— Ложись! — крикнул Якорев, — ложись!

— Не иначе, артподготовка! — определил Голев.

— Максим, что же будет, а? — шепнула Оля.

— Ничего, сестренка, буря кончится, и море утихнет.

Десять… пятнадцать минут гремел артиллерийский гром, все вздымавший на воздух. Скорее по привычке, чем по необходимости, все ощупали автоматы с дисками и к поясу прицепили гранаты, хоть мало кто верил в возможность боя: ведь впереди еще позиции целой роты Кострова.

Разрывы снарядов прекратились за окном также внезапно, как и вспыхнули. Все разом выскочили на улицу. Что это? В воздухе очень ощутим прогорклый дым пожарищ, к которому за время войны так привыкли, что узнавали сразу. Многие из домиков объяты пламенем. Над кручей — тысячный фейерверк, заискрившийся мгновенно и столь же мгновенно угасший. А на склонах туча гитлеровцев: пригнувшись, они с воем и визгом неслись на лыжах вниз, в Витаново. Послышались нечастые вспышки костровских пулеметов и автоматов. Они свалили на снег очень немногих — все остальные со страшной скоростью мчались вниз, вздымая за собою вихри снега. Черная саранча!

Как ни странно, не гром разрывов (его Леон расслышал не сразу), а резкий звон разбитого стекла разбудил Самохина. На улицу он выскочил в распахнутом кителе и неодетым, с шинелью в одной руке и автоматом — в другой.

— Леон, Леон! — надрывался с соседнего крыльца Моисеев. — Давай сюда, здесь подвал.

Самохин же ничего не слышал. Оглушенный разрывами снарядов, ослепленный сотнями ракет, заполыхавшими в иссеченном огневыми трассами небе, он на какое-то мгновение, достаточное, чтобы оценить обстановку, застыл на месте.

— К бою, товарищи! К бою! — крикнул Леон и бросился к разведчикам, на ходу застегивая поспешно натянутую на себя шинель.

— Сеня, Сенек! — донесся до него отчаянный голос Оли. — Рация! — и комбат разглядел Зубца, кинувшегося ей на помощь.

Рацию Оля везла с собою на проверку.

— К бою, за мной! — повторял Леон, увлекая людей к большому двухэтажному зданию, видневшемуся за дорогой.

На ходу он успел заскочить за Таней и Надей. Дом же, где вчера остались девушки, был пуст, и один из углов его разворочен снарядом. Нет, убитых не было. Тем не менее, Леона так и обдало холодом. Что же с ними? Где теперь искать их? Раздумывать и гадать, однако, некогда, и нужно действовать и действовать, принимая молниеносные решения. Витаново в огне. С горы с визгом несется орава осатаневших немцев. Хочешь не хочешь, а начинай этот дикий неравный бой.

Поручив поиски девушек Павло Орлаю и Матвею Козарю, сам он заспешил за разведчиками и бойцами своей команды. Двухэтажный дом пуст и мертв. Еще отступая, немцы разорили и разгромили его квартиры. Стекла выбиты, мебель поломана, и все внутри заметено снегом. Бойцы инстинктивно заняли места у окон и дверей.

На улице брезжил блеклый рассвет, и все увидели, как у дальних зданий заметались жители, спешившие укрыться в подвалах и ямах, как с позиций Кострова, на другом конце села, снова зачастили из минометов. С переднего края доносилась редкая стрельба. А вскоре всюду зашумела пьяная орава гитлеровцев. В легкой мышиного цвета форме, они неистово кричали, ругались и беспорядочно палили из автоматов. Они заскакивали в избы, вытаскивая наружу женщин. Одну из них, тут же раздев догола, пустили по улице, улюлюкая ей вслед. Потом один из них вскинул автомат, чтобы срезать убегавшую женщину, и вдруг сник и свалился на снег. Одновременно Леон услышал одиночный выстрел у соседнего окна: там стоял Голев. На минуту смешавшись, эсэсовцы резанули в сторону дома Самохина из своих автоматов. Потом вытащили наружу несколько пуховиков и, вспоров их, выпустили на волю все содержимое. Тучи пушинок взвились вверх, разлетелись в стороны и поплыли по улице. Не будь этой стрельбы, можно б подумать, прямо пора тополиного цветения, когда зеленый красавец теряет пух.

— Огонь! — скомандовал Леон бойцам, примостившимся у окон.

Эсэсовцы отпрянули и скрылись за домиками, оставив на снегу пятерых убитыми.

Снизу вбежал запыхавшийся Ярослав Бедовой.

— Товарищ майор! — обрадованно выпалил он. — Там подвал в несколько отсеков… Большущий подвал.

— Подвал? — машинально переспросил Леон. — Хорошо. Надо воду спустить туда, чтоб сохранилась… Ну и что? — посмотрел он на Ярослава, видя, как тот уставился на него, не решаясь досказать начатое.

— Схорониться б, ни один леший не найдет… А ночью выберемся.

— Ах, вон что!.. Товарищи, — громко обратился ко всем Самохин, — есть подвал… большущий, хороший, с отсеками. Кто хочет схорониться и переждать, — направо, а кто — в бой, — налево. Ну, разом! — торопил он солдат.

Все двинулись влево. Потоптавшись секунду, другую на месте, туда, ко всем, шагнул и Ярослав.

