знал, что было ошибкой отправлять Саузу обратно, чтобы попросить его Президента согласиться на их условия.

Полмиллиона долларов фальшивых денег каждые две недели, когда федералы уже искали преступников, и было бы рискованно зарабатывать на этом жалкие десять процентов. Если бы Джим был на месте «Диаблос», он бы потребовал двадцать. Но Ари был жестоким сукиным сыном, и он встал на его пути, да Джим и был не единственным, кто думал о том, что тот целенаправленно пытался начать войну.

Мик закрыл за собой дверь и все девять байкеров сели. Ари откашлялся, и Джим закурил. Ему нужен был никотин, который помог бы сохранить мир на этой встрече.

Ари наклонился в кресле и сказал:

- Мы все знаем о том, почему мы здесь. Эти чертовы «Диаблос» потребовали какой-то компенсации, если мы будем туда-сюда ездить. - В лучшем случае, это была искаженная версия правды, и Боксер, который сидел слева от Джима, предупредительно положил свою руку на руку Уэйда, чтобы удержать его от спора. Ари продолжил: - Я использую ситуацию и пытаюсь облегчить наш собственный фактор риска. Я сказал им, что, если они будут встречать нас на полпути на каждом прогоне и заберут не готовую продукцию до конца пути, а затем вернуться и отдадут готовую продукцию на той же половине пути, они заработают себе десять процентов наличных денег. Сауза высказал небольшое недовольство, но он вернулся с ним домой, к Речончо, и я надеюсь, что тот разберется.

- А если нет? – спросил Типпер. Он был невысоким и мало что говорил, но был умен, и Джим видел, как у того в голове крутились «шарики». Типпер уже знал ответ.

Ари широко развел руками, как будто результат находился вне поля его контроля.

- Я делаю все, что могу. Но боюсь, что будет война.

- Не могли бы мы просто выслушать их и найти золотую середину? – прозвучало от Донни, который обычно не говорил. Это удивило Джима. – Я имею в виду, что мы уже все финансируем, и теперь с маленькими суммами будет лучше, мы запустим их в любом месте. Насколько плохими могут быть их требования?

Ари сдвинул брови, и Джим мог бы поклясться, что почувствовал, как мужчина вспылил.

– Ты знаешь правила, Донни. Если отступим на дюйм, они вернутся и замахнутся на милю. Мы не можем сейчас начать переговоры.

Джим усмехнулся.

- Это смешно, потому что, если мы собираемся пережить войну с людьми Речончо, нам придется вести переговоры с «Diamondback», чтобы получить огневую поддержку. - «Diamondback» поставляли оружие из Вайоминга. Расстояние между двумя клубами удерживало их друг от друга, но «Когти» никогда и не были особенно дружелюбны с воинственной группой.

- Уж лучше они, чем «Дьяволы», - хмыкнул Визел и намотал на палец свою редкую бородку. – И если мы скажем им, почему нам нужна их помощь, я уверен, что они сделают нам большую скидку. Они ненавидят всех, кто не белый или не натурал.

- Совершенно верно, - согласился Ари. – Итак, поскольку мне сказали, что у нас вроде как демократия, я ставлю вопрос на голосование. У нас есть два варианта. Мы можем выслушать встречное предложение и обдумать его, или можем поехать в Вайоминг и рассмотреть союз с арийским братством.

Джим ничего не сказал. Последний голос был его собственным, это была его тактика. Он сидел на дальней стороне стола, рядом с Ари, чтобы видеть то, чего хотели другие члены клуба, прежде чем отдать свой голос. Он не просто слушал голоса, а следил за выражением лиц своих братьев, чтобы заметить признаки беспокойства.

Он внимательно следил за ходом голосования. К тому времени, когда наступил черед его голоса, было уже шесть в пользу работы с «Diamondback», и голос Джима уже не имел значения. В ответ на все взгляды, направленные на него, Уэйд покачал головой.

- Я не хочу развязывать войну. Мой голос не имеет значения, но я бы проголосовал за перемирие с «Диаблос».

С ним согласились только Типпер и Донни, что означало, что решение было принято, но Уэйд прекрасно знал, что Боксер и Вилли проголосовали бы также, если бы обладали интуицией. Это перевернуло бы с ног на голову голосование, но Ари превратил бы их жизни в ад. Вместо этого Ари торжествующе усмехнулся и выпятил вперед грудь, словно надувшийся петух.

Джим не был уверен в том, когда начал ненавидеть Президента клуба. В молодости он очень уважал Ари. Но где-то попутно Джим повзрослел, и повидал слишком много людей, чтобы поверить в то, что в глубине души Ари были хорошие намерения. Жадность была его игрой, и, в конце концов, из-за нее их всех убьют.

