— Рубиновые слова! — оценил Абдильда предложение Суек-бая. — Хрустальные!

— Если по справедливости, то тогда мой секретарь должен драться с твоим секретарем, — взвесил Кудайназар и поглядел на Абдильду. Абдильда окаменел, и лошадь его как бы окаменела под ним. — А, Абдильда?

Старик молчал обреченно.

— Но мои люди сами знают дорогу в кишлак, — продолжал Кудайназар, — и мне их туда вести не надо: сами дойдут. Поэтому, Абдильда, разреши мне драться вместо тебя.

— Да, да, — прохрипело каменное изваяние и покачало головой.

Предстояло еще обсудить условия схватки, и делать это следовало с холодной головой: всякие условия таят в себе угрозу обмана.

Драться договорились по старинному обычаю, ножами. Местом боя выбрали участок кустарника, между пригорком и арчовыми зарослями: там никто не мог ни помочь, ни помешать дерущимся. Безоружного Абдильду решено было передать Суек-баю заложником — на тот случай, если кто-нибудь из людей Кудайназара, скрывающихся в арчатнике, вздумает вмешаться в поединок на стороне своего начальника и нарушить тем самым справедливое равновесие возможностей. Произойди это — Абдильда, по условиям договора, должен был быть убит на месте. Это условие не слишком тревожило заложника: двое таджиков были не в счет, Гульмамад тоже, и только один Телеген мог, пожалуй, сдуру полезть не в свое дело.

— Теперь зови своих людей, — сказал Кудайназар, договорившись о главном. — Пускай они с тобой здесь ждут. Расскажи им, что мы решили. А оружие свое пусть они сложат вот сюда, а рядом зажгут костер. К оружию мы поставим часовых — одного ты, одного я.

— Это еще зачем? — с подозрением спросил Суек-бай.

— А вот зачем, — объяснил Кудайназар. — Если я убью этого твоего, твои люди захотят отомстить, и ты с ними ничего не сделаешь. А мы договорились людей зря не губить… Если он меня убьет — вы разберете свое оружие, и Абдильда поведет вас в кишлак. Слышишь, Абдильда?

Заложник согласно кивнул головой.

— Ну, ладно, — согласился Суек-бай. — Пускай здесь стоят. Но только без костра! А то ты думаешь, я глупей тебя: при костре нас со всех сторон видно.

— Хорошо, — отступил Кудайназар. — Зови. И я одного своего позову — часового.

— Сначала я позову, — выставил условие Суек-бай. Он повернулся ко второму своему спутнику, стоявшему поодаль: — Езжай, приведи их.

— Теперь я, — сказал Кудайназар, когда под пригорком затопали лошади подъезжающего отряда. — Эй, Телеген, не стреляй! — прокричал он, повернувшись к арчатнику. — Сюда езжай! Быстро!

Быстрота появления Телегена произвела, как видно, впечатление на Суек-бая.

— Где ты людей прячешь? — спросил он, безуспешно вглядываясь в черную опушку арчатника.

— Не спеши, — почти миролюбиво предложил Кудайназар. — Либо ты их скоро увидишь, либо — нет… Сейчас зачем тебе знать?

Бойцы Суек-бая складывали оружие в кучу и отходили, садились на землю. По обе стороны кучи стали двое вооруженных: Телеген и второй спутник Суек-бая.

— Все, — сказал Кудайназар, оглядев пригорок. — Вот мой нож. Покажи свой!

Бритый подъехал и, придерживая левой рукой полу халата, чтоб не отпахнулась, правой вытащил из-за пояса длинный широкий нож наманганской работы. Кудайназар на нож не смотрел — смотрел, как бритый придерживает что-то тяжелое под полой халата.

— Ты заезжай справа, а я слева заеду, — сказал Кудайназар. — У кустов коней оставляем, пешком пойдем навстречу.

Бритый молча отпустил повод и поехал к кустам. Следя за движением своего противника, не спеша поехал и Кудайназар. Бритый вместе с лошадью был едва различим в темноте.

Увидев прискакавшего Телегена, Абдильда успокоился. Как бы ни закончился поединок в кустарнике — его, Абдильды, заложнической жизни ничто не угрожало. А насчет исхода поединка сомневаться, к сожалению, почти не приходилось: слишком неравны были силы, да и не полено же прятал этот бритый под полой халата! Одним словом, не зря Суек-бай, проводив своего секретаря, чувствовал себя на этом проклятом пригорке так уверенно и спокойно.

Он и вообще-то человек рассудительный, Суек-бай, с ним можно попробовать договориться. Вон как тонко обсуждал он с бедным Кудайназаром условия всей этой гибельной сделки! Хитрость с костром он в два счета разгадал и поставил на своем: костер не жечь. Хороший человек Суек-бай — и все же лучше заложником у него не быть, а сидеть себе спокойно на мельнице. О покойниках плохо не говорят — но несправедливо поступил Кудайназар, бросив своего секретаря на произвол судьбы! И это за все, что он для него сделал: за сепаратор, за юрту, за Лейлу, наконец.

— Эй, старик! — услышал он голос Суек-бая. — Оглох ты, что ли! Скота много в кишлаке?

— Много скота, — с поклоном ответил Абдильда. — Овцы есть, коровы. А если ты кур любишь — у меня есть полтора десятка.

— Ты хитрый старик, — одобрительно сказал Суек-бай. — Пойдем-ка посидим вон там на кошме, пока не вернулся мой богатырь.

Проходя мимо Телегена, Абдильда остановился и указал начальственно:

— Стоишь, Телеген? Хорошо стой!

