Предание о золотом

огенцоллерн, — в былое время славный город верхней Швабии, — стоит на высоких крутых скалах. Смелых и храбрых принцев его знали и боялись не только в околодке, но и во всей Германии. За несколько сот лет там княжил странный граф: он хоть и не притеснял народа и не беспокоил соседей, но не смотря на это его все-таки не любили. Вечно сумрачный, ворчливый, он не отвечал на поклоны и не входил в разговоры с подданными. Кроме любимых слов его: «Сам знаю! Вздор все!» других от него не слыхивали. Он сердился и ругался из-за всякой безделицы, но никогда никого не бивал. За угрюмый нрав его прозвали «Цоллернской непогодицею».

Жена его была напротив самая добрая, тихая женщина; она часто заглаживала дерзости и неприятности, которые делал ее муж; помогала бедным, навещала больных, одинаково усердно в летний жар и в зимний холод. Когда же муж встречал ее при таких посещениях, то бормотал: «Вздор все!» и проезжал мимо.

Такое грубое с нею обращение мужа нисколько не уменьшало ее любовь к нему.

Когда же у них родился сын, то она стала такой же доброй и заботливою матерью, как прежде была хорошей женой. Но граф видал сына только раз в неделю; по воскресеньям после обеда ему — приносили мальчика, он брал ребенка, бормотал что-то и затем снова отдавал его кормилице. Когда мальчик впервые сказал «папа», то кормилице граф подарил золотой, но мальчика даже не приласкал.

Когда же ему минуло три года, то граф одел его в атлас и бархат, и велел оседлать пару лучших коней своих. Сам взял на руки сына и гремя шпорами сбежал с лестницы. Жена никогда не знала куда едет муж и не спрашивала когда вернется, но на этот раз забота о сыне заставила ее спросить:

— Куда вы, граф? Зачем вы взяли Куно, я бы с ним лучше пошла погулять.

— Сам знаю! — загремел Непогодица. Подняв мальчика за ногу и посадив его на оседланную лошадь, граф привязал его платком к седлу и, взяв за уздечку лошадь, сам сел на другую.

Сначала они ехали тихо; мальчик с радости смеялся, бил в ладоши, тряс лошадь за гриву, погоняя ее, и отец радовался на него: «Молодец у меня будешь», — говорил он.

Выехав за город, они пустились рысью. Мальчик просил отца ехать потише, но тот не слушал его; тогда маленький Куно заплакал и наконец стал кричать изо всех сил.

— Сам знаю! Вздор все! — крикнул на него отец. — Молчи сейчас, а не то…

Не успел он докончить, как лошадь его зашалила, он выронил поводья, та поскакала; и лишь справясь со своею лошадью он увидал, что сына его в седле больше не было, лошадь бежала одна, обратно в город.

Как ни был суров граф, а сердце у него больно сжалось. «Она его сбросила, убила, думал он. — Но где же? Где мальчик?» Он ездил взад и вперед, искал ребенка — но его не было.

— Верно в ров слетел! — мелькнуло у него в голове, и только было он повернул лошадь в ту сторону, как услыхал детский голосок: «Папа! папа!» и увидел мальчика на руках какой-то старухи, сидевшей под деревом.

— Где ты его нашла, старая ведьма! — закричал он. — Отдай его мне сейчас!

— Погоди, дай срок, — сказала старуха. — Где я нашла его? На лошади висел, одной ножкой держался, а я в фартук его и поймала.

— Сам знаю! — сказал он в досаде. — Ну подавай его сюда, не слезать же мне с лошади.

— Наградите за то золотым, — умильно просила старуха.

— Вздор! — прикрикнул на нее граф, бросая ей в колена мелочь.

— Нет, не вздор! Мне бы нужен золотой!

— Мало чего золотой! Вся-то ты не стоишь золотого, — гневно продолжал граф. — Ну давай, что ли мальчика, а не то собаками затравлю.

— Вот как? Не стою золотого? — сказала старуха, злобно смеясь, — если так, то посмотрим какого золотого стоит твое наследство, а мелочь эта мне не нужна, — и она ловко бросила ему деньги обратно в кошелек, который граф не успел еще закрыть. Сначала он от изумления не мог сказать слова, но потом в гневе схватил ружье и уже прицелился в нее. Она же спокойно держала ребенка, подставя его под выстрел. Граф остановился; тогда она отдала ему мальчика, но при этом погрозила пальцем, прибавя: «Помни, за тобой золотой!»

С тех пор граф более не брал с собою на прогулку маленького сына. Он решил, что мальчишка дрянь, баба, что из него никогда не будет толку, прогнал его от себя и больше с ним не разговаривал.

Жена его, терпеливо переносившая все неприятности, не могла видеть такой несправедливости к сыну; ее огорчало это, она захворала, долго болела и наконец с горя умерла.

Тогда граф вовсе бросил мальчика, сдав его на руки нянюшкам, мамушкам да домашнему священнику.

