Обида Вити Леонова

Вот при каких странных обстоятельствах познакомился я с Витей Леоновым.

Это было сразу после войны. Меня послали работать вожатым. В то время в отрядах были не председатели, а начальники штабов, и их не выбирали, а назначали.

И вот передо мной отряд 6-го «Б», известный в школе как самый отчаянный. Даже, пожалуй, не совсем правильно употребить здесь слово «отряд». В классе человек сорок мальчишек (школы в то время были отдельно мужские и отдельно женские), и ни на одном не видно пионерского галстука.

Нет, у одного был. Этот паренек сидел на задней парте, худенький, с упрямым, немного хмурым взглядом.

И я сразу представил себе: наверно, товарищи его не раз удивлялись — чего это он носит галстук, когда никто уже не носит. Наверно, над ним смеялись и называли маменькиным сынком или еще как-нибудь. А он все равно приходил в школу с красным галстуком.

Я был очень неопытным вожатым. Я сразу спросил:

— Как твоя фамилия?

— Ну, предположим, Леонов… А что? — не очень ласково протянул мальчишка.

Отвечая, он приподнялся и сел на спинку парты. Вроде бы встал — это для вожатого, и вроде бы не встал — это для ребят. Видно, я не очень-то понравился ему.

— Ты будешь начальником штаба.

Леонов посмотрел на меня с презрением: откуда, мол, еще такой взялся?

— Почему я? — спросил он насмешливо.

— Ну, хотя бы потому, что у тебя одного пионерский галстук.

И в ту же минуту я пожалел о своих словах.

Я мог ожидать чего угодно, только не того, что произошло.

Виктор сполз со спинки, небрежно, лениво развязал узел галстука, сдернул его и сунул в карман.

— Ну? А теперь буду? — насмешливо спросил он меня.

В классе все захохотали, зашумели, закричали. Только мне было не смешно.

Я понял, какую глупость совершил. Ну конечно, Виктор и должен был так поступить. И я бы на его месте поступил так же. Перед всем классом выходило, что с помощью галстука он как-то отличился, чуть ли не выслужился. Чистота галстука была запятнана.

— Будешь! — упрямо и зло крикнул я, потому что отступать было поздно.

Два здоровых парня у окна загоготали еще громче.

И тогда Виктор вновь удивил меня. Он встал, обвел ребят долгим взглядом и негромко, но так, что услышали все, сказал:

— А впрочем, я передумал. Буду.

В классе сразу стало совсем тихо. С парты у окна насмешливо крикнули:

— Давай, Витек, давай!

Но это был последний выкрик.

Когда бы я ни зашел в отряд 6-го «Б», я видел на Викторе его старенький красный галстук со свернутыми в трубочку концами. Потом еще у нескольких ребят появились галстуки, потом их стало больше…

А Витю Леонова через год выбрали председателем совета дружины. У него был твердый и независимый характер. Он никому ничего не прощал: ни ребятам, если они были виноваты, ни мне, старшему вожатому, если я что-нибудь делал не так. Слово Вити было законом для всех.

— Н-ну, я думаю… — не торопясь, чуть растягивая слова, начинал он и всегда говорил самое нужное, самое справедливое.

Когда Витя перешел в 9-й класс, то в школе даже скандал получился, потому что одни хотели выбрать его в комитет комсомола, а другие требовали оставить его в совете дружины — он всюду был нужен.

Прошло много лет. Витя Леонов окончил школу, потом — университет.

Недавно он погиб в экспедиции в горах Кавказа.

Я часто вспоминаю Виктора в тот день, о котором я рассказывал.

О самом дорогом вслух не говорят. Вот почему обиделся на меня тогда Витя Леонов. Неприятно, когда тебя попрекают галстуком, еще более неприятно, когда тебя хвалят за него. Стыдно, если носить галстук принуждают.

Мы повязываем утром пионерский галстук не потому, что кто-то заставляет нас делать это, и не потому, что с галстуком аккуратнее выглядишь. Нет, мы повязываем галстук по своей воле, потому что нет нам без него жизни, потому что он — цвета крови.

А крови рабочих, делу рабочих изменять нельзя. Ни при каких обстоятельствах.