Утром полицай ожил. Он сидел на полу в умывальнике, прислонившись к стенке, черный, опухший, и смотрел в одну точку. Какая-то милосердная душа в обед поставила ему котелок с супом — полицай не пошевелился. Вечером его забрали в санчасть. А через несколько дней прошел слух — умер полицай.

Вечером обсуждали событие. Не все были за его казнь. Пожилой пленный на нижней койке говорил соседу:

— Ты посмотри и его сторону. Мы пришли, незваные-непрошеные, и начали людей тасовать. Я видел, как зимой, в лютую погоду, в открытых вагонах везли «врагов народа» в Сибирь: женщин, стариков и детей. Как ты думаешь, сколько их доехало? Может быть, и его родные там были. Вот он и запомнил и ждал своего часа, чтобы отомстить москалям. А когда немец дал ему палку, он и стал мстить. А кому? Тебе и мне. Уму него работал, как у тебя. Он мстил тебе, а ты ему! А виноват кто? Сам знаешь! Они за народной спиной прячутся и радуются, что мы друг другу горло перегрызаем!

Чего греха таить! Суд над полицаем переломил что-то в людях. Стал пропадать страх не только перед полицаями, но и перед немцами. Невидимыми путями наши чувства передались полицаям. Те вдруг притихли и присмирели!

После судили и били еще двух полицаев.

Было ясно, что суд был тщательно подготовлен группой людей не советской ориентации. Советская агентура повсеместно стремилась к ухудшению положения «изменников родины», а не облегчению их жизни в плену.

После месячного пребывания в лагере начали приезжать представители различных фирм и набирать пленных в рабочие команды. Мы с Петром увиливали, твердо решив попасть на сельскохозяйственные работы. Там хоть и нелегкая работа, но зато голодным не будешь. Всегда есть, что стащить. Но когда в бараке осталась только четвертая часть людей, всех вдруг загнали на литейный завод — тот самый, где Петр работал раньше. Упали наши сердца. Что может быть хуже литейного завода? Разве что шахта!

На дорогу нам выдали шинели. А на прощанье сам унтер стеганул каждого прутом, куда пришлось!

Хочу отметить, что, по моим наблюдениям, вопреки утверждениям советской печати, немцы абсолютно не интересовались настроениями пленных в лагерях Германии. Немцы раз и навсегда списали нас в свои враги, и в этом была своя логика. Надо быть идеальными христианами, чтобы забыть все издевательства и мучения, выпавшие на нашу долю. Это все равно что забыть и простить все преступления, творимые «родной партией», только уже не над пленными, а над всем русским народом.