Глава 24

— Что ты имеешь в виду, говоря о трех тысячах долларов? — Голос Смита был резким и злым.

Ремо зажал телефонную трубку между подбородком и плечом, растирая замерзшие руки в телефонной будке на вокзале Пенсильвания в Нью-Йорке.

— Все верно, три куска. Мне они нужны на кольцо. Я в Нью-Йорке. Мы приехали сюда, потому что она настаивала на ювелирном магазине Тиффани.

— Она настаивала на магазине Тиффани?

— Да.

— Почему именно на нем?

— Потому, что она этого хотела.

— Три тысячи… — удивился Смит.

— Послушайте, — сказал Ремо, говоря тихо, чтобы его голос не был слышен за пределами телефонной будки. — Мы уже потратили три тысячи долларов и до сих пор не проникли в это здание. С таким кольцом я смогу вальсировать там, а вы зажали какие-то жалкие три тысячи?

— Три тысячи не жалкие. Одну секунду, я хочу проверить кое-что. Тиффани. Тиффани. Тиффани. Х-м-м. Да, мы можем.

— Что?

— Ты получишь чек на три тысячи.

— Почему не наличные?

— Ты хочешь купить кольцо сегодня?

— Да.

— Расплатись чеком. И помни, у тебя в запасе еще два дня.

Впервые Ремо ехал по мосту Джорджа Вашингтона в такси. Когда будучи совсем мальчишкой он жил в приюте Святой Марии в Неварке, у него никогда не было денег. Когда он стал полицейским, у него никогда не было желания. Но всего двадцать минут назад на Пятой Авеню в Нью-Йорке он остановил такси и произнес: «Восточный Гудзон, Нью-Джерси».

Синти не переставала разглядывать свое обручальное кольцо в два с половиной карата, то отведя руку в сторону, то приближая к своим глазам кольцо, которое убеждало ее в том, что она заполучила самое главное в жизни, — она заполучила своего мужчину.

Ее редкие волосы были собраны в узел на затылке, что делало ее похожей на скульптуру. Косметика скрывала следы бессонной ночи и делала ее более взрослой и зрелой. Ее губы были накрашены помадой модного оттенка. Кружевной ворот блузки окутывал ее грациозную шею. На ней был новый коричневый твидовый костюм. Ее ноги, красивые, когда были обнажены, стали только привлекательнее в нейлоновых чулках. В своем наряде с иголочки она была прекрасна.

Синти положила руку с кольцом на ладонь Ремо и нагнулась, шепча ему на ухо. Ноздри Ремо уловили изысканный аромат, когда Синти сказала:

— Я люблю тебя. Я потеряла свою невинность, но выиграла своего мужчину.

Потом она снова посмотрела на кольцо с алмазом. Ремо продолжал смотреть на мелькнувшие за окном опоры моста. Мрачные, зловещие облака без проблеска солнца нависли над Гудзоном.

— Если присмотреться, то в солнечные дни он виден отсюда, — сказала Синти.

— Кто?

— «Ламоника Тауэрс». В нем всего двенадцать этажей, но его можно иногда увидеть с моста. — Она со страстью сжала его руку.

— Милый?

— Да, — сказал Ремо.

— Почему твои руки такие грубые? На них мозоли. — Синти перевернула его ладонь. — И на костяшках пальцев тоже.

— Я не всегда был писателем. Мне приходилось работать руками. — Он быстро сменил тему разговора, но его мысли были далеко отсюда. Он думал о трех трупах, лежащих на заднем сиденье припаркованного «кадиллака». Это были люди Фелтона, и если Фелтон узнает, что они мертвы, он поймет, что это сделал Ремо. Ремо надеялся на то, что тела еще не найдены. Его мысли были прерваны восклицанием Синти.

— Разве он не прекрасен?

В полумиле впереди возвышалось двенадцатиэтажное белое здание «Ламоника Тауэрс».

Ремо хмыкнул. Прекрасно? Он работал меньше недели, а сделал уже достаточно ошибок, которые могли провалить всю операцию. Это прекрасное здание может стать его надгробием. Он убил троих. Торопливо и глупо. Убил, как ребенок, обрадовавшийся новой игрушке. Неожиданность, его главное оружие, была утрачена. После Мак Клири Фелтон должен был ожидать, что кто-то попытается выйти на него через его дочь. Он послал этих троих предотвратить эту возможность. И Ремо убил их. Даже если их тела еще не найдены, пропажа троих людей должна обеспокоить Фелтона.

Ремо нужно было взять деньги от этих троих и отправиться прямо в «Ламоника Тауэрс», не занимаясь любовью с Синти. Он мог спросить Фелтона об этой троице. Это послужило бы ему пропуском, и Фелтон не был бы готов к атаке.

Ремо посмотрел налево, на темный туман, окутывающий пристань Нью-Йорка. Фелтон уже, вероятно, готовится к защите. Стоит Ремо оставить дочь Фелтона хоть на минуту, чтобы купить сигарет в лавке, и Фелтон убьет его. Человек, который так защищает свою дочь, не задумываясь прикончит ее возлюбленного. Пока он с Синти, Ремо в безопасности.

— Я люблю тебя. — Ремо снова сжал ее нежную руку. Если он воспользуется Синти как щитом, пока не останется наедине с Фелтоном, у него есть шанс узнать о Максвелле.

— Милый, — Синти прервала его мысли.

— Да.

— Моя рука, ты раздавишь ее.

