ВОСПОМИНАНИЕ О СОЦИАЛИСТИЧЕСКОМ ПЕРВОМАЕ 1890 ГОДА{307}
Эта картина никогда не исчезнет из моей памяти. Она будет стоять перед моими глазами до тех пор, пока я останусь жив. Полоса ровной белой дороги, по обеим сторонам ее луга и поля (домов здесь тогда еще не было), а совсем близко на горизонте — поросшая лесом вершина Варты. Между высохшей канавой (теперь ее уже нет) и дорогой, но не слишком близко к последней, — чтобы можно было во-время удрать, — собралась группка — пять восьмилетних мальчуганов: они тайком улизнули из дому и теперь, немного волнуясь, ожидают, когда же социалисты начнут «совращать христианские души». Один из них, служка костела, слышал об этом от пана священника во время проповеди, и дети полны любопытства, как такая штука, собственно, делается? За спиной мальчиков — опустевший городок. Он кажется совершенно вымершим и в тоске и страхе ждет того, что должно