— Соврать? — спрашивает моя мама, изменив интонацию, чтобы превратить слово в вопрос. — Только не говори, что ты передумала ходить по магазинам.

Я спотыкаюсь и, моргая, таращусь на маму. Я не ожидала застать ее дома, но еще больше меня шокирует ее вид. Она в фартуке и, словно завзятая домохозяйка, по локти в муке.

— Привет. Нет, она о другом говорила. Что ты делаешь дома? Я думала, ты на сборе средств.

Она улыбается, но какой-то слишком широкой и яркой улыбкой.

— Просто решила взять выходной.

После аварии она брала выходные достаточно часто. То, что этот выходной день настал после моего недавнего прогула уроков, а затем визита к доктору Московицу, вызывает у меня подозрение.

— И сделать печенье?

Мама снова опускает взгляд в миску и робко пожимает плечами. Она знает, что я раскусила ее, но не подает виду.

— С шоколадом. Звучит неплохо, угу?

Шарлотта делает шаг вперед.

— Определенно. Как удачно я к вам приехала. Давно не ела свежеиспеченного печенья. — Она протягивает моей маме ладонь. — Здравствуйте. Я Шарлотта. Новенькая в школе, где учится Бэйли, и ваша дочь была так мила, что предложила мне стать ее партнером в проекте по истории.

— Ой! Точно, прости. — Мои навыки гостеприимства крайне слабы. — Мама, это Шарлотта Митчелл. Шарлотта, это Марлин Аткинсон, она же мама.

Пока они пожимают руки, мама начинает сиять так довольно, что ее улыбка практически ослепляет.

— Добро пожаловать, Шарлотта. Рада знакомству.

Мама возвращается к замешиванию теста и говорит чуть громче, чтобы мы могли слышать ее, пока она стоит к нам спиной.

— Итак, девочки, что за проект вам нужно сделать?

Вместо того, чтобы подняться ко мне, мы с Шарлоттой вытряхиваем содержимое наших сумок на кухонный стол, чтобы заниматься проектом поближе к печенью.

— Нам надо выбрать человека из современной истории США — 1900-х годов или позже — и сделать доклад о том, как он или она повлияли на историю и общество нашей страны.

— О! — Мама перестает выкладывать шарики из теста на противень и так стремительно оборачивается с полной ложкой в руке, что тесто чуть не вылетает оттуда. — Выберите Джеки Кеннеди. У нее было превосходное чувство стиля.

Теперь понимаете, что я имела в виду, говоря о бывших первых леди?

— Если делать проект о ком-то из Кеннеди, то не лучше ли выбрать президента?

Шарлотта вытаскивает из розовой папки план проекта и, покусывая кончик ручки, снова изучает требования к нему.

— Ну не знаю, по-моему, мистер Тэтчер из тех учителей, которые ценят оригинальность. В том смысле, что он разрешил нам выбрать самостоятельно, о ком мы хотим рассказать, и сказал проявить творческий подход к нашим презентациям, а в качестве примера использовал Синдера и Эллу.

Серьезно? Вот уж не думала, что мистер Тэтчер настолько продвинутый. Хотя, опять же, единственное, что я сегодня услышала в классе, это шушуканье Джейка и Чейза о том, что если мы с Шарлоттой подружимся, то это будет идеально для нас четверых. Я встряхиваю головой, пытаясь сосредоточиться на разговоре.

— Хорошо, — говорит мама. — Если мы хотим придерживаться темы Кеннеди, но действовать более творчески, тогда, возможно, вам следует сосредоточиться на Мерилин Монро и вместо убийства подчеркнуть их предполагаемую интрижку.

Я перевожу взгляд на маму, не совсем уверенная, что правильно ее поняла, а Шарлотта смеется.

— Звучит скандально. Мне нравится.

— Или можно рассказать об обеих женщинах — жене и любовнице, — продолжает мама, ставя печенье в духовку. — Вы сделаете доклад о президенте Кеннеди, но расскажете о нем с точки зрения его женщин. Используйте их, чтобы рассказать людям о его жизни, карьере и в целом о том времени в истории США.

— Да! — чуть ли не взвизгивает от энтузиазма Шарлотта. — И можно нарядиться на презентацию в них! — Она оглядывает меня, и ее глаза округляются. — Ты просто обязана быть Мерилин! С твоей-то фигурой и волосами ты идеально подойдешь на ее роль! Мы нарядим тебя в ее знаменитое белое платье. А я надену жемчуга, длинные перчатки и шляпку. Да! Бэйли, соглашайся! Еще можно напечатать фигуру президента на картоне в натуральную величину и поставить его между нами.

Идея и впрямь интересная, и Шарлотта так радуется, что я просто не могу сказать «нет».

— Хорошо.

Шарлотта с мамой издают радостный возглас.

Мы достаем ноутбуки, и пальцы Шарлотты быстро порхают по клавиатуре, когда она начинает исследовать тридцать пятого президента.

— Блестяще, — бормочет она, качая головой. — Надо же, какая классная у тебя мама. Теперь я ни за что не поверю, что твой отец был ботаном.

Мне не стыдно, что она сказала это в присутствии мамы. Папа и правда такой. Даже мама смеется.

— На самом деле, это чистая правда. В Лессе, храни его бог, нет ни капельки крутизны. Именно поэтому я и влюбилась в него. Мы оба ходили в колледж при университете Нью-Йорка. Я училась на дизайнерском факультете, где меня окружали «крутые» ребята, и каждый день, возвращаясь домой, видела, как в кафе сидит, зарывшись в учебники, этот парнишка. Он был таким безнадежно… ботанистым. Я не могла не влюбиться в него.