— Вот и отлично, — усмехнулся Леон, — я так и думал. Трусов нет, и все к бою готовы. А теперь уточним боевой расчет… — и он каждому определил место и задачу, назначил сигналы…

Ясно, командиру нечего голосовать: его дело приказывать. Тем не менее Леон не удержался, чтобы и бойцы сами сделали выбор. Что ж, они не ошиблись.

Олю с рацией он поместил в подвале. Но мыслимо ли усидеть внизу, откуда ничего не видно. Поднимаясь беспрестанно наверх, она металась от окна к окну. Леон лучше других понимал ее смятение. Боль у них одинаковая: у нее Максим, у него Таня, и обоих их все нет и нет.

— Вон они, вон! — вскрикнула вдруг Оля, чуть не до пояса высунувшись из окна, и первой бросилась вниз к двери.

Леона даже в жар бросило. Прямо из переулка выскочил Павло Орлай, за ним появился Матвей Козарь и Акрам Закиров, потом еще двое разведчиков. Все они, отстреливаясь, бежали через дорогу. Только ни Тани, ни Нади с ними не было. У Леона погасла последняя надежда, и его сразу обдало холодом. Неужели погибли?

— Сюда, сюда! — закричали бойцы из окон, прикрывая огнем бегущих.

Оля просто обомлела: она сама видела, как бежал Максим, а спустилась вниз — Максима нет и не было. Его даже не видели.

Запыхавшись, Павло первым влетел на второй этаж.

— Товарищ майор, — выдохнул он разом, — нигде не нашли. Прямо как в воду канули.

Оказывается, Акрам видел обеих девушек у базы Моисеева. Матвей и Павло пробились туда, но там пусто. Где девушки, куда девался Моисеев, выяснить не удалось. Может, они также засели в оборону с какой-либо группой?

Убитый горем, Леон не знал, что и думать. Стиснув зубы, он глядел и глядел в окно, уже ни на что не надеясь.

Оценить обстановку теперь не представляло большой трудности: враг давил десятикратным превосходством. Обрушив чуть не полк против роты Кострова, растянутой в нитку, немцы уже хозяйничали в Витанове. Очаги сопротивления, еще сохранившиеся в селении, оказались разрозненными и изолированными. Полк Жарова отрезан от снабжения. Смысл эсэсовской атаки ясен: омрачить день традиционного праздника.

Взяв из каждого полка по батальону, комдив усилил их танками и артиллерией. Сводный отряд он поручил Кострову. Приехав к нему в полк, генерал поставил задачу — контратаковать и уничтожить эсэсовский отряд, вломившийся в Витаново.

— Чем не мышеловка? — указывал Виногоров на низину, напоминавшую узкое корыто. — Никого не выпустить оттуда! Наказать, беспощадно наказать провокаторов.

Пока Костров собирал и готовил силы, события развивались с потрясающей быстротой. Черная масса эсэсовцев, затопившая Витаново и выплеснувшаяся чуть не к гребню гладовской горы, чем-то напоминала бурную пучину, коловерть взбешенной реки, готовой захватить и поглотить все живое. Вражеские атаки вспыхивали поминутно, сопровождаясь оглушительной перестрелкой.

До двух взводов эсэсовцев ринулись в атаку на дом Самохина. Отбили ее с большим трудом, и на треть уменьшились запасы патронов. Еще две таких атаки, и возьмут голыми руками. С автоматического перешли на одиночный огонь. Защелкали снайперы, и врагу не подступиться. Короткая передышка. У самого дома много убитых немецких автоматчиков. Зубец с Закировым вынесли четыре автомата со снаряженными магазинами.

Комсорг обошел всех комсомольцев.

— Стоять! — убеждал он. — Во что б ни стало стоять!

— Стоять не хитро — бить нечем, — обронил Ярослав, примостившись у окна и постреливая из немецкого автомата.

— Какой тебя червячок точит, — повернулся к нему Тарас, — вырви ты его из души. Не то он насквозь проест ее.

— Я умереть не побоюсь… — загордился Ярослав.

— Когда в бой иду, о жизни думаю, и тебе, сынок, тоже советую, и сил больше станет, и сердце крепче.

Приучая Ярослава к трудностям, Якорев и Голев еще с Тиссы все чаще и чаще посылали его в опасные задания. Жизнь сурово учила солдата действовать самостоятельно, подталкивала, когда приостанавливался, мешала киснуть и омрачаться, требуя решимости и инициативы. Он стал заметнее в роте. За смелость в разведке Жаров только что наградил его орденом. Однако у Ярослава нет еще твердой веры в свои силы, в свое уменье, и все трудное иногда по-прежнему порождает у него сомнение, о котором он не в силах молчать.

— Есть связь, есть! — изо всех сил закричала снизу Оля.

— Ты кричишь, как оглашенная, — весело сказал Леон, спускаясь к рации. Он доложил обстановку и, получив данные, немедленно связался с рацией Кострова. Они не одиноки, за их спиной свои родные силы, и с ними надежная связь. Теперь любая борьба станет легче.

Витаново кишело эсэсовцами. Леон глядел на их толпы у дальних домов и все изумлялся превратностям военной судьбы. Его внимание привлекли вдруг сильные крики.

— Чего они гогочут там? Ах, вот что! — вскинул он бинокль. — Да это ж… Таня с Надей! — выдохнул комбат, чувствуя, как лоб его, шея, руки сразу сделались влажными.

— Они и есть… — громким шепотом откликнулся Зубец, весь как-то вытягиваясь. — Что они наделали с ними. У, гады!..