— Слышишь, как поет! — изумленно бормотал дед маленькому Сергею, когда зимой в доме негаданно-нежданно появлялся сверчок. — Пока сверчок поет, беда не придет!

Сергей подумал сейчас, сидя в осеннем сквере, что давным-давно не слышал сверчков и что, может быть, правы те, кто, винят в их исчезновении радиацию.

Но деревья на бульваре спокойно роняли листву, словно были совершенно уверены, что благодаря здоровым корням им будут обеспечены весной зеленые кроны.

И, словно в подтверждение дедовских речей, возникло в душе Сергея настойчивое, хотя и не очень понятное, чувство: надо поехать к деду, почтить его вековую принадлежность к рабочей корневой системе России.

И еще подумалось, что «Конструктор № 4» — очень кстати. Так и войдет он в дом деда с этой придумкой в руках. Как бы в знак обещания, что Мишка будет все же приучаться не только к музыке и рисованию, но и к рабочему мастерству!

Сергей разобрался в своих переживаниях и заторопился на поезд. Хотел позвонить домой, но единственный телефон-автомат, попавшийся ему по дороге, оказался испорченным.

До дедовского дома Сергей дотопал уже поздно вечером — плутал в неразберихе переулков, ибо толком ни адреса, ни дороги не помнил. И попал к родне в самый разгар поминок. Никаких тебе разговоров о корнях да о кронах древесных. Порядком помянув деда, Чекедов произнес совсем не то, что собирался сказать, едучи сюда.

— Листва так же важна, как и корни, — заявил он. — Однако, дед у нас был мудрым!

Никто из родни не обратил внимания на речь Сергея.

Миша действительно снял телефонную трубку потому, что не мог больше ждать, когда папа позвонит и скажет, в котором часу он наконец приедет. От ожидания Миша совсем вспотел, но даже при положенной трубке жара и вокруг, и в нем самом становилась все сильней и сильней. Он лег спать, заставив себя аккуратно сложить одежду. Правда, мама, хотя и говорит, что у нее все школьники на уме, а не только он и Ариша, всегда сложит, если разбросано. Но папа всегда говорит, что надо самому складывать аккуратно. «Он придет и увидит, как аккуратно». И вдруг Миша как будто бы услышал то, что ему подумалось, и вскочил. Взяв в охапку свои аккуратно сложенные вещички и стараясь не плакать, раскидал их по полу: ведь отец не придет сегодня, уже не придет!

Миша долго притворялся спящим, а на самом деле лежал и думал, старался понять, догадаться — какое же дело может быть важнее, чем то, которое дала учительница, велевшая обязательно принести «Конструктор № 4». Может быть, мама знает, потому что она — директор школы. Успокоенный спасительной ребяческой мыслью о материнском могуществе, Миша заснул. Но ему приснился такой страшный сон, что вокруг стало совсем холодно, а не жарко, как было недавно.

Ему приснилась коробка конструктора. Только она была не желтая и синяя с ярко-красными буквами, а просто серая. Она была серая-серая, словно кто-то стер с нее все краски большой резинкой-ластиком. И было очень страшно, что она серая. И внутри были простые глупые железки.

Утром, когда Наталья подошла разбудить сынишку, она увидела, что тот не спит.

— Сегодня папа принесет конструктор, и ты построишь…

Она осеклась, встретив сосредоточенный взгляд.

— Да, мама… Если он даже не принесет — ничего.

— Папа принесет, — с усилием повторила Наталья, — он вчера не пришел, наверное, потому, что ему надо было сделать что-то очень важное. (Подумала: «Что может быть важнее, чем вложить свою, пусть даже небольшую, лепту в детей, в их воспитание?») А сегодня у тебя будет конструктор, и ты построишь лодку, грузовик, самолет, мотороллер… Все очень нужное.

— Да, мама… Ведь ты — директор школы, ты знаешь, что очень нужное и важное.

Он сказал так «понарошку». Он уже догадывался, что мать тоже не знает. И он понимал, кажется еще во сне понял, что и лодка, и грузовик, и самолет, и мотороллер не настоящие, как у Соловьева, а просто для забавы малышей. Впрочем, наверно, надо показать Арише, что игрушечно строить из глупеньких железок, — надо, чтобы малыши забавлялись!

Миша шагал по широкому светлому коридору среди одноклассников, которые гордо несли коробки «Конструктора № 4». В дверях остановился, пропуская девочку — соседку по парте с ее ношей. Улыбнулся и, пожав тоненькими плечами, как взрослый, вошел в свой второй класс «В».