КАРТЕР

Я не могу не смеяться над заголовком.

— Прочти снова!

— Картер Харрисон: сердцеед. — Мама качает головой и поднимает газету.

— Гениально. Гуру Слухов в этом году заслуживает Пулитцера. — Я скрещиваю пальцы, а мама откладывает газету.

Подобрав её сам, начинаю читать о себе. Забавно, хоть и в статье значится моё имя и фотография с какого-то мероприятия, прошедшего несколько месяцев назад, но ощущается как будто не обо мне. Особенно полюбившаяся часть: "Будьте внимательны одинокие девушки Нью-Йорка. Освободилось вакантное место невесты горячего холостяка".

Но должен признать, что мне больше всего понравилось то, что имя Софи не упоминалось.

— Я думала, раз у нас нет пиар-менеджера, нам не стоит беспокоиться об утечке нечто подобного. У той Джил получится замечательный день, раз ты снова один. Помнишь её? До Шейлы Мари? Та, которая разболтала про прослушивание в СРА?

Я уставился на маму. Думал, это она сделала…

Но относил к сомнениям, которые у меня были на счёт матери. Не могу поверить, что все эти годы считал её виноватой в утечке прессе новостей. Или все разногласия, которые у неё были с продюсерами, происходили, потому что она чрезмерно помешана на контроле (когда на самом деле она присматривала за своим ребёнком). Или, что более важно, мысль о том, что я до сих пор актёр — это её полная ответственность.

Я до сих пор не могу поверить, что мама спокойно приняла новость о том, что актёрство — это не моё. Не думаю, что это месяца на три, но всё же. И она очень поддерживала меня в поиске школы искусств.

— Поэтому она была уволена?

Помнится, думал, что Джил уволили потому, что она не распространила информацию о моём поступлении в СРА. Всякий раз, как об этом упоминалось, мама всегда комментировала это. Но я считал, она не рада размещению или чему-то еще. А не то, что она была расстроена, что новость вообще была упомянута.

— Да. Я совершенно ясно дала ей понять, что твоё образование — это не предмет для распространения. Если она хотела прорекламировать твой выход в свет, то вперёд, но учёба и личная жизнь — это табу.

Я никогда не представлял, чем занимается мой пиар-менеджер. Этими вопросами всегда занималась мама. Мне оставалось только делать то, что она говорит.

— А кто, ты думал, рассказал прессе о прослушивании?

Я молчу. Она поднимает газету и начинает читать.

— Мам, когда я был маленьким, мне нравилось ходить на все эти прослушивания?

— Да. Каждое утро ты подходил, садился ко мне на колени и спрашивал, куда мы на этот раз собираемся. Казалось, тебе действительно нравилось. После прослушиваний мы обычно шли в Макдональдс потому, что я хотела, чтобы у тебя был своего рода опыт чего-то нормального — поесть жирную еду, поиграть с другими детьми… Не знала, что еще делать. Я была матерью-одиночкой, которая не планировала иметь сына с таким стремлением к известности.

Я прихожу к мысли, что во всём случившимся со мной, виноват только я. Ненавижу мать за то, что выглядела в моих глазах как типичная мамочка малолетней звезды, потому что она кто угодно, только не такая.

— Кстати, дорогой, в музее Гуггенхейма открывается новая выставка. Хочешь сходить в следующие выходные?

Большинство детей убили бы за такого понимающего и поддерживающего родителя. У меня есть такой, но всю жизнь её отталкивал. Потому что легче винить кого-то другого.

Но как только я осознал, что сам себе мешал быть счастливым, весь мир стал сразу более открытым.

Я чувствую себя счастливее, увереннее и сейчас, к счастью, один.

И возможно готов стать самим собой.

С тех пор, как говорится, я увидел свет, то осознал, что должен воспользоваться даром судьбы.

Эмма изучает меню с пристальным вниманием, словно вспоминает иностранный язык.

— Тебе действительно позволено есть подобную еду? Я не вижу в меню курицу-гриль.

— Эй, я делаю так раз в неделю. Добро пожаловать в мой сладкий нижний мир. Ты со мной или нет?

— Ой, определённо да. Подумываю о ванильном мороженном…

— Скучно!

— Дай закончить. C арахисовым маслом, горячим шоколадом, карамелью, зефиром со взбитыми сливками, миндалем и вишней, конечно.

— Конечно.

Эмма заказывает просто мороженое с фруктами из того магазина мороженного, который я открыл несколько лет назад, когда направлялся домой из студии Адской кухни. Теперь, когда Чейз Проктор слёг с лихорадкой (внимание спойлер! Она превратилась в неизлечимую болезнь, которая вводит меня в ступор… на тот случай, если когда-нибудь я захочу вернуться), я смогу вернуть своё лицо.

Мы находим место в углу и Эмма сразу усаживается. В последнее время она выглядела более уверенной. Мне кажется, мы все понимали, что она особенная, и я надеюсь, что она также это осознаёт.

— Надеюсь, не потеряю руку, если попробую укусить?

Эмма с удовольствием показывает липкое мороженое у себя во рту.

— Ой, прости.

Она берёт большую ложку и даёт остальное мороженое — вернее, все, что от него осталось, — мне. Для маленькой аккуратной девочки у неё большой аппетит.

— Итак, я работала над своей песней для шоу. Думаю, с ней пойду на прослушивание. А ты знаешь, что собираешься делать?

