Туча тучей, вперив око в мглистую тьму, ехал миргородский полковник. Припоминалось виденное и слышанное, ворочалось бугром, выпирало острыми концами… Встреча после долгих и кровопролитных боев у Пропойска, горький упрек: поспешил, сказнил пусть в чем-то повинных, но своих же, своих по гроб Василя с Иваном. Ответом было сиплое, уклончивое: «Я сам не ведаю, що с собою чинити… Ковыляю, ждучи яко вол обуха!» Потом — весть о марше короля в слободские пределы. С гетманом чуть ли не конвульсии: бегает по батуринскому замку, мычит и стонет. «Черт его сюда несе, тамо и другие припожалуют!» И вот — сегодня, каких-то несколько часов тому. Приезд капитана, внезапная немочь, синий лик, постель… Но едва скроется Протасьев, и гетман вновь на ногах, топчет содранные пластыри, грозит кулаком в стену, а вскоре мелькнет мимо окон управитель Быстрицкий, посланный невесть куда… Странно, непонятно!

Близился рассвет. Войско широкой подковой, по бездорожью, одолело пологий склон, сгрудилось. Верстах в двух, у соснового леса, лежало сельцо, перед ним — тугими нитями сине-серого бисера — двигались конные.

Апостол с облегчением расправил усы. «Князь, ей-богу он! Только вот… как впереди нас оказался, когда успел? Затемно был под Батурином!»

Около него столпились компанейцы, пытаясь угадать, кто внизу.

— В шишаках, з бронею… Чи жолнеры гетмана Огинского, чи Вишневецкий, чи…

— Карловы диты! — отрубил самый зоркий. — Кырасыры!

— Ты прав, — подтвердил полковник, не раз встречавшийся с тяжелой шведской кавалерией. Из-за сосен высыпали все новые эскадроны, уплотняя линии, распространялись вправо и влево; прямо против центра казачьего войска утвердилась восьмиорудийная батарея, готовая нанести шквальный удар…

Апостол обеспокоенно посмотрел туда, где стоял гетман в окружении генеральной старшины. Разодетый как на свадьбу — папаха с алмазным пером, долгополый малиновый кунтуш, серебряная шашка, — Мазепа обернулся назад и что-то втолковывал Орлику, Ломиковскому, Гамалею… Чего ждет, какой манны с небес? Полки скучились нестройными толпами, далеко во мгле запропали, приотстав, гарматы… Остается одно-единственное: пустить лаву, используя перевес в силах, попытать счастье пикой да клинком!

Откуда-то сбоку вынырнул управитель Быстрицкий, тихие расспросы, еще минута — и гетман с булавой, высоко вздетой в руке, выехал перед полками.

«Мову держать собрался? — вскипел Данило Апостол. — Мовы — потом, когда латников за чубы схватим. А теперь…»

Но о чем говорит, скорее кричит, надрываясь, Мазепа?

— Братство-казачество! Я привел вас на це мисто не бой вершить… привел вас под протекцию славную, и да сгине царь Петр — з его неправдами, з его насильем над намы, з его подлою задумкою поверстать усих вас в солдатский строй! — Гетман перекрестился. — Пред всемогущим богом присягаю, що не для приватной моей пользы, не для гонорив чи прихотей, но для вас, для женок и детей ваших, на благо матки Украины, всего народа и войска запорожского хочу то учиниты, щоб вы и от москальской, и от османской, и от синявско-ляшской руки не пропалы! По всему тому, папе добродии, я не маю другого средства, як предатись великому и светлому королю шведскому, с коим я уже имел о том сношенье и кой не тилько права та вольности малоросские подтверждае, но и обязуется их силою оберегать… Новый властитель ждет нас до себе. Идемо!

— З гетманом! З гетманом! — раскатилось в сердюцких ротах. Сизый небосклон вскипел каркающими вороньими стаями, округу вновь как бы принакрыла густая, иссиня-черная мрачнина…

Опустив руки, оледенев, сидел Данило Апостол. «Свате, друже мой Василий… Свате!»

Он с трудом превозмог оторопь… Кирасиры не дремали, прытко заносясь левее, от гетманского войска врассыпную отделялись всадники — лубенские, корсунские, переяславские, — съезжали вниз, напролом сигали сквозь кусты. Редел, неотвратимо таял и миргородский полк, ни слова не проронив, уходило прочь верное побратимство… Гаркнуть, осадить назад? Но кого, кого? Тех, кто с молоком матери всосал огненные Богдановы заветы, кому на роду написано… Чей-то упорный взгляд заставил оглянуться. Филька Орлик, чтоб он сдох!

— Чого зажурывся, гайдамаче? Курень растеряв? Гей-гей, наберемо тоби новый… Запорожский, чуешь? — Генеральный писарь неуловимо усмехнулся, поигрывая пистолетом. — Батько звав!

Что было потом — он помнил урывками. Кирасирское полукольцо разомкнулось, пропустило вперед светлобородого генерала, сопутствуемого группой подтянутых военных. «Реншильд! Граф Реншильд!» Медленно легли ему под ноги бунчук с булавой, но — протестующе-любезный жест, несколько ворчливых слов, и регалии вернулись на место. Гетман сиял…

«Эх, Васыле, Васыле! Що враг с нами делает?»

Обе свиты перемешались. Ручканье, приветственный рев сердюцких шеренг, «любо» двух-трех запорожских сотен, которые нагнали в самый последний миг… Данило невесть как оказался неподалеку от Реншильда. Тот, милостиво улыбаясь, говорил что-то совсем не веселое молодому капитану, искоса оглядывал укороченное гетманское войско.

«А-а, заскребло? Надеялся на большее?»

Хмурь новых господ уловил и гетман: потеребил сивый польский ус, избоченясь, ткнул булавой в рассветную даль:

— Герр фельдмаршал! Тамо, за Десною, буде все! Тридцать тыщ сабель — раз, гарматы — два, порох…

Дрогнула земля, над рекой вскинулись черные гривы дыма. И вновь — сотрясенье, перемеженное грохотом, и вразбег — всплески багрово-алых огней…

— Ставка горы-ы-ы-ыть! Батурин!

«Князь — не проспал-таки!»

На снегу, средь понурых бунчужных, с воплем отчаяния катался Мазепа.

Царский Указ войску Запорожскому:

«Известно нам, великому государю, учинилось, что гетман Мазепа безвестно пропал, и сумневаемся мы того для, не по факциям ли каким неприятельским. Того ради повелеваем всей генеральной старшине и полковникам и прочим, дабы немедленно к нам, в обоз наш к Десне для советов, а буде он, гетман, конечную неверность явил, то и для обрания нового гетмана приезжали, в чем общая польза всей Малыя России состоит!»

Манифест к жителям Малороссии:

«Известно нам, великому государю, учинилось, что гетман Мазепа забыл страх божий и свое крестное нам, великому государю целование; изменил и переехал к неприятелю нашему, королю шведскому, по договору с ним и Лещинским, от шведа выбранным на королевство Польское, дабы с общего согласия с ними Малороссийскую землю поработить по-прежнему… и церкви божий и святой матери во унию отдать».

6 ноября 1708 года в Глухове, при огромном стечении народа и войска, оставшегося верным Петру, новым гетманом был избран стародубский полковник Иван Ильич Скоропадский.