И тяжело опускаясь на кошму, пояснил:

— Телеген — мой секретарь. Бойкий парень!

Положение и качества Телегена, однако, не заинтересовали Суек-бая.

— Договорись со своими людьми, чтоб они ко мне перешли, — сказал Суек-бай. — А я тебя, старик, не обижу.

— Люди разбегутся, наверно, — уклончиво сообщил Абдильда. — Двое-трое, может, каких и останутся, а остальные в горы убегут.

— Пускай бегут! — не стал возражать Суек-бай. — Это даже лучше. Главное, чтоб они мне не мешали.

— Что ты! — горячо запротестовал Абдильда. — Кто тебе тут будет мешать. А я на что!.. Только вот совет один хочу тебе дать…

— Что еще за совет? — недовольно поморщился Суек-бай.

— Сегодня ночью, — доверительно придвинулся Абдильда, — у меня спи, никуда больше не ходи. Юрта у меня есть — ханская, а в юрте девочка сидит. Мед, а не девочка! Внутри мед, а снаружи персик.

— Ты хитрый старик! — засмеялся, закашлялся Суек-бай. — Побольше давай мне таких советов!

Звук выстрела в кустарнике оборвал его смех и кашель.

— Теперь скоро поедем, — сказал Суек-бай, ковыряя ногтем в ухе.

— Ай-яй-яй! — покачал головой Абдильда. — А договорились ведь на ножах! Я и не знал, что у Кудайназара с собой обрез.

Суек-бай улыбнулся удачной шутке старика.

Отпустив коня и войдя в кустарник, Кудайназар прислушался. По его подсчетам, Бритый должен был пробираться сквозь кусты метрах в сорока отсюда. По шуму листвы, по хрусту надломленной ветки можно было бы почти точно определить направление его движения — но, сколько ни вслушивался Кудайназар, ни один звук не мешал тишине ночи: Бритый, надо думать, выжидал, как и Кудайназар. Так прошло несколько минут — прозрачных, тишайших.

Стараясь не делать лишних движений, Кудайназар отвязал от ремня тяжелое, в пол-ладони, железное огниво. Примерившись, он снизу вверх, без замаха, швырнул его перед собой, метя правее прямой, связывавшей его с Бритым. Огниво упало метрах в двадцати, пробив листву и густые ветки кустарника. Стука от удара его о землю не было слышно — словно бы кто-то, тайно пробиравшийся, оступился вдруг и налег плечом на сухой куст.

Как будто в ответ на уловку Кудайназара отдаленно засмеялся, закашлялся на пригорке Суек-бай.

Грохот выстрела по ту сторону кустарника оборвал его смех и кашель.

— Ай-яй-яй! — покачал головой Абдильда. — А договорились ведь на ножах! Я и не знал, что у Кудайназара с собой обрез.

Суек-бай улыбнулся удачной шутке старика.

— Когда мы будем в кишлаке? — спросил Суек-бай. — Отдыхать надо в твоей ханской юрте.

— Четверть часа отсюда, — сказал Абдильда. — Плов есть с курагой.

— И персик с медом, — хохотнул Суек-бай. — Вино есть?

— Урусский спирт.

— Ай, молодец старик! — сказал Суек-бай. — Я сделаю тебя моим вторым секретарем, специально по персикам и спирту.

Абдильда завозился на кошме, собираясь подняться.

— Погоди, — удержал его Суек-бай. — Первый секретарь притащит сейчас голову Кудайназара, и мы покажем ее вашим людям.

Бритый стрелял по кусту, куда упало огниво; Кудайназар видел вспышку и слышал, как визжали картечины и секли ветви и стволы. Сразу вслед за выстрелом сухо затрещал кустарник: Бритый, не скрываясь больше, продирался вперед.

Низко пригнувшись, раздвигая руками ветви, Кудайназар юркнул в чащу. Пистолет он держал в правой руке, нож взял в зубы: а вдруг не сработает Абдильдов подарок. Кудайназар крался, оставляя прострелянный куст справа, обходя его по дуге. Он крался привычно и уверенно, как на охоте: ногу вперед, ощупать землю, ступню ставить мягко, ногу вперед, ощупать землю… Продолжая вслушиваться, он словно бы видел Бритого, размахивающего своим обрезом, озирающегося, вертящего круглой башкой на толстой шее.

Он увидел его у самого куста: темная туша, тупо шарящая по земле его, Кудайназарово, тело. Кудайназар пружинисто остановился и, радостно чувствуя сильные толчки сердца, прицелился в широкую спину Бритого, на две ладони пониже плечей.

И — не выстрелил. Сунув пистолет за ремень, за спину, он выпустил изо рта нож в ладонь, повернул его лезвием кверху. Нельзя стрелять. Сухой стук пистолетного выстрела отличается от раскатистого грохота обреза, как грохот обреза от небесного грома. Это и ребенку понятно. А раз обрез у Бритого, значит, у Кудайназара — пистолет, и он стреляет вторым, последним. Услышав пистолет Кудайназара, Суек-бай уберет Телегена, раздаст своим людям оружие и бросится на кишлак — против Гульмамада да двух таджиков… Нельзя стрелять. Плохо, жаль.

Бритый отчаялся в своих попытках обнаружить труп или хотя бы раненого и стоял настороженно, выставив обрез. Потом он, как видно, решил расширить круг своих поисков и, уже не производя лишнего шума, шагнул в сторону, оглядываясь и ощупывая свободной от оружия рукой землю. Вдруг он резко выпрямился, поднеся что-то к лицу и разглядывая.