ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Утром метель совсем улеглась, и на улицах в каждой снежинке сияли блестки солнца.
Лундстрем шел по улице, щурясь от снежного сияния и от набегающего ощущения молодой радости. Мороз пощипывал его за нос, брал за подбородок, покалывал уши. По спине в такт шагу ударяли две винтовки — своя и только что взятая у пасторши.
А по улице навстречу ему еще шел — казалось, бесконечный — обоз: панко-реги, розвальни, простые дровни, сани, на которые был навален разнообразный груз.
За ночь снегу намело много, крыши стали более покатыми, дома словно вросли в землю.
Лундстрем зашел в почтовую контору.
Линия с помощью пленных солдат-связистов была восстановлена, и Коскинен диктовал телеграмму уже немолодой накуксившейся телеграфистке.
Работала она, как полагается, в форменной круглой фуражечке с черным бархатным околышем.
«Восстанием охвачен север.
Восставшие организовали серьезные боевые силы, которые продвигаются на юг.
Лесорубы всех лесопунктов присоединяются к восставшим. Порядок обеспечен полный. Отряды регулярных войск частью разбиты и бегут, частью присоединяются к восставшим.
Не допустим братоубийственной войны против трудящихся Советской республики! Руки прочь от Советской Карелии! Земля — торпарям, батракам, маломощным. Вся власть — трудящимся! Долой военные авантюры!
Штаб восставших призывает всех трудящихся немедленно присоединяться к восстанию, организовать на местах отряды, разоружать шюцкоровцев, разъяснять солдатам цели восстания и цели преступной войны, на которую толкают их отечественные капиталисты.
Руки прочь от Советской России!
— Передали?
— Передала, — робко вымолвила телеграфистка.
— Эта телеграмма наделает в их тылах немало паники и кое в чем поможет нам… — усмехнулся Коскинен.