— Границы города сдвинулись?

— Нет, — Сатору разглядывал канат. — Он новый. Старый барьер еще там, где всегда бы.

— Тогда что это?

— Барьер внутри города, который идет вокруг Пайнвинда.

В этом не было смысла, как ни гляди. Священный барьер должен был отгонять плохое, но казалось, что он что-то сдерживал.

Сатору глубоко вздохнул.

— Если мы хотим идти дальше, нужно пересечь барьер.

Я кивнула. Это было не просто пересечь канат, запрещающий проход. Если нас увидят, мы не сможем оправдаться.

Но я знала, что только так можно найти Шуна.

Мы нырнули под канатом, стараясь не задевать бумажные ленты.

Сначала казалось, что ничего не изменилось. Но мы шли, и стали появляться ненормальные вещи.

Обычно густой пролесок в лесу выглядел так, словно его примяло ураганом. Все было искажено и умирало.

Я не могла понять выражение лица Сатору. Мы шли в тишине.

Небо подернули облака, солнце было еще высоко в небе, но все вокруг темнело все сильнее. Деревья закрывали свет, их толстые ветки словно сливались в крышу над нами. По сравнению с пролеском, деревья казались больше обычного.

Сатору отломил ветку и поджег ее проклятой силой. Хоть был еще день, мы ничего не видели без факела.

Через какое-то время меж деревьев появился свет. Мы пытались приблизиться, но мешали корни деревьев. Они поднимались из земли как большие змеи, извиваясь, не давая пройти. Мир выглядел чужим. Я хотела предложить пробить путь проклятой силой, но понимала, что это оставит след, что мы тут были. Я с неохотой шла среди брешей в деревьях.

— Саки, — Сатору обернулся, поднимая факел. — Смотри.

Он указывал на стволы деревьев. Их кора была не с обычным узором сосен. Она была в комках, похожих на опухоли.

И некоторые из них напоминали лица людей.

Лица, искаженные от боли, кричащие, мертвые.

Я поежилась и отвела взгляд.

— Поспешим.

Я была готова к ужасам впереди. Но зрелище меня поразило.

Склон был более-менее расчищен, где упали камни. Деревья стояли через промежутки, и земля была полна горных азалий. Странно, что, хоть уже была осень, они были в цвету, покрывали склон красными и розовыми цветами, наполняя воздух сильным ароматом.

— Красиво… — я вдыхала их запах, склоняясь ближе.

— Стой. Не трогай их, — Сатору поймал меня за руку. — С этими цветами что-то не так. Смотри, — он указал на свои ноги.

Землю усеивали трупы муравьев, пчел, жуков, пауков и других насекомых.

— Разве запах не слишком сильный? Он, наверное, ядовитый.

— В азалиях?

— Это не обычные цветы.

Его слова словно разрушили чары. Я посмотрела на цветы, которые до этого считала красивыми, и поежилась от их обманчивого яда.

Но не только от этого.

— Откуда холод?

Холодный ветер дул из глубин леса.

— Давай посмотрим… — сказал Сатору, явно готовясь к худшему.

Словно одержимые, мы шли к источнику ветра.

— Снег! — закричал он.

— Невозможно. Еще осень. Снега нигде нет, — я не могла поверить глазам.

Сатору коснулся белой пыли на корнях деревьев.

— Погоди, это не снег.

— Тогда что? — мне не хватало смелости коснуться этого.

— Иней. Его много, и потому похоже на снег. Не знаю, почему, но земля куда холоднее, чем должна быть, и вода в воздухе замерзает.

Но лед никогда не таял только глубоко под землей.

Все перепуталось. Все тут отрицало законы природы.

Мы обошли обледеневший участок. Сто метров спустя лес резко заканчивался.

— Осторожно, — тихо сказал Сатору.

Мы легли на землю и поползли к краю леса.

Вид потрясал. Внизу была чаша в земле в двести метров в диаметре, в сто пятьдесят метров глубиной. Напоминало огромную нору муравьиного льва.

— Невероятно. Это сделал метеорит?

— Шш, — Сатору прижал палец к своим губам. — Там люди.

Человеческие силуэты виднелись на дне ямы.

— …это не был метеорит. Такую дыру мог оставить только огромный взрыв. Мы ничего не слышали, — прошептал он в ответ на мой ранний вопрос.

— Тогда что это за дыра?

— Хватит все у меня спрашивать.

— Что? Ты не знаешь ответ?

Сатору выглядел оскорбленно.

— Я могу лишь догадываться. Яму могли сделать те люди внизу.

— Зачем?

— Шш, — снова зашипел на меня Сатору.

Два человека медленно поднимались, паря. Я боялась, что они окажутся рядом с нами, но они опустились на другой стороне ямы и пошли прочь. Когда они пропали из виду, Сатору стал говорить нормальным голосом:

— Они, наверное, пытаются что-то выкопать.

Я смотрела на дно кратера. Что-то было внизу, скрытое тенью ямы. Будь я на другой стороне, я бы увидела. Вдруг у меня появилась идея.

— Сатору, сделай там зеркало, — указала я.

Он тут же понял мою идею. Воздух замерцал, слепящий свет вспыхивал по сторонам. Лучи слились, и появилось серебряное зеркало.

— Наклонил его сильнее.

— Я уже понял! Да-а-вай!

Он медленно накренил зеркало. Вскоре мы смогли увидеть, что было на дне ямы.

Мы затихли от потрясения. Разве я не была тут раньше? Почему не поняла сразу, где мы были?

