Ветлугин молчал. Он не считал себя особым психологом, просто опыт подсказывал ему, что на майора Федорова накинута крепкая петля.

— Докладывайте, — приказал Ветлугин.

— Слушаюсь, товарищ начальник, — оживленно откликнулся Кирпичников.

Но ему так и не пришлось сделать свой умный доклад. Позвонил телефон, Ветлугин взял трубку и услышал голос дежурного:

— Товарищ полковник, к вам здесь одна гражданка. Разрешите пропустить?

Ветлугин нахмурился: «Неужели снова Тамара Федорова?»

— Фамилия? — резко спросил он.

— Гражданка Модестова Анна Николаевна, — отчеканивая каждое слово, доложил дежурный.

— Да. Пропустите, — сказал Ветлугин.

Фамилия эта показалась ему знакомой. Но только увидев Анну Николаевну, он все вспомнил: год назад фотография этой старой женщины была в «Огоньке» — рядом с портретами других участников революции 1905 года.

— Ведь верно, так? — спросил Ветлугин, гордясь своей неизменной памятью.

Анна Николаевна кивнула головой:

— Да, так…

— Садитесь, пожалуйста… Вот сюда, к печке, здесь потеплей…

— Вы, вероятно, хотите организовать вечер трех поколений? — спросил Кирпичников.

— Вечер? — переспросила Анна Николаевна. — Нет, я не для этого к вам приехала. Районный комитет партии поручил мне разобраться в одном деле. Вы, товарищ полковник, вероятно, начальник политотдела?

— Так точно. Простите — забыл представиться: Ветлугин. Это мой заместитель — подполковник Кирпичников.

— А, так вы и есть подполковник Кирпичников? — спросила Анна Николаевна, грея руки у огня.

Ветлугин удивился:

— Вы знакомы?

— По-моему, нет… — ответил Кирпичников, улыбаясь.

— По-моему, да, — сухо сказала Анна Николаевна. — Так вот, товарищи, дело, по которому я здесь, связано с вашей воинской частью, вернее, с одним вашим офицером. Вы, вероятно, знаете Ивана Алексеевича Федорова, майора Федорова?

— Снова майор Федоров! — невольно вырвалось у Ветлугина. — А что такое?

— Это, вероятно, по запросу Заневской типографии, — спокойно объяснил Кирпичников.

— «Запроса» никакого не было, — резко сказала Анна Николаевна.

— Ну как же, позвольте, был такой запрос за подписью… я запомнил фамилию — Милецкая. Милецкая… — настаивал Кирпичников. — Но что ж тут мы можем ответить… К сожалению, Анна Николаевна, и среди офицеров еще можно встретить людей, которые обходят законы советской морали. Я как раз перед вашим приходом докладывал начальнику политотдела дивизии… — Кирпичников очень себя сдерживал, и тем не менее в голосе его звучала победа.

— Да, можно встретить и в армии, — задумчиво повторила Анна Николаевна. — Знаете, мне это все очень тяжело. Я с Иваном Алексеевичем познакомилась год назад, и за это время мне приходилось с ним встречаться не скажу часто, но все же… Он бывал в нашем общежитии. Впечатление было очень хорошее. И каждый раз после его приезда у ребят только о нем и разговоров было. И вдруг: аморальное поведение и все прочее. Да ведь характеристика вашего политотдела просто убийственная…

— Характеристика политотдела? Нашего политотдела? — спросил Ветлугин, ему тоже нелегко было сдерживать себя.

— Да. Есть и гриф «совершенно секретно».

— Разрешите, товарищ начальник, — начал Кирпичников. — Товарищ Милецкая сообщила мне такие факты…

Анна Николаевна одним взглядом перебила его:

— О Милецкой разговора больше нет. Ей и в комсомоле-то не место. Очернила бывшую свою подругу, никакими средствами не побрезговала, мелкие свои, ничтожные интересы поставила выше всего… В этом мы разобрались.

