Он подошел к настенному выключателю, вспыхнула стеклянная люстра. Зажигалась она только для посетителей. Когда председатель Совнаркома находился в кабинете один, горела лишь настольная лампа.
— А девушку мы, конечно, усадим в кресло… Будьте хорошими кавалерами, подвиньте его сюда.
Заметил ли Владимир Ильич, что «кавалерами» овладело некоторое смущение?
— Кстати, сколько девушек у вас на съезде?
— Десять штук! — неожиданно для себя выпалил поэт-владимирец. «Словно кто-то дернул меня за язык», — вспоминал он потом.
— Не штук, а человек, — поправила Искорка.
— И еще каких человек! — живо подхватил Владимир Ильич.
Видимо, ему нравились этот шум и толкотня, поднявшиеся в кабинете, пока расставлялись стулья и все рассаживались по местам.
— Все устроились? — спросил он. — Нет, кажется, не все. — Он приподнялся на цыпочках и озабоченно посмотрел на орловца, стоявшего неестественно прямо. — Вам, товарищ, не хватило места? Сейчас мы это поправим.
— Место у меня… есть…
— Так что же вы стоите? Садитесь, садитесь, пожалуйста!
Десять пар глаз скрестились на орловском делегате и словно прижали его к стулу. Это маленькое происшествие подарило докладчику лишнюю минуту — как она нужна была сейчас! Десять пар глаз обратились теперь к нему требовательно и выжидающе: «Ну, начинай!»
— Дорогой и уважаемый товарищ Ленин! Мы, президиум Первого съезда рабочей и крестьянской молодежи, сообщаем вам, что съезд единогласно избрал вас своим почетным председателем!
Докладчик слышал себя. Голос звучал бодро.
Владимир Ильич слегка наклонил голову, как бы желая сказать: благодарю. А что дальше?
Да, что же дальше? Для начала немного предыстории, очень кратко. Дела и дни юношеского движения. Насущные проблемы. И самое главное — цели и задачи. Как их понимает молодежь, и мнение товарища Ленина.
Все было продумано, все на своем месте, все обтачивалось и обстругивалось со всех сторон в словесных баталиях. Но вдруг потерялась первая фраза, необходимая начальная фраза. Только бы найти ее, и тогда пойдет как надо…
Тяжелый, негнущийся сапог придавил ему ногу. Он внутренне охнул и не сразу решился поглядеть на сидевшего напротив Ленина. И все-таки их взгляды встретились, и в глазах Владимира Ильича он увидел далеко запрятанную добродушную усмешку.
— А теперь разрешите мне задать вам несколько вопросов, — сказал Владимир Ильич, будто ничего не произошло. — Вот что я хочу от вас услышать, молодые товарищи. — Он помедлил немного, как бы давая понять, что над его вопросами придется подумать. — Какими людьми прошлого вы восхищаетесь, кому хотели бы подражать?.. И еще: какие песни вы любите?
Молчание. Потом задвигались, заскрипели стулья, кто-то даже шумно вздохнул. Эти вопросы были не только удивительными — они показались невероятными.
Но это было лишь началом.
— А есть ли у вас рукавицы на зиму? Как вы боретесь с влиянием эсеров, меньшевиков, анархистов в своих организациях? Имеются ли в музыкальных кружках инструменты? О чем спорят сейчас на съезде? Есть ли верующие среди делегатов? Обеспечены ли керосином избы-читальни? Как складываются отношения с родителями? Изучается ли повседневно стрелковое дело? Много ли есть любителей шахматной игры?
Поражающе разные вопросы устремлялись к ним, точно стрелки, которыми была исчерчена географическая карта, висевшая на стене. Пожалуй, уралец мог теперь торжествовать. Говорили все, все, все, спеша с ответом, случалось, перебивая друг друга. Да ведь это и есть то, чем они живут, — это сердцевина их жизни…
Несомненно, Владимир Ильич отпустил немало времени на встречу с молодыми товарищами. Она ничем не прерывалась, не было ни одного телефонного звонка. Но вот в кабинет вошла Лидия Александровна Фотиева — озабоченная, строгая, — что-то сказала, наклонившись к Владимиру Ильичу, и он кивнул головой. Видимо, встречу нужно было заканчивать.
Это и подтолкнуло докладчика. Он сидел притихший, почти не участвовал в беседе. Вероятно, он сильно преувеличивал свой недавний конфуз и думал, конечно, что все об этом помнят. Но сейчас, перед уходом, он все-таки решился спросить Ленина о самом главном: цели и задачи Коммунистического Союза Молодежи.
— Цели и задачи? А мы же все время толковали о них! Именно о целях и задачах. Вы все и ответили на этот вопрос. Многое уже сделано. Найден верный путь. Намечено будущее. А теперь вы объединились. — Он помолчал, точно припоминая что-то. — Знаете, была у меня на днях встреча. С одним товарищем, старым работником. Идет расстроенный, бледный, как говорится, на нем лица нет. Что такое? Оказывается, столкнулся с несправедливостью, с равнодушием, с неправильным решением. Я ему высказал одно свое убеждение: не бледнеть надо, а краснеть, вспыхивать, негодовать, встречая такие дела. И действовать, преодолевать, бороться!.. Между прочим, помню еще с гимназических лет: римский полководец Катон брал в воины только тех, кто краснел от гнева. — Ленин посмотрел на часы. — А теперь обратимся к житейской прозе… Помогают новому союзу? Как и кто?
