В нем боролись два взаимоисключающих, но, очевидно, неизбежных в подобных обстоятельствах чувства. С одной стороны, он глубоко и искренне скорбел по поводу трагической и нелепой гибели не просто своего авторитетнейшего руководителя, делу и идеалам которого он был до конца предан. Для него Ода Нобунага был той личностью, встреча и общение с которой открыли перед ним возможность стремительного восхождения по иерархической лестнице, он ясно осознавал, что в иной ситуации и мечтать не мог бы об этом.
Хидэёси испытывал особую признательность и большую привязанность к Нобунага. Он был возмущен и оскорблен предательством, совершенным человеком из их же круга, самим характером убийства из-за угла, что противоречило натуре и убеждениям Хидэёси, который при всей своей природной хитрости и ловкости все же предпочитал открытую и честную борьбу. Все это рождало в нем вполне понятную ненависть к убийце, естественное желание отомстить за смерть своего предводителя, наставника и друга. Он считал это своим долгом.
С другой стороны, его не покидала мысль о том, что перед ним неожиданно открылся путь к власти, появилась реальная возможность сыграть новую роль в судьбах своей страны, осуществить планы и проекты, которые зрели в мечтах, но для осуществления которых еще не пришло его время. Действительно ли пробил его час, готов ли он к новой и очень ответственной роли лидера, в состоянии ли овладеть сложной обстановкой, сможет ли успешно продолжить борьбу за объединение страны, так успешно начатую, но далеко еще не завершенную Ода Нобунагой?
Мысли теснились. Присущие Хидэёси самонадеянность и уверенность в собственных силах сменялись растерянностью, несвойственной ему робостью и тревогой. Не потому, что он боялся предстоящего боя с Акэти или сомневался в его исходе. Он был уверен в своей полной победе. Его беспокоило другое. Он отлично понимал, что среди сподвижников Нобунага были и другие полководцы, которые не с меньшим, а, быть может, с большим основанием, чем он, могут и, очевидно, будут претендовать на роль преемника Нобунага. И неизвестно еще, как они отнесутся к его, Хидэёси, претензиям на власть.
Мысленно он пытался представить себе настроение тех, кто потенциально мог претендовать на власть, угадать возможные действия с их стороны. Прежде всего перед ним вставал влиятельный и сильный Токугава Иэясу, который в последнее время очень сблизился с Нобунага и к тому же в отличие от других приближенных лиц обладал внушительной военной мощью. Какую позицию займет он в этой сложной ситуации, что собирается предпринять?
Хидэёси не мог, разумеется, знать, как именно сложатся и будут развиваться события, ясно представить себе не только все детали, но даже контуры того здания, которое собирался возводить. Хоть и радужной казалась вдруг открывшаяся перспектива, много в ней было неизвестного и тревожного. Но в одном он нисколько не сомневался: надо было действовать, притом быстро, смело и решительно, чтобы никто, ни враги, ни друзья, не смог опередить его и раньше овладеть положением. Он принял вызов и смело двинулся навстречу неведомым силам и подстерегавшим его повсюду всевозможным опасностям.
Тщательно обдумав план действий, Хидэёси поздно ночью вызвал к себе преданных ему военачальников, сообщил им о событиях в столице и велел высказать свое отношение к случившемуся. Неожиданность этого тревожного известия повергла всех в состояние полной растерянности и смятения. Понурив головы, военачальники застыли в скорбном оцепенении. Молчание нарушил Курода Ёситака, один из ближайших сподвижников Хндэёси. Это был опытный военный и ловкий политик. Он не раз участвовал в боевых сражениях на стороне армии Нобунага, в одном из них получил серьезное ранение в ногу и на всю жизнь остался хромым. К концу жизни Курода Ёситака принял христианство, был крещен и наречен Симоном[181]. Он умер в 1604 году в возрасте 57 лет и похоронен в церкви города Хаката.
Видя скорбное лицо Хидэёси, сообщившего присутствующим печальную весть о гибели Ода Нобунага, Курода Ёситака[182] буквально ползком приблизился к своему господину, волоча больную ногу, и стал увещевать того, говоря, что самим богом ниспослано ему стать владыкой всей страны.
На этом своего рода военном совете было решено заключить перемирие с Мори и немедленно готовить войска к походу на столицу. В тот же день начались мирные переговоры. Главной фигурой на переговорах был Курода Ёситака, который от имени Хидэёси фактически диктовал условия перемирия. Он заявил, что Хидэёси готов снять осаду замка Такамацу и спасти жизнь находившимся там воинам Мори, если владельца этого замка Симидзу Мунэхару принудят совершить самоубийство[183].