Ветлугин взглянул на Кирпичникова и по выражению его лица понял, что это серьезный для него удар. Но Кирпичников быстро овладел собой.

— Я с Милецкой почти не знаком, — сказал он коротко. — И ответственности за нее нести не могу.

— Но ведь характеристика не ею подписана! — настаивала Анна Николаевна. — Значит, есть еще факты…

— Анна Николаевна! Я очень уважаю вас, ваш возраст, ваш партийный стаж, но согласитесь, здесь не партком Заневской типографии, а политотдел воинской части. Есть вещи…

— Да нет таких вещей, которых один коммунист не мог бы знать о другом! — горячо сказала Анна Николаевна. — Я была хорошего мнения об Иване Алексеевиче, и это очень серьезно. У меня нет привычки так, запросто, менять свои взгляды.

— Хорошо. Я вас понял, — сказал Кирпичников. — Вы разрешите, товарищ начальник, ответить прямо и просто, по-настоящему, по-армейски?

— Попробуйте… — ответил Ветлугин.

— Я располагаю достаточной информацией, — продолжал Кирпичников. — Имеется заявление близкой родственницы Тамары Борисовны, в котором ясно сказано о беспечном поведении майора Федорова… Да наконец, если бы вы видели жену Федорова! Это — красноречивей всех слов.

— Я видел ее сегодня, — сказал Ветлугин.

— Товарищ начальник!

— Да, видел. Почему это вас удивляет? Вы ведь нашли возможным прийти к Тамаре Борисовне Федоровой и требовать от нее унизительного признания и даже угрожать ей…

Прошла минута, которая всем троим показалась очень долгой.

— Товарищи, вы ко мне несправедливы, — сказал наконец Кирпичников. — Если я что-нибудь и сделал неловко, так ведь только ради выяснения истины. Сигналы были очень тревожные. В конце концов, не Милецкая и не я выступали на праздновании Дня Советской Армии в типографии, а именно Федоров. Вы там не были, товарищ Модестова. Я понимаю, вы не можете нести ответственность за этот вечер. Но мы, мы несем ответственность за вопиющую беспечность, которую проявил Федоров на праздничной трибуне. Кто такой сержант Турчанов? Вы его знаете, товарищ Модестова? Нет. Вы, товарищ начальник, знаете его? Нет. Так кто же дал право Федорову восхвалять этого человека?

Ветлугин его перебил:

— Это не только его право, это его обязанность сказать о своем солдате то, чего он действительно заслуживает. Он с ним вместе воевал бок о бок… под огнем. Вместе мерзли под Новинском, последней пайкой хлеба делились, последней горсткой махорки, вместе отступали до Воронежа и вместе били фашистов… И после этого забыть о человеке, едва тот попал в плен! Да разве наши люди с поднятыми руками шли в плен? Спросите немцев — было это или не было.

Кирпичников встал. Тяжелый, давящий его взгляд остановился сначала на Ветлугине, потом на Анне Николаевне.

— Скоро год, как Турчанов находится в Прирейнском лагере. Как известно, люди меняются под воздействием среды. И кто знает, как повел себя Турчанов за это время?

— Позвольте мне доложить здесь то, о чем стало известно районному комитету партии, — сказала Анна Николаевна. — Товарищ Турчанов все это время был одним из боевых руководителей наших военнопленных, томящихся в Западной Германии, он вел борьбу за освобождение, за возвращение на Родину. Он не находится сейчас в Прирейнском лагере, как думает товарищ Кирпичников, а содержится в каторжной тюрьме.

— Случай, — вырвалось у Кирпичникова.

— Случай? — переспросила Анна Николаевна. — Значит, если человек остался верен народу, это случай? Разные у нас с вами точки зрения, товарищ Кирпичников.

— Я, товарищ Модестова, солдат, а не философ, — сказал Кирпичников. — Вы мне разрешите идти, товарищ начальник?.. Нездоровится…

— Да, можете идти…

После его ухода Ветлугин подошел к Анне Николаевне и сказал просто:

— Спасибо!