Зеркало отражало большой дом, почти засыпанный грязью. Один взгляд на темное дерево, и я узнала дом Шуна.

Мы почти не говорили на обратном пути.

Хоть мы увидели много странностей в сосновом лесу, мы думали о Шуне.

Я не знала, что случилось, но земля словно хотела проглотить дом Шуна. Вряд ли такое можно было пережить. Так почему я была убеждена, что Шун был еще жив?

Где он теперь? Он в порядке? Ему нужна была помощь? Эти вопросы без ответов крутились в моей голове.

— Ты сказала, что он ушел из дома, да? Значит, он в порядке, — сказал Сатору скорее себе, чем мне. — Поищем его завтра утром. Уверен, мы его найдем.

— Разве не стоило пойти сейчас?

— Солнце скоро скроется. Мы не знаем, где сейчас Шун. Знаю, ты переживаешь, но мы лучше начнем утром.

Как он мог быть таким спокойным? Он не переживал? Я не ощущала уверенность.

Мы прибыли в парк, где собирались встретиться с Марией и Мамору, но их не было видно. Мы подождали немного и решили пойти по домам.

— До завтра.

Слова не подходили ситуации. Казалось, мы прощались после пикника в парке. Мы пошли по разным дорогам — Сатору по тропе в Хейринг, а я — на лодке в Вотервил.

Тени тянулись в городе, пока солнце опускалось за гору Цукуба. В городе горели огни, и вода блестела, отражая искры. Это было мое любимое время дня, когда я наслаждалась пейзажем, думая о событиях дня, размышляя, что ждет меня завтра.

Я привязала лодку за нашим домом и прошла в заднюю дверь. Я удивилась тому, что родители рано были дома.

— С возвращением, — мама улыбнулась. — Ужин готов. Мы давно не ели вместе.

Отец смотрел на меня, пока я усаживалась за стол, а потом широко улыбнулся.

— Ты вся в грязи. Помойся.

Я думала, что отец спросит, где я была, когда я вернусь, но он не стал. Он говорил о планах установить фонари в центре города, потому что жаровен было мало. Но фонари требовали электричества, которое позволяли использовать только для колонок в ратуше. Так что, чтобы план осуществился, нужно было свериться с Кодексом этики.

— Сколько бы мы ни писали, комитет этики никогда не согласится, — ворчал мой отец, мэр, тыкая палочками кусочек рыбы.

— Лучше бы ты сначала сделал что-то с освещением в библиотеке, — сказала мама. Ее работа главного библиотекаря делала ее статус выше, чем у мэра.

— Библиотека уже использует пятую годового бюджета.

— Знаю. Но мы работаем допоздна, и фосфоресцирующие лампы — лишняя суета, — она указала на свет над столом.

Тогда широко использовались фосфоресцирующие лампы. Их часто звали шарами бонтан, это были большие трубки с вакуумом, внутри они были покрыты особой краской, содержащей платину или иридий. Когда его заряжали проклятой силой, лампа сияла какое-то время. Около получаса, а потом тускнела, и ее приходилось заряжать снова. Это раздражало.

— Сейчас только в Вотервиле есть достаточно электричества. Но проложить кабеля до библиотеки в Хейринге не выйдет.

— Нельзя построить новое водяное колесо у библиотеки?

— Это будет сложно. Это помешает передвижению, и каналы там с медленным течением, так что не будут производить электричество.

Чем больше они болтали, тем больше я ощущала, что что-то не так. Они словно намеренно играли это, чтобы не дать разговору перейти на другую тему.

— А вы не знаете, что случилось с Шуном?

Они тут же притихли.

Мое сердце колотилось. Я знала, что вопрос был опасным, так зачем задала его? Я злилась на беспечный разговор родителей, пока мы переживали за Шуна? Или я хваталась за шанс узнать хоть какую-то подсказку?

— Ты про Шуна Аонуму? — тихо спросил отец.

— Да. Он вдруг перестал ходить в академию, — мой голос дрогнул.

— Об этом говорить запрещено. Ты ведь это знаешь? — мама напряженно улыбнулась.

— Да, но… — я опустила взгляд на грани слез.

— Саки… Сач-чан, — папа слабел, когда видел мои слезы.

Так он не называл меня с тех пор, когда мне было пять лет.

— Милая, — тревожно сказала мама.

— Все хорошо. Саки, послушай. В жизни будет много сложностей. Среди них и расставание с друзьями.

— Что случилось с Шуном? — закричала я, перебивая его.

Отец нахмурился.

— Он отсутствует.

— Почему?

— Пару дней назад в Пайнвинде произошел несчастный случай. Шун Аонума и его родители пропали с тех пор.

— Случай? Какой? Никто не говорил об этом. Почему…

— Саки! Хватит, — строго сказала мама.

— Но…

— Мы переживали за тебя, ясно? Не перечь и слушай нас. Хватит лезть в то, что тебя не касается.

Я с неохотой кивнула и встала.

— Саки, пожалуйста, — мама почти плакала, когда я собиралась покинуть кухню. — Я не могу потерять еще… Нет, я не хочу потерять тебя. Прошу, слушайся нас.

— Хорошо. Я устала, так что пойду спать.

— Спокойной ночи, Саки, — сказал отец. Он обвил рукой маму, которая зажала переносицу.

— Спокойной ночи.

Я поднялась по лестнице, слыша слова мамы: «Я не могу потерять еще… Нет, я не хочу потерять тебя». И я уже слышала от нее крик, полный боли: «Я не хочу потерять еще одного ребенка!».

Я лежала на кровати с миллионом мыслей в голове, но не могла уснуть.