Для приемки сказок был назначен В. Зотов, наблюдавший до этого за деятельностью Сената. На местах сказки собирали ландраты. Перепись затянулась и к 1719 году не была закончена. Окончание переписи пришлось отложить до следующего года, так как выяснилось, что поступившие с мест сведения неверны. Вначале считали, что так получилось по нерадивости губернских работников, и поэтому Сенат указал: «у которых в ведомстве их правление взятие и собрание сказок, буде еще не окончено, держать в канцеляриях на цепях и в железо скованных, не выпуская… пока в оном деле, как указ повелевает, совершенно исправятся»[347].

Но причина заключалась не только в нерадивости губернаторов, а в том, что помещики не давали точных сведений и явно стремились утаить как можно больше крепостных не только от обложения, но и от рекрутских наборов, которые должны были проводиться по ревизским спискам.

Массовая утайка крестьян вынудила Сенат дать указ о выявлении этих фактов и уточнении ревизских списков.

Об утаивании ревизских душ говорят такие факты. В Петербургской, Московской, Нижегородской, Киевской, Азовской и Смоленской губерниях в начале 1720 года было указано 2 625 842 души, а в 1721 году было «обнаружено» еще 452 444 человека. Больше того, в 1723 году военные переписчики насчитали в этих областях неучтенных в ревизских списках 1 123 056 человек. В Бахмутском уезде в ревизские списки было занесено 2990 душ, а после проверки обнаружили еще 293б душ. Во время переписи пропускали целые деревни и вотчинные города, например, вотчина Меншикова — г. Раненбург с деревнями, в которых насчитывалось 2700 душ.

Немало трудностей встретилось при определении категорий, подлежащих учету. Переписчики не знали, куда отнести низшее духовенство, торговых людей, семьи людей «старых служб», солдатских детей, посадских людей, живущих в деревнях, и т. п. Весьма сложным оказался вопрос о положении в оклад однодворцев и вообще людей прежних военных служб (драгун, рейтар и т. д.). Эти люди решительно протестовали против приравнивания их к крестьянству. По каждому такому случаю от Сената требовали разъяснения. Всех, кто ожидал ответа, в списки не включали. Поэтому в 1722 году учтенных оказалось только 5 млн. человек, на которых и расписали все полки. На каждого пехотного солдата было определено 35,5 души крестьян, а на драгуна — 50 душ. Для более тщательной проверки «росписей» и расположения полков по губерниям были посланы специальные комиссии — «генералитет с офицерами и воинские команды»[348]. Задача комиссии заключалась в том, чтобы разложить полки по душам.

Во время генералитетской проверки выявилось много злоупотреблений. Сенат был вынужден издать новый указ, в котором потребовал, чтобы во всех провинциях проверкой занялись специальные воинские отряды, и в случае обнаружения утаивания душ, строго наказывали помещиков или их приказчиков и старост[349]. Подозреваемых в утайке били кошками, батогами, а иногда казнили. Приведем такой факт. В Великолуцкую провинцию для проверки ревизских списков был направлен отряд полковника Стогова, который обнаружил 338 человек, не учтенных в списках. Жалуясь на жестокие меры, воевода сообщал Сенату: «От него (Стогова. — Л. Б.)… пытано и кнутом бито дворян»… «из оных умре 1, держано в казармах дворян 7, из них от тесноты умре 1…, людей и крестьян пытано и кнутом бито 71, из оных умре 10; в батоги бито людей и крестьян — 14»[350].

Полковник Есипов доложил, что при проверке им Азовской губернии за утайку душ или уклонение от переписи было казнено 4 человека, сослано 11, записано в солдаты 340, наказано 7966[351].

Но так жестоко отряды расправлялись только с крестьянскими старостами и помещичьими приказчиками. С дворянами они обращались более осторожно.

Следует отметить, что после генералитетской проверки число беглых крестьян резко увеличилось. Об этом можно судить хотя бы по Райгородской волости, Вятской провинции. Воевода сообщал в Сенат, что «после генералитетской переписки мужского пола душ из 3640 бежало, и померло и взято в рекруты и в ландмилицию 2789 человек, затем в волости осталось токмо 881 душа»[352].

Не лучше было и в других местах. Крестьянство сопротивлялось переписи. Оно боялось усиления налогового гнета и увеличения рекрутских наборов.

Массовое бегство мужского населения вызвало беспокойство правительства, и в связи с этим оно хотело быстрее решить вопрос о расквартировании войск, имея целью возложить на них полицейские функции. Но в 1723 году еще не были подготовлены условия для перевода армии на новую систему снабжения. И только в мае 1724 года был издан указ «О вводе полков, по расписанию в постоянные квартиры»[353].

По новой системе обложения каждый из общего числа 5 409 930 податных лиц должен был вносить ежегодно по 74 копейки в три срока[354]. Сбор денег производили земские комиссары, к которым были прикомандированы по 2 штаб-офицера «дабы комиссары какой конфузии не сделали»[355].