Приглашения на выпускное шоу были разосланы в начале этой недели. Я даже не обрадовался, когда получил своё.

— А что ты думаешь о том, если я покажу мои рисунки совету?

— Будет здорово. Мне понравилась та, где ты нарисовал Центральный Парк.

Она начинает тыкать ложкой воздух.

— Пуатилизм.

— Говоришь, как настоящий художник.

Странно слышать, как кто-то называет меня так. Художник.

Но дело не во мне. Я должен кое-что сказать Эмме. И догадываюсь — хотя, знаю наверняка — это не впервые, когда кто-то пытается её образумить.

— Я хочу поговорить с тобой о Софи.

Могу сказать, что реакция Эммы показала, как она обеспокоилась возможным моим воссоединением с ней. Я верю, что выражение “холодный день в аду” как можно лучше описывает эту вероятность.

Но вернёмся к сути.

— Ты же понимаешь, что она использует тебя, правда?

Эмма роняет ложку и немного сползает по стулу. Счастье ушло, просто взяло и ушло.

— Я знаю, что все думают, ладно. Я не настолько глупа. Думаешь, мне было приятно осознавать, что она появлялась только тогда, когда ей было что-то нужно. Вполне себе заметное поведение. Это очень ранит меня. Но что все ждут от меня? Она единственная, кто поёт мои песни. У меня бы духу не хватило на первом курсе выйти перед аудиторией и спеть — я даже не знаю, смогу ли сделать это сейчас. Так что последние три года, она вселяла во мне уверенность, исполняя мои песни. Я не могу просто бросить её потому, что решила попытаться запеть. Понимаю, что мы уже не такие друзья, какими были, но тебе стоит помнить, что я начала играть в группе без неё. У меня нет много времени на неё. Не говоря о том, что ем мороженое с её бывшим парнем. Так что не вини во всём Софи.

Она подбирает ложку и соскребает мороженое со дна стакана.

— Простите, мистер Харрисон? — официантка.

Я замечаю пожилую леди с камерой в руках.

— Пожалуйста, зовите меня Картером.

Я дарю ей улыбку "Картера Харрисона". Некоторые роли сложно забыть.

— Не против?

Она смотрит на фото местных политиков и актёров, украшающих стены. Я всегда это замечал и мне интересно, почему она раньше этого не просила. Полагаю потому, что всегда приходил в бейсболке и капюшоне, брал мороженое на вынос. Сегодня впервые присел за столик.

— Конечно.

Эмма начала вставать с места.

— Ок. Ваша подружка тоже может сфотографироваться.

Я улыбаюсь Эмме, хватаю за руку, прежде чем она начнет сопротивляться и подталкиваю её, так что она оказывается сидящей у меня на коленях. Мы держим пустые стаканы из-под мороженого, женщина делает нужное фото. Она просит нас обоих расписаться в гостевой книги, а потом дает купоны на бесплатное мороженое в качестве благодарности.

— А можно прямо сейчас еще мороженого?

Я тяну её к выходу, мы направляемся назад в школу.

И момент сейчас, как по мне, самый подходящий.

— Есть еще кое-что, о чем я хотел бы с тобой поговорить.

— Мне больше не хочется говорить о Софи. Или об Итане. Все только и говорят о том глупом поцелуе. Все случилось под впечатлением от выступления. Поверь мне, я много раз видела, как он целует девушек после шоу. Многих девушек. Это не такое уж и большое дело. Я просто оказалась ближе всех в тот момент.

И тут мне показалось, что я единственный кто играл, притворяясь.

— Нет, я не об этом. Дело в школе.

— Ой, прости.

— Ничего. Просто, я думаю… думаю, если не смогу перевестись на художественное отделение, то собираюсь бросить СРА.

Слова повисли в воздухе. Я поворачиваюсь к Эмме. Она начинает медленно кивать и могу сказать, что следующие слова Эмма подбирает осторожно.

— Бросить старшую школу — не самая лучшая идея, Картер.

— Знаю. Это не старшая школа; это СРА. Я устал от этих ролей, давящих на меня. Если я смогу учиться искусству, то нет смысла учиться здесь. Я могу пройти тест по общеобразовательной подготовке — это и собирался сделать, пока был связан со съёмками. Так что теперь нет необходимости в дипломе СРА, особенно учитывая то, что иначе мой образ Картера Харрисона — притворщика сохранится. Я играл роли, сколько себя помню. Больше не хочу этим заниматься. Я действительно устал делать то, что не приносит мне счастье.

Эмма и я прогуливаемся по парку и разговариваем. Здесь нет места заученным репликам, я говорю то, что давно хотел высказать.

И если правильно помню, то делаю это впервые. Моё разочарование школой, учителями, комиссиями, тем, что СРА оказалось не тем, что рисовалось в моей голове. Мне нужно большее. Я заслуживаю большего. Хочу быть счастливым. Я хочу создавать искусство, а не просто декламировать реплики.

Я решил не прятаться за ролью или притворяться кем-то, кем не являюсь. Вместо этого, делаю единственную вещь, которая пугает меня больше всего. Бросаю актёрство. Вот так просто. Я верю в высказывание "правда освобождает". Но то, о чём она умалчивает, так это о том, что убирая одни оковы, сдерживающие тебя, ты не захочешь освобождения других.