Докладчик приободрился. Опять переходила к нему роль «старшего». Достав из папки листок бумаги, он подал его Владимиру Ильичу. Это была страница из школьной тетради в косую линейку, и написано было на ней вот что:
«В хозчасть Моссовета.
Прошу отпустить Союзу Молодежи для созыва Всероссийского съезда:
Особняк (штук) — 1 (один)
Чечевицы (мешков) — 2 (два).
Владимир Ильич повертел бумажку, поглядел и на оборотную сторону.
— Ну что же, для начала недурно. А финансы? Как у вас с финансами?
Докладчик развел руками:
— Вот с финансами… Никак!
— Без финансов нельзя! — сказал Владимир Ильич, обдумывая что-то. — Да, финансы, финансы…
Он перешел к своему письменному столу, взял перо и блокнот.
— Я тут пишу Якову Михайловичу Свердлову, — говорил он. — Вы идите сейчас к нему. Обязательно посоветуйтесь с ним, как работать дальше.
Он протянул докладчику листок, пристально оглядел всех и вдруг спросил:
— А есть хотите, ребятки?
Много неожиданного пришлось им выслушать тут, но этот вопрос привел их в смятение.
— Так как же, товарищи президиум?
Они, точно по команде, взглянули на докладчика: «Хоть ты и «засыпался», а таки «старшой»!»
— Безусловно не хотим, товарищ Ленин, — с твердостью ответил докладчик.
— Гм, даже безусловно. — Владимир Ильич иронически кашлянул. — А позвольте усомниться? Если бы это было так, наша девушка не доставала бы тайком сухарики из кармана, не грызла бы их потихоньку, думая, что никто этого не видит… Знаете, мы, старые подпольщики, ох какие наблюдательные люди, нас трудно провести… Я не хотел вас смущать, пожалуйста, извините, — обратился он к Искорке (она в это время стиснула огрызок сухаря в кармане). — Это я для выяснения истины… Так, говорите, безусловно? Но я все-таки напишу Якову Михайловичу еще несколько слов…
Первая записка была на бланке председателя Совнаркома, и там было сказано, что надо помочь молодежи от партии и выдать будущему ЦК десять тысяч рублей. Два слова были выделены, как это часто делал Ленин: «помочь» — подчеркнуто один раз, «от партии» — три раза.
Вторую записку Владимир Ильич написал на экономной четвертушке. В ней содержалась просьба накормить обедом одиннадцать членов молодежного президиума.
Они спустились этажом ниже, прошли в центр здания, где находился ВЦИК. Уже в коридоре, неподалеку от председательского кабинета, был слышен знаменитый металлически четкий голос «красного президента», покрывавший шумы любого собрания или митинга; в комнате он умерял его, как мог.
Они приоткрыли дверь в кабинет. Свердлов стоя разговаривал по телефону. Увидев их, он энергично замахал рукой — сюда, сюда! — и сказал в трубку:
— Вот они, явились, Владимир Ильич… Да, да, хорошо, непременно!
В небольшом кабинете сразу стало тесновато. Свердлов одобрительно оглядел своих посетителей.
— Значит, побеседовали с Ильичем? Превосходно! Жаль, у нас буквально нет минуты свободной, чтобы заглянуть к вам.
Но оказалось, что он хорошо знает о многих выступлениях на съезде, даже запомнил некоторые фамилии. Потом, взяв из рук докладчика записку на бланке, прочел ее, близко поднеся к блестящим стеклам пенсне. Потом сказал: «Помечтаем немного» — и тут же раскрыл перед ними ослепительное будущее: «Когда вас будет миллион, и даже больше».
— Но вместе с тем, дорогая молодежь, ревизионной комиссии, которую изберет съезд, надо с самого начала следить, чтобы разумно и экономно расходовалась каждая государственная копеечка. — Он подсунул краешек совнаркомовского бланка под лампу. — Сегодня же сведу вас с наркомфиновцами… А где вторая записка? По-моему, у вас имеется еще записка от Ильича?
Он снял пенсне, висевшее на шнурке, часто поморгал усталыми близорукими глазами. И вдруг стало видно, что он еще очень молодой и, в сущности, не так уж давно и сам был «молодежью».
— Так где же записка? Что вы ее держите? Давайте-ка сюда!
Привычным движением он нацепил обратно пенсне, Скользнул по записке быстрым взглядом, открыл боковой ящик стола и убрал ее. Затем выдвинул другой, соседний, достал книжицу, похожую на квитанционную, и аккуратно, один за другим, оторвал одиннадцать талонов. Под стеклами пенсне пробежала улыбка.
— По имеющимся сведениям, сегодня как раз неплохой обед. Пшенная каша. Причем густой консистенции.
Вошел паренек в косоворотке и положил перед ним толстый пакет, облепленный сургучными печатями. Смуглое лицо Свердлова сразу сделалось напряженным.
— Ты обожди, Гриша, — сказал он пареньку. — Наверное, скоро придется ехать с ответом… А вы, молодежь, извините, — повернулся он к делегатам. — Рад бы с вами продолжить разговор, но… Да мы еще не однажды встретимся, — закончил он и крепко потряс каждому руку.