Мамин рассказ заставляет нас улыбнуться. Когда Шарлотта замечает мою улыбку, в ее глазах вспыхивает огонек.

— Яблочко от яблони, да?

До меня не сразу доходит смысл ее слов, но когда я их понимаю, у меня сводит живот. Мама тоже делает испуганный вдох, а Шарлотта, поняв, что она затронула больную тему, бледнеет.

— Ох, Бэйли, прости. Я ляпнула, не подумав... Просто это единственное, что мне рассказывали о тебе в школе, что ты и твой парень были легендарной парой — красотка и гик. Вот почему я сразу поняла, что ты понравишься мне. Я не подумала, что это расстроит тебя. Мне так жаль.

— Все в порядке, — шепчу я.

— Мне правда очень жаль. — Шарлотта нервно закусывает губу, и в ее глазах появляется блеск, словно она на грани слез.

Я не хочу, чтобы она расстраивалась из-за того, что заговорила о Спенсере. Я так устала от того, что он — всегда запретная тема.

— Все нормально, честное слово, — говорю я. И не лгу. Укол скорби уже прошел. Я представляю Спенсера, и его образ заставляет меня улыбнуться. — Красотка и гик. Спенсеру бы это понравилось. Когда мы ходили гулять, он надевал футболку с надписью: «Она со мной, потому что я сделан из шоколада».

Шарлотта выдыхает, и ее плечи заметно расслабляются. Она опять улыбается, однако не той сверкающей улыбкой, которую я уже начала привыкать видеть у нее на лице.

— Похоже, он был забавным.

Я киваю.

— Угу. А еще очень милым и добрым... и внимательным, и романтичным.

— То есть… полной противоположностью Чейза Ленсинга.

Выдернутая из мыслей о Спенсере, я отвечаю ей прежде, чем вспоминаю, что рядом стоит моя мать.

— Скорее противоположностью Джейка. Чейз не так уж и плох, но он определенно не Спенсер, и я точно не пойду с ним на осенний бал.

— Бэйли! — Мама чуть не роняет раскаленный противень с печеньем, который достает из духовки. — Тебя пригласили на танцы, и ты не сказала мне? Ты что, отказала кому-то?

Не осуждение в ее голосе заставляет меня защищаться, а разочарование, которое излучают ее глаза.

— Я никому не отказывала. Лиз сказала, что Чейз собирается пригласить меня, но он так и не решился, а затем Шарлотта предложила пойти вместе с ней.

— Хотя я так и не получила официальный ответ на свое предложение, — говорит Шарлотта, скорчив мне рожицу.

Внезапно и Шарлотта, и мама устремляют глаза на меня. Шарлотта закрывает свой ноутбук, мама усаживается за стол, держа тарелку с теплым печеньем, и обе начинают ждать, когда я скажу, что согласна пойти. Выражение их лиц намекает, что они примут от меня только «да».

Пока я смотрю на их серьезные физиономии, мое сердцебиение ускоряется. Я плохо справляюсь с давлением и понимаю, что Шарлотта с мамой — это только начало. Если я не скажу «да» сейчас, то в итоге, скорее всего, уступлю кому-то другому. Но уж лучше Шарлотте, чем Чейзу.

Я тяжело вздыхаю, и мама с Шарлоттой, понимая, что одержали победу, радостно хлопают в ладоши.

— Мы отлично проведем время, поверь, — убежденно говорит мне Шарлотта.

Я встречаю через стол мамин взгляд и ее крошечную, предназначенную только мне улыбку. Она подталкивает ко мне тарелку с печеньем — предложение мира, — и говорит:

— Это пойдет тебе на пользу.

Я не уверена в этом, но что сделано, то сделано. Теперь мне остается только молиться, чтобы танцы без Спенсера не уничтожили меня окончательна.

Шарлотта забирает у меня тарелку с печеньем и отправляет липкие шоколадные творения в рот, поскольку я к ним и не притронулась. Сейчас я не голодна.

Мама встает, чтобы налить ей молока. Как только Шарлотта выпивает половину стакана, она убирает свой ноутбук. Видимо, выбрав тему доклада, мы сделали достаточно на сегодня. Застегнув молнию рюкзака, она снова мне улыбается.

— Слушай, раз ты уже сказала Джейку и Чейзу, что в субботу мы собираемся по магазинам, то может, так и поступим?

— Я ничего не придумала. Я правда пообещала маме, что поеду с ней и Джулией в город. Просто не планировала выбирать платье себе.

Я хочу было пригласить ее присоединиться к нам, но мама опережает меня.

— Ты должна поехать с нами, — говорит она, хлопая в ладоши, словно это самая блестящая идея, которая когда-либо приходила ей в голову. — Устроим день только для девочек. Маникюр-педикюр, пообедаем в каком-нибудь страшно дорогом ресторане и обойдем все обувные Манхэттена.

Шарлотта, удивленная предложением, закусывает губу — я вижу, что ее буквально распирает от желания согласиться, — но затем ее брови сходятся на переносице, и она качает головой.

— Не хочу навязываться на ваш день матери и дочерей.

На слове «матери» ее голос чуть вздрагивает, и я стреляю в мамину сторону взглядом, но она тоже заметила заминку Шарлотты.

— Глупости, — говорит моя мама. — Ты уговорила мою дочь пойти на танцы, от которых она столько отбрыкивалась, поэтому тебе положена привилегия почетной дочери на день. К тому же, поскольку у тебя, очевидно, больше влияния на нее, чем у меня, ты поможешь мне сделать так, чтобы она действительно дошла до конца и купила себе платье. Пожалуйста, поехали с нами. Мы будем рады тебе.