Джим прошел в заднюю часть клуба и вышел наружу через заднюю дверь, закурил еще одну сигарету, и к нему присоединился Боксер, со словами:

- Все прошло хорошо.

Джим засмеялся.

- Ты саркастический сукин сын, не так ли?

Боксер пожал плечами, закурил сигарету и сказал:

- Мы получили от сделки дополнительные двадцать лет. Если мы завтра умрем, то можем быть благодарны за это. Без Бригадира, мы оба, вероятно, сделали бы что-то глупое, вроде передозировки в подростковом возрасте. По крайней мере, мы стали взрослыми. Черт, однажды ты даже влюбился.

Джим кивнул. Бригадир – Аарон Морган – на самом деле был бригадиром строительной бригады, в которой работали отцы, его и Боксера. Когда мальчикам было по двенадцать лет, их отцы работали на стройплощадке, и находились на балке на уровне четвертого этажа, та упала и увлекла за собой на землю обоих мужчин, и на них упали несколько стальных столбов, придавив под себя. Бригадир видел Джима и Боксера беспокойными подростками, матери которых были слишком подавлены потерей мужей, чтобы беспокоиться о воспитании мальчиков на пороге полового созревания, и он вмешался, как отец.

- Думаю, да, - согласился Джим. Он колебался, вспоминая день, когда Бригадир впервые привел их в клуб. – Ты когда-нибудь жалел о том, что вступил в клуб? – спросил Джим.

- Черт, нет! – реакция Боксера была восторженной. – Это лучшее, на что я мог надеяться. Я не очень хорошо учился в школе, братан. Ты это знаешь. И я не совсем Мистер Чарминг, но я получаю всех женщин, которых хочу. – Он засмеялся. – Я помню выражение твоего лица, Уэйд. Мы вошли сюда, и какая-то цыпочка с огромными сиськами сидела на коленях у Ари. Он зарылся в них лицом. Ты был похож на того волка из мультика с жужжащими глазами, и языком, свисающим на шесть футов из рта.

Джим тоже засмеялся.

- Мне было четырнадцать лет. Я никогда раньше не видел и пары буферов, кроме своей собственной матери. – С того момента пути назад уже не было. Хотя он и Боксер не присутствовали на больших вечеринках или не ездили с клубом, они были младшими членами. У них была работа, и они зарабатывали деньги, чтобы прокормить себя и своих матерей, и затем выросли мужчинами в этом клубе.

- Клуб – это все, что у меня есть, Уэйд, - на этот раз мрачно сказал Боксер. – Это все, что у меня было с тех пор, как умерла моя мама. У меня нет другой семьи, кроме тебя и этих братьев. Даже Бригадира больше нет.

Джим кивнул.

- Я знаю об этом. Мы оба здесь одиноки. – За исключением Сьюзан. Эта мысль промелькнула в его голове. Джим оттолкнул ее, он не стал бы полагаться на девушку, как на семью. Они никогда не будут так близки. Они жили разными жизнями, и иногда собирались вместе для взаимной разрядки. Уэйд стоял рядом с человеком, которому доверял больше всего на свете, а остальные из этого короткого списка находились где-то в здании позади него.

Боксер повернулся к нему лицом, его глаза убежденно горели.

- Разница лишь в том, что я готов умереть за этот клуб, Уэйд. Вот насколько я предан. Я не уверен, что ты тоже.

Джим не хотел признавать того, что Боксер был прав. Было время, когда его преданность «Стальным Когтям» была так глубока, но теперь он не был в этом уверен. С тех пор, как умерла Трина, он сомневался в своих обязательствах. Уэйд хотел больше, чем просто братьев. Он не мог сказать правду Боксеру или кому-либо еще, но Джим хотел страсти и нежности; чего-то, что противостояло бы жестокому и хладнокровному поведению, с которыми он ежедневно сталкивался здесь. Развернувшись, он улыбнулся.

– Ладно, Боксер, мы – братья больше, чем кто-либо здесь. Я сделаю все, чтобы вернуться. – Это было все, что он мог честно сказать.

- Я знаю, - сказал Боксер, поворачиваясь, чтобы вернуться внутрь. Джим смотрел ему вслед, удивляясь тому, что творилось в голове его лучшего друга. У него были подозрения в том, что Боксер готовился к тому, чтобы умереть в этой войне, которая была неизбежной, и Уэйду это не понравилось. Ему нужно было придерживаться позитивной стороны, сохраняя некоторую надежду на то, что он выживет, и это будет очень трудно, если Боксер не устоит.

Обеспокоенный, но решительный, Джим пошел следом за другом, направляясь к своей койке, чтобы немного отдохнуть. Он не спал прошлой ночью, после того, как уехал домой, и смертельно устал. Ему был нужен отдых, если он собирался ехать обратно на территорию «Диаблос», а потом в Вайоминг.