Еще горьче стало мальчику, когда отец его женился на богатой девушке и когда через год у них родились двойни мальчики. Куно был вовсе забыт; ни мачеха, ни нянюшки о нем не заботились и он все свое время проводил у той самой старухи, которая спасла ему жизнь. Та ему рассказывала о его покойной матери, как ее любили бедные, сколько она им делала добра, и как мальчика ни отговаривали навешать эту старуху, которая, говорили, была колдунья, ничего не могли сделать: он любил ее больше всех на свете. В колдовство он не верил; священник учил его, что все это вздор, и ведьмы, и колдуны бывают только в сказках. Мальчик продолжал ходить к старухе и учился у нее разным лечебным травам, знал средства для больных лошадей, от укуса бешеной собаки, как прикармливать рыб и многое другое.

Маленькие братья его были в большей милости у отца, потому что они выдержали первую поездку удачнее его; они усидели в седле без плача и крику, и отец, довольный этим, ездил теперь с ними каждый день верхом. Он сам взялся учить их, но недалеко они ушли, потому что он сам был невежда, не умел даже читать и писать. Но браниться они научились славно, оба переняли говорить «вздор все, сам знаю» и междоусобным ссорам их не было конца; они дружились только в случае общего заговора против старшего брата.

Мать не обращала внимания на их ссоры: «мальчики всегда таковы», — говорила она. Отец же беспокоился о них; он боялся, что они перессорятся и передерутся из-за его наследства. Слова старухи приходили ему на ум: «посмотрим какого золотого стоит твое наследство!»

Он задумал выстроить еще два города и их завещать двоим младшим сыновьям, старший же должен был княжить в родовом своем поместье. Но злая мачеха не могла успокоиться, она до тех пор просила и приставала к мужу, пока тот не переменил своего завещания, и не отдал одному из двойней столицы. Вскоре после этого он заболел; пришел врач и объявил ему, что он скоро умрет, на что он отвечал: «сам знаю». Когда же священник стал его уговаривать покаяться в грехах и приготовиться к новой жизни, то он сказал: «Вздор все», по прежнему бранился и сердился — и так и умер.

Еще не успели его схоронить, как графиня подала завещание своему пасынку, добавив насмешливо, что сам может прочитать, если грамотен.

Куно безропотно покорился воле умершего. Со слезами простился он с родным городом своим, где родился и вырос, где лежал прах его матери, простился с своими друзьями — священником и старушкою. Как ни был хорош новый замок его, а все-таки Куно тосковал по своей родине.

Однажды графиня увидела из своего замка подъезжавшего всадника и за ним два паланкина, окруженные графскими слугами. Двойни, которым в то время было уже по восемнадцати лет, подошли к окну. «Смотрите, да это брат наш Куно!»

— Может ли быть? Должно быт он хочет почтить нас своим приглашением, видите вон паланкины, верно для меня. Не ожидала я от него такой любезности, — говорила мачеха, — пойдемте же к нему на встречу и будьте приветливы: может быть он нам сделает подарки. А я давно желала ожерелье его матери!

Они спорили о подарках и бранились до самых ворот. Куно слез с лошади и почтительно поклонился своей мачехе.

— Вот это похвально, — сказала она льстивым голосом, — что сынок не забыл нас навестить. Ну что, как живется на новоселье? Видишь, какой славный паланкин, и царице бы не стыдно в таком ехать; теперь стало дело за самой хозяйкой, пора позаботиться и о ней.

— Нет, еще рано, а одному скучно, вот я и приехал к себе гостей звать.

— Ты очень заботлив и любезен, — перебила его мачеха.

— Что делать, ведь уж он верхом не доедет, — спокойно продолжал Куно, — состарился наш священник, пусть его доживает век свой у меня; мы с ним так условились, еще когда я уезжал отсюда. Возьму также и старушку, которая спасла мне жизнь, когда меня впервые посадил на лошадь покойный батюшка. Место у меня много, пусть себе живет в покое. Сказав это, он прошел двором за домовым священником.

Графиня пожелтела от злости, а сыновья ее стали насмехаться над братом.

— Вот славно! Отлично! — говорили они. — Нашел кого взять! Священника да ведьму! Что же? Утром будет у священника брать уроки греческого языка, а после обеда с нею заговаривать да колдовать! Дурит наш милый братец!

— Просто срамит всю семью! — в негодовании говорила графиня, — все узнают, все об этом будут говорить, что сам граф повез к себе в пышном паланкине старую ведьму и поселил ее у себя в замке! Позор да и только! Так и видно, что маменькин сынок и та не умела порядочно держать себя, все бегала по разным оборванцам нищим.

Между тем Куно сходил за священником и, к великому ужасу графини, сам вел его под руку и усадил в носилки; за городом у бедной хижинки поезд снова остановился и старушку посадили в паланкин. Затем все обратно отправились в путь.

Но графиня напрасно беспокоилась: никто во всей стране не осуждал графа; напротив все хвалили его за доброе сердце, что он не забыл стариков и успокоил их. Но с братьями Куно не мог сойтись, не смотря на всю свою доброту; сколько он ни старался с ними сблизиться — все было напрасно. Зная корысть их, он уже думал задобрить их этим путем. Между тремя замками лежало озеро, бывшее во владениях старшего брата. В озере этом водилась славная рыба, и братьям было досадно, что оно попало в долю старшего брата. Куно знал, что они любили удить рыбу, и пригласил их однажды на озеро.