Брат
В машине у Роберта кондиционер не работал. Было жарко. Вид у него был неважный. Лицо припухшее и посиневшее. На губе пластырь. Наконец, он, тяжело вздохнув, выпустил меня из объятий, слегка отодвинулся, но руки мои не отпускал.
— НЕ смотри на меня так, Олененок! Из-за тебя побили, между прочим, ребята Сережика! Ну да ладно, его любовь к тебе так вообще оказалась смертельна!
— Я его не убивала!
— Если не ты, то кто?
— Неважно! Несчастный случай!
Роберт подозрительно посмотрел на меня, но промолчал.
— Послушай, Роберт, мне нужна твоя помощь!
— Знаешь, Оля, когда меня били я думал только об одном!
— Даст Серёжек денег или не даст?
— Я думал, что, если увижу тебя еще раз, то обниму вот так. — Он снова полез обниматься. — И больше никуда не отпущу. Знаешь, я ведь тебя давно уже люблю. Просто понял это не сразу.
— Да…ты всегда притормаживал…Слушай, Роберт, мне сейчас не до любви немножко. Точнее, совсем не до любви. Я правильно понимаю, что полиция не сомневается в моей виновности?
— Сомневается, но сама понимаешь, в данных обстоятельствах ты — главная подозреваемая, но…
— Супер, то есть, кошмарненько. Я еду в Москву. И лучше, если я туда доеду на машине, не хочу светить свой паспорт, покупая билет. У тебя Роберт два варианта — везешь меня сам или меня везет твоя машина. В Москве получишь свою долю, она несколько меньше, сам понимаешь, Сережик приревновал и пожадничал, но все-таки мы в плюсе и год не прошел даром.
— Оля, — Роберт снова меня обнял, его губы слегка касались шеи. Оля, я поеду с тобой. Оля, я думал о нас. Ты, конечно, главная подозреваемая, но есть еще я…и у меня тоже есть мотив…Мы поедем в Москву, если ты так решила, но если нас поймают, я всю вину возьму на себя. Я хочу быть с тобой, столько, сколько получится. А там, будешь ли ты ждать меня, неважно.
— Роберт…
Я была в ауте. Полном и окончательном. Это же Роберт!
Любовь и Роберт? В чем подвох?
Мы ехали уже 4 часа. Роберт обиженно молчал. Интересно, а чего, собственно, он ожидал? Что я кинусь ему на шею со словами любви и благодарности?
Два года назад именно так бы я и поступила. Возможно.
Но сейчас…Мне легче поделиться с ним деньгами.
— Роберт…Я…
— Лучше ничего не говори…
— Не буду. Я думаю, что на ночь нам надо остановиться где-нибудь в небольшой гостинце, поужинать, поговорить.
— Нам есть, о чем говорить?
— Конечно, мы же друзья.
— Только друзья.
— Пока только друзья, — ободряюще проговорила я.
Роберт тут же засиял, как только что помытый баклажан (в смысле его синюшная морда озарилась самой искренней радостью), а я прикусила язык. Хотя… сколько раз он мне давал надежду, а потом кидал. А я его любила. Почти. И я не очень-то верю в его чувства. Это ж Роберт!
— Олененок, ты будешь моим самым любимым другом!
— Как скажешь, крыстотулька! Нам нужна неприметная гостинице где-нибудь в стороне от трассы. И Номер с двумя спальнями.
— А как же ужин и разговоры!
— Обязательно, а потом спать, я устала!
Баклажан потускнел. Я зевнула.
Когда мы парковались у гостиницы в небольшом городке, чуть в стороне от трассы, было уже темно. День выдался насыщенный, хотелось спать. Есть хотелось тоже. Но спать все-таки больше, поэтому, упав в мягкое кресло в холле, я задремала, пока Роберт оформлял номер. Проснулась я от поцелуя и вздрогнула. На долю секунды подумала, что открою глаза, а передо мной Раш.
— Олененок, поднимайся! Я заказал ужин! — радостно сообщил мне Роберт.
Лифта в гостинице не было. Три этажа всего, но лестничные пролеты шли один за два. Хотя бы на этот раз я топаю не на каблуках, а в кедах. Когда до конца оставалось всего только пол лестницы, Роберт подхватил меня и, слегка прихрамывая, но все же доставил на самый верх и распахнул дверь.
Это был большой, прямо-таки огромный номер. С одной спальней.
Правда, в зале стоял вполне себе удобный диван, на который я плюхнулась и возвестила:
— Я сплю здесь!
— Не, ну с двумя спальнями здесь вообще нет номеров. Это самый большой двухкомнатный люкс! И ты можешь занять спальню! — Роберт указал на огромную кровать, укрытую красным покрывалом.
— Красный цвет вреден для моих нервов Роберт. Я все-таки перенесла стресс — мой жених умер во время брачной ночи, поэтому будь снисходителен! — Я зевнула, устроилась поудобней, собираясь подремать до ужина.
— Олененок…. — Роберт сел рядом, обнял. — Олененок, почему ты так холодна со мной?
— М-м-м… — зевая, промычала я.
— Олененок, знаешь, я не кому раньше не признавался в любви.
— М-м-м…Вообще-то, признавался.
— Кому?
— Мне, Роберт, мне. Где-то года два назад. Помнишь? После концерта, когда мы с тобой познакомились. Ты пригласил меня кататься на яхте, мы пили вино и закусывали икрой, а потом у тебя не хватило денег расплатиться. Я звонила Людви, и нам пришлось отдать всю выручку за вечер.
— Главное, уже тогда я понял, что люблю тебя.
