Петрово лицо враз утратило веселость.

— Повтори спрос, живо!

Швед потупленно-угрюмо выслушал гвардионца, кивнул, выдавил несколько ворчливых слов.

— Назвал ту ж цифру. Сэкстон… Шестнадцать!

— Чьи да чьи регименты, спроси. Может, и споткнется на том.

— Пехота — Беренбург, Нилендер, Сакен, Врангель, Елзингер, Аболингер, Банир, Эстерботен, Делагарди…

— Не родственничек ли тому, кто наш север заграбастал в Смутные времена?

— Говорит — внук. Итого девять полковых каре. Затем рейтары с драгунами — Цей, Веннерстат, Шлитерфельд, Скоге, Брант, Шлиппенбах. К нему примыкают регименты Адельсфана — карельский и лифляндский.

Петр круто повернулся к светлейшему.

— Кто трепался — простой конвой? Кто-о-о? — выкрикнул, давясь гневом, и чувствовал: больше всех веровал в Адамову слабину сам, сам! Доигрался, м-мать, на других вину валишь?

— Где Боур? — спросил он, поостыв.

Ответ был неутешителен: Родион Христианович верстах в двадцати от Лесной, подойдет не ранее сумерек.

— Вызвать немедля!

«А нам ждать у моря погоды?» — читалось в Алексашкиных глазах.

— От судьбы не уйдешь, генералы. А она диктует одно: сколь нас ни есть — атакировать, атакировать, атакировать Левенгаупта. Ведь не упустить же его целехоньким туда? — размахнулся он в сторону слободских земель.

Свита протестующе загудела.

— И я так думаю. Не с руки!