Новый порядок обложения был изложен в так называемом «Плакате». В первом параграфе этого документа говорилось, что с каждой души мужского пола, «которые по нынешней переписке и по свидетельству штаб- и обер-офицеров явились, земским комиссаром велено собирать в год по 74 копейки… и больше никаких денежных и хлебных податей и подвод не иметь, и платить не повинны, разве то за деньги»[356]. Столько же должны были вносить и помещичьи крестьяне.

Для государственных крестьян в 1722 году был установлен дополнительный налог — по 40 копеек, так как государственные крестьяне «себе помещиков и никаких владельцев, кроме императорского величества, не имеют»[357]. Следует сказать, что подушную подать для содержания армии должны были платить все крестьяне — помещичьи, государственные, дворовые, однодворцы и т. п. Кроме того, государственные крестьяне должны были нести многочисленные натуральные повинности: постойную, подводную, строительно-дорожную и многие другие.

Практически как помещичьи, так и государственные крестьяне были уравнены в налоговом отношении, и теперь считалось, что весь народ мобилизован на «государеву службу», чтобы из податного населения «ни один без положения в оклад не остался».

Все расходы на содержание армии, устройство мануфактур и т. п. правительство Петра I переложило на плечи крестьян, с которых действительно драли три шкуры. Особенно тяжела была подушная подать. Расходы на содержание флота и гвардии погашались за счет питейных и таможенных сборов.

Расходы на содержание армии и флота непрерывно возрастали. Об этом говорят следующие данные: в 1680 году из общей суммы доходов в 1500 тыс. руб. на армию расходовалось около 750 тыс. руб.[358] В 1701 году доход государства возрос до 2500 тыс. руб., а на вооруженные силы израсходовано 1 839 600 руб.[359] В 1710 году доход выражался в 3 133 879 руб., а расход на армию — 2 566 324 руб. и на флот 433 966 руб.[360]

В 1712 году в связи с утверждением типовых штатов расход на армию и флот был определен в сумме 3 356 900 руб., а по штатам 1720 г. расход на армию был установлен в 4 млн. руб.[361]

Расходы на армию и флот росли из года в год. В 1724 году доход составлял 8546 тыс. руб., а расход на армию определен в сумме 4 003 348 руб. и на флот 1 400 000 руб.[362]. В 1725 году доход был равен 9 млн. руб., из них на армию и флот израсходовано 5970 тыс. руб.[363]

Налоговое бремя становилось все тяжелее.

Правительство, опасаясь, что крестьяне будут разбегаться, решило, что лучшим сторожем явится сама армия. На полки была возложена нелегкая обязанность «смотреть так, чтобы из крестьян, которые на полк написаны, никто не бегал, а если проведают, что к побегу будут собираться, тех от того удерживать, а которые побегут, за теми гнать в погоню и ловить, и как пойманным, так и удержанным велеть помещикам наказывать»[364]. Кроме того, полки должны были смотреть, «чтобы в тех их дискриктах разбойников не было, а где явятся, тех ловить и отсылать в указанные места»…[365]

«Плакат» не только вводил новый порядок сбора средств на содержание армии, но и определял систему снабжения, вносил большие изменения во внутреннее управление уездов.

Надо сказать, что эта реформа была порочна в своей основе. Она исходила из принципа, что обеспечение взимания доходов государству должно осуществляться «старанием тех, в пользу которых они были представлены». Это вело к массовым злоупотреблениям и столкновениям между войсками и населением, военными и гражданскими властями.

В 1725 году пришлось отказаться от натуральных поставок. Сбор провианта для армии и флота предлагалось вести путем закупок у помещиков по «указной цене»[366]. В 1700–1723 гг. в местах дислокации войск создавались большие запасы продовольствия, для чего строились специальные магазины. Такие магазины были построены в Нижнем Новгороде, Чебоксарах, на Рогачевской, Дубенской, Белозерской, Ладожской и Крохинской пристанях, в Твери, Архангельске, Вологде, Трубчевске и Смоленске. С 1722 г. флот стал заготовлять провиант самостоятельно. В связи с этим расходы на флот возросли до 1 663 515 руб.

В 1724 году было дополнительно открыто еще шесть магазинов. На докладе Военной коллегии Петр I написал: «Места нужнейшие магазинам: в Петербурге, в Риге, на Дону, на Днестре или Десне, в Смоленске, Астрахани. Главные из них 1-й, 2-й и 3-й, прочих меньше, а 6-й по пропорции людей». Все магазины имели свои штаты[367]. Размещение магазинов определялось возможными театрами военных действий и расквартированием войск. Обозы войсковых частей получали здесь необходимое довольствие.

В первой четверти столетия на смену системе натуральных поставок приходит система денежных сборов, которая полностью обеспечивала текущую потребность и позволяла создавать необходимые запасы продовольствия и фуража. Такая система могла появиться только в период развития товарно-денежных отношений в городе и деревне.