— Мало! — раздались крики.
— Обещают потом дать еще сорок тысяч. Ручаюсь, что оружие будет. Разве Флессель когда-нибудь вас обманывал?
— Браво, Флессель! — раздался возглас, и толпа разразилась рукоплесканиями.
Флессель скрылся. На балконе ратуши появился человек в мундире французского гвардейца.
— Граждане! — закричал он зычным голосом. — Вы меня не знаете. Я сержант Лазарь Гош. И вот что я скажу вам! Каждую минуту иностранные наемники могут ворваться в город. У них здесь есть могучая опора. Это Бастилия!.. Пушки ее бастионов уже направлены на нас. Нужно предупредить неприятеля и овладеть Бастилией!
— Легко сказать! — крикнули из толпы.
— Голыми руками? Нас уничтожат до одного!
— Граждане! — продолжал Гош. — Да, нам необходимо оружие! Как хлеб, как воздух! Дожидаться некогда! Со вчерашнего дня кузнецы предместий куют для народа пики и сабли. Однако и этого мало. Нужны ружья! Пушки!
— Где их взять?
— В Доме инвалидов. Там в подвалах спрятано много всякого оружия… Пойдемте туда! Если откажут, возьмем силой!..
Толпа загудела:
— В Дом инвалидов! За оружием!
Началась давка. Егора завертело, как в водовороте. Вдруг чьи-то руки подхватили его сзади, приподняли и вынесли туда, где было посвободнее. Егор оглянулся, чтобы увидеть лицо своего избавителя, и обмер от изумления. Это был Ерменев…
Он возвратился в Париж два дня назад и не заехал к госпоже Бенар, опасаясь, что там его обнаружит полиция.
— Какая теперь полиция! — сказал Егор.
— Я ведь только приехал, не знал, что здесь творится. Первую ночь провел у моего учителя, господина Дюплесси. На другой день повстречал знакомого артиста, Дюгазона, он пригласил меня к себе…
Они уселись под мостом, у самой реки. Здесь прохладно и пустынно. Только несколько рыболовов расположилось на бережку. На Сене не видно ни баржей, ни лодок. Просто не верилось, что сегодня в Париже можно найти такой мирный уголок…
— Какими же судьбами вы здесь? — спросил Егор.
— Черт его знает, как это получилось! — говорит Ерменев. — В Петербурге никто мне не обрадовался. Даже всегдашний мой покровитель Баженов… И правду сказать, сам он ныне не в милости. Во-первых, он друг цесаревича Павла, а государыня с сыном своим в открытой вражде. Во-вторых, с московскими мартинистами близок…
— Отчего ж не поехали в Москву, к Новикову? — спросил Егор.
— К чему? Книг с гравюрами он не издает. А теперь, когда мартинистов все больше теснят, ему и вовсе не до меня… Тут пришли известия из Франции: Генеральные штаты, конституция… Опять потянуло сюда. И, кроме того, в Париже живет… одна особа.
— Знаю, — кивнул Егор. — Вы уже видели ее?
— Заходил, но не застал. Мне сказали, она в Версале.
— А что Каржавин? — спросил Егор. — Поехал он к Новикову?
— Пока нет. Тяжба у него с родней из-за наследства. Так что ему из Питера отлучиться нельзя… — Он помолчал и добавил: — Поссорились мы с Каржавиным.
— Неужели? — воскликнул Егор. — Отчего же? Ведь он хороший человек.
— Я и не говорю, что дурен. Только ослеплен… Шарлотта ему наговорила бог знает чего. Будто в его отсутствие я пытался отбить ее у мужа, предлагал руку и сердце.
— Но это же ложь! — изумился Егор. — Как можно такое выдумать?
— Не так уж трудно. Стоит лишь все изобразить шиворот-навыворот. Мужа своего она не любит, да и, кажется, никого никогда не любила, кроме себя самой. Однако увлечений у нее было немало. Кажется, я удостоился этой чести. Но отклонил ее весьма решительно.
— Еще бы! — сказал Егор. — Ведь Каржавин друг ваш.
— К счастью, Шарлотта никогда мне не нравилась, скорее наоборот. Так что соблюсти дружеский долг было не слишком трудно. А женщины, Егорушка, таких обид не прощают… Однако я изрядно проголодался. Не пойти ли нам куда-нибудь поесть? Боюсь только, что нынче всюду закрыто.
— У меня есть с собой кое-что, — предложил Егор.
Он вынул из кармана сверток. Закусив, они продолжали беседовать. Егор рассказал о парижских происшествиях последних дней.
— Давно я ожидал здесь бури! — сказал Ерменев. — А все же не думал, что она разразится так скоро. Это ведь только начало!..
— То же говорит и господин Ромм… — Егор рассказал о своем новом знакомстве. — Однако я все еще надеюсь, что обойдется без дальнейшего кровопролития.
Ерменев усмехнулся:
— Ведь и сам ты участвовал в свалке: камни швырял в солдат!
— Может быть, не следовало мне так поступать, — ответил Егор. — Как-то все смешалось, разобраться нелегко…
Заходящее солнце стояло над рекой, над шпилями башен, окруженное багровыми тучами. Рыболовы собрали сачки и удочки. Только один высокий, костлявый старик еще оставался на берегу, вновь и вновь закидывая удочку.
Издали донесся невнятный гул. Он приближался. На противоположном, левом, берегу Сены показалось шествие, направлявшееся к Королевскому и Новому мостам. Тащились телеги и повозки, нагруженные ящиками, громыхали пушечные лафеты, валила толпа с ружьями, саблями, пиками.
— Погляди! — сказал Ерменев. — Добыли все-таки оружие.
Толпа все шла и шла… Вот она уже вступила на мост, переправилась на правый берег. Нестройное пение, невнятные выкрики, грохот колес… Из хаоса звуков выделяется один грозный, страстный крик:
— В Бастилию!..