— Ага, понял, когда я за тебя расплатилась. Но, когда жена депутата подарила тебе машину, ты тут же признался в любви ей.
— Олененок, не будет такой злопамятной. Или ты до сих пор ревнуешь?
В дверь постучали. Полная дама в пестром халате расставила на столике сырную тарелку, фрукты, два бокала и бутылку шампанского и, устало вздохнув, удалилась. Роберт разлил шампанское по бокалам.
— За…нас?
— За дружбу!
— За любовь!
Шампанское было сладким и теплым. Я вспомнила терпкий вкус шампанского на печальной веранде. Шампанское там было лучше, компания все-таки хуже. А потом с тоской оглядела стол, съела тонкий кусочек сыра, который оказался слишком соленым и попробовала персик, одна половина которого была немного подгнивший.
— Надеюсь, это не весь ужин, который ты заказал.
— Нет, еще должно быть две пиццы и два цезаря. Ты сама просила небольшую гостиницу, а в небольшой гостинце и выбор небольшой. Я знаю, что такая девушка, как ты, Оля, достойна большого…Я…
Роберт вдруг опустился передо мной на колени, взял мои ладони в свои и уткнулся лбом в колени.
Ой, опять.
— Слушай, Роберт, а в больнице тебя на сотрясение мозга проверяли? Что-то мне кажется голова твоя очень даже сильно пострадала.
Я аккуратно погладила его по светлым волосам. Он тут же откликнулся на ласку и принялся страстно целовать мои колени. Я затопала ногами, прекращая безобразие.
— Эй, а как же есть да пить и разговоры разговаривать. — Мой живот, который вспомнил про пиццу, жалобно заскулил. — И знаешь, Роберт, в моих планах на завтра — отъезд с утра пораньше, а сейчас уже почти одиннадцать. Поэтому давай не будем хулиганить и попробуем рассчитать дальнейший маршрут.
— Оля… — простонал Роберт, точно у него болел зуб. — Я…мы…
Я высвободила колени из его захвата и, скрестив ноги уселась на диване, взяв тарелку с остатками сыра и намереваясь его доесть.
— У нас не осталось водички?
Роберт разлил шампанское. Везет мне сегодня на любителей выпить. Может быть, он тоже заснет. Крепко. А с утра я рискну уехать без него. Или не рискну?
— Оля, я понимаю, у тебя есть причины не воспринимать меня серьезно, но вчера, когда ты с этим старым уродом поднималась наверх. Оля, у меня внутри все перевернулось. — Роберт яростно тряхнул головой, длинные волосы растрепались, окутали плечи. Он сжал кулаки, мускулы напряглись, карие глаза страстно сверкнули. Он выглядел таким искренним, таким влюблённым, страстным. Я на секунду опять почувствовала себя влюбленной в него семнадцатилетней девчонкой, готовой для него на любой риск, на любую авантюру. Попросит он отвлечь вот того влиятельного господина на пару часиков, а еще лучше попробовать достать из его кармана его кредитные карты и передать ему, Роберту, чтобы жена этого господина могла расплатиться этой картой за…что там хочет себе наш крысотулька? И ведь эту карту еще нужно вернуть на место.
Оля поет, Оля танцует, Оля умеет быстро бегать. И Роберт говорит, что умеет любить?
— Да, у меня есть причины тебе не доверять……. но, с другой стороны, я без страха повернусь к тебе спиной и усну. А это в моем случае уже много. Только я очень хочу пиццу-у-у-у.
Роберт залпом выпил свой стакан. Я тоже. Пить хотелось, а воды не наблюдалось. Стало душно и смешно.
— Роберт, ты с распущенными волосами похож на водяного! Слушай, Роберт, иди сходи куда-то там и поторопи кого-нибудь, чтобы уже нам что-то дали нормальное поесть. А мне жарко! Я иду в ванну!
Роберт вздохнул, но спорить не стал, задумчиво посмотрев на меня, а потом на ванну, он послушно исчез за дверью. Я же направилась к комнате с удобствами, обнаружила там полотенце и даже махровый халат. Раздевшись, я закрылась в душевой кабине, повернула кран и зажмурилась в ожидании, но воды не было. Я еще раз повернула кран, дожав его до конца — ничего. Я сняла душ, потрясла, опять покрутила кран вверх — вниз, вправо — влево. Воды не было. Я разозлилась, вылезла из ванной, накинула халат и ринулась к телефону.
— Да… — сонно ответил ресепшен.
— В моем номере нет воды! Совсем нет! Никакой нет! Как это понимать? Сделайте что-нибудь немедленно! Мне нужен душ! Сейчас!
— Девушка….успокойтесь…сейчас к вам подойдут…какой номер… Вы только что заехали…понятно…сейчас к вам поднимется мастер и все решит…
Я вышла на балкон. Южное небо сверкало, как сундук с самоцветами. Воздух остыл. Ветер шалил и ласкал лоб, щеки. Я взяла телефон и снова попробовала дозвониться до Ами и Людви, но они снова не доступны. Я отправила еще одно сообщение. Может быть, не встретив меня, они решили отправиться меня спасать. Они уже в самолете? Они просто забыли телефон? Телефон сломался? Сломалась зарядка? Сообщение опять без ответа. Кривая грань! Где вы, братишки? Ничего, братишки, я доберусь до вас! Я доберусь до вас во чтобы то ни стало! Я отправила им обоим по грозному смайлику, но на душе было неспокойно.
В дверь постучали.
— Открыто! — крикнула я.
На пороге стояло нечто круглое непонятного пола в клетчатом халате и потертым сундучком в руках.