Пребывая в полном неведении о мятеже Акэти, Мори ничего не оставалось, как принять условия перемирия, тем более что Хидэёси усилил натиск на замок Такамацу, принуждая его защитников к прекращению всякого сопротивления. Этот замок и его гарнизон уже длительное время находились в осаде. Однако все попытки Хидэёси взять замок приступом не имели успеха. Тогда было решено соорудить дамбу высотой около 6 м, которая возвышалась бы над замком, расположенным на невысоком холме и с трех сторон окруженным непроходимыми болотами. Искусственно созданное огромное водохранилище, заполненное водами протекавшей рядом небольшой речушки и обильными ливневыми дождями — был как раз сезон дождей, — угрожало затопить осажденный замок и всех его обитателей. Перед лицом этой опасности гарнизон замка капитулировал, а его владелец Симидзу Мунэхару покончил жизнь самоубийством.
Мори Тэрумото узнал о гибели Ода Нобунага лишь через сутки после того, как соглашение о перемирии было подписано. Некоторые биографы Хидэёси утверждают даже, что он лично сообщил новость Мори. Однако с этим вряд ли можно согласиться, ибо такая точка зрения противоречит всему психологическому настрою Хидэёси в тот момент, образу его мыслей и характеру предпринятых им действий. Хидэёси как раз важно было скрыть известие не только от врагов, но и от друзей. К тому были серьезные причины.
Во-первых, необходимо было выиграть время. Фактор времени в той ситуации мог оказаться решающим, и Хидэёси прекрасно это понимал. Во-вторых, известие о смерти Нобунага могло активизировать действия его противников, склонить колеблющихся феодалов на сторону Акэти Мицухидэ. И, в-третьих, если бы Хидэёси сразу сообщил Мори правду, вряд ли последний так быстро пошел бы на заключение перемирия, тем более на условиях, не очень-то выгодных ему. Без такого мира Хидэёси лишался свободы действий для своей армии.
То, что дело обстояло именно так, подтверждает одно из писем Хидэёси, которое он направил владельцу замка Ибараки в провинции Сэтцу Накагава Киёхидэ. Это письмо датировано 5 июня 1582 года, т. е. написано уже после того, как Хидэёси стало известно о событиях в храме Хоннодзи. Тем не менее автор его намеренно рисует искаженную картину того, что произошло в столице. Он пишет, в частности, что Нобунага и его старшему сыну Нобутада удалось выйти из окружения и благополучно добраться до местечка Дзэдзэ в провинции Оми. Лишь в одном месте письма Хидэёси говорит правду, сообщая своему адресату, что в тот момент, когда писал письмо, он, Хидэёси, находился на пути в замок Химэдзи.[184]
Мори, узнав о смерти Нобунага, понял, что был обманут Хидэёси. Некоторые советники Мори предложили аннулировать соглашение о перемирии, поскольку они были введены в заблуждение, и немедленно организовать преследование войск Хидэёси. Однако главный советник феодального дома Мори, дядя Мори Тэрумото — Кобаякава Такакагэ,[185] настоял на том, чтобы Мори отказался от этой бесплодной затеи.
Тем временем Хидэёси во главе своего войска стремительно продвигался по направлению к Киото. Он надеялся застать убийцу еще в столице и поэтому останавливался только на редкие привалы, чтобы пополнить запасы продовольствия и напоить лошадей.
Об этом походе Хидэёси сложено немало различных легенд, в которых правда тесно переплелась с вымыслом. Вот одна из них.
Хидэёси так спешил, не заботясь о собственной безопасности, что не заметил, как в одиночестве вырвался вперед, оторвавшись от следовавшего за ним эскорта. На подступах к столице, в районе города Амагасаки, он повстречал группу людей в крестьянских одеждах, которые ремонтировали дорогу. Поравнявшись с ними, Хидэёси сказал торжественным тоном: «Работайте, работайте, друзья мои. Недолго осталось вам страдать. Скоро я облегчу вашу горькую участь».
Не успел он произнести эти слова, как раздался звук рожка и словно из-под земли выросли вооруженные воины, которые находились, очевидно, в засаде. Они стремглав выбежали на дорогу, окружили Хидэёси и обнажили мечи. Один из них повелительным тоном сказал: «Повинуясь приказу сёгуна Мицухидэ, мы прибыли сюда за твоей головой».
Изумленный таким оборотом дела, Хидэёси посмотрел вокруг, пытаясь понять, что же происходит, и соображая, что ему следует предпринять. Метрах в трехстах он увидел своего вассала Като Киёмаса, но путь к тому преграждали вооруженные люди, которые стекались со всех сторон. Вдруг Хидэёси заметил узенькую тропинку, пролегавшую в рисовом ноле, и во весь опор поскакал туда. Он проделал это так стремительно, что никто не успел даже опомниться.
Тропинка вывела его к местному храму. Хидэёси быстро соскочил с коня, со всей силы вонзил нож в ногу загнанной лошади и пустил ее навстречу своим преследователям. Лошадь в бешенстве понеслась, врезалась в толпу воинов, раня их ударами копыт. Напуганные и искалеченные воины бросились врассыпную.