— О, прости, дорогая. — Ремо скрестил руки на груди, как это часто делал Чжиун. Он почувствовал, как на его губах появилась тонкая улыбка. В такой ситуации Чжиун сказал бы своим восточным певучим голосом: «Тупиковая ситуация — это ситуация ума. Из нее всегда есть выход для человека, который умеет думать».

Это выглядело глупо, когда Чжиун, сморщив свое лицо, повторял это снова и снова. Но сейчас это пригодилось. Если Фелтон не может убить его в присутствии Синти, Фелтон бессилен, и Ремо сможет действовать первым. И если будет невозможно застать Фелтона одного без его подручных, защищающих его, они всегда смогут побеседовать, как сын с отцом в присутствии Синти. Ремо сможет сделать это вне «Тауэрса», где раздвигались стены, и где никто не мог быть уверенным, что находится один в комнате. А Синти сможет помочь ему назначить встречу с Фелтоном без слуг и телохранителей. Ремо мог предложить отобедать в ресторане. Синти дико любила поесть. Конечно, как свидетельницу, ее придется убрать. «Кью» не нужны были свидетели.

Неожиданно Ремо заметил, что Синти внимательно смотрит на него, как будто чувствуя что-то. Затаив дыхание, он приготовился ответить на вопрос, который мог бы разрушить все. Чжиун однажды сказал: «Женщины и коровы чувствуют приближающийся дождь и опасность».

— Ты выглядишь так странно, милый, — сказала Синти. Ее голос был прохладным. Голова была наклонена, словно она увидела что-то новое в старой картине.

— Наверное, я нервничаю перед встречей с твоим отцом, — сказал Ремо, обняв ее за плечи и глядя в голубые глаза. Он поцеловал ее и прошептал: — Но как бы она ни прошла, я люблю тебя.

— Не будь глупым, — сказала Синти. — Папа сразу полюбит тебя. Ему придется это сделать, когда он увидит, как я счастлива. Я чувствую себя прекрасно и хочу любить. Я никогда не думала, что буду чувствовать такое.

Синти вытерла следы помады с его губ, когда такси остановилось около «Ламоника Тауэрс».

— Ну что ж, дорогая, давай встретимся с твоим отцом, — сказал Ремо.

— Ты полюбишь папу, — сказала Синти. — Он все понимает. Когда я позвонила ему из Филадельфии и сказала, что он скоро встретится со своим будущим зятем, он остался очень доволен. «Привози его быстрее, — сказал он. — Я очень хочу встретиться с ним».

— Неужели он так сказал?

— В точности. — Синти изобразила лицо своего отца. — «Я очень хочу встретиться с ним».

Предостерегающий звонок прозвенел в сознании Ремо. Фелтон уж очень ждал этой встречи.

Они вылезли из такси и Ремо повел Синти ко входу.

Швейцар не узнал ее и был удивлен, когда она сказала:

— Привет, Чарли.

Он моргнул и сказал:

— О, мисс Синти. Я думал, что вы все еще в школе.

— Уже нет, — ответила Синти довольным голосом. Вестибюль был просторным и ошеломляющим, со светлым современным дизайном.

— Нет, не на этом лифте, — сказала Синти. — У нас есть специальный. Он там.

— О, я должен был догадаться, — сказал Ремо.

— Ты не думал, что у нас так много денег, и ты сошел с ума потому, что неожиданно узнал о том, что я чертовски богата.

— Почему я должен сходить с ума от этого?

— Потому что это компрометирует тебя, делает из тебя этакого охотника за счастьем.

Ремо устраивало ее объяснение.

— Хорошо… — сказал он.

— Давай не будем обсуждать это, — предложила Синти, доставая из сумочки ключи. Как многие женщины, она любила все оспаривать, но не любила проигрывать.

Порывшись в сумочке, она наконец достала специальный ключ на серебряной цепочке. Ключ оканчивался круглым стержнем, который она вставила в отверстие рядом с полированными стальными дверями лифта. Ремо видел такой ключ раньше. Он был в связке ключей, которую Ремо вытащил из замка зажигания «кадиллака» с тремя трупами.

Синти повернула ключ вправо секунд на десять, потом влево на то же время и вытащила. Дверь лифта открылась так, как Ремо никогда не видел. Она не выскользнула в сторону, а поднялась вверх.

— Не правда ли, необычный лифт? — спросила она.

— Возможно, — согласился Ремо.

— Папа установил множество причудливых предосторожностей, которые предотвратят появление нежелательных людей в здании и тем более в его апартаментах. Если он не ждет тебя, то тебе придется воспользоваться ключом. Этот лифт поднимается только на наш этаж. Используя его, нам не придется ждать в приемной.

— Приемной? — спросил Ремо.

— Да. Это специальная комната, где Джимми, дворецкий, осматривает людей через одностороннее зеркало. Я наблюдала за ним однажды, когда была маленькой.

— Не думай, пожалуйста, что мой папа чудак. У него были тяжелые времена после смерти матери.

— Что случилось?

— Мама, — сказала Синти, — ушла с другим человеком. Мне было восемь лет. Мы никогда не были близки, ма и я. Ее больше волновала ее внешность, чем действия. Однажды папа застал ее с другим мужчиной. Я была тогда в гостиной. Он сказал им убираться, и они ушли. Больше я никогда их не видела. С тех пор он изменился. В этом, я думаю, и есть причина его предосторожностей.

— Ты хочешь сказать, что он стал таким после этого?

Синти молчала некоторое время.

— Нет, не совсем. Все это существовало столько, сколько я себя помню. Он всегда был таким чувствительным, и это лишь усугубило. Не думай плохо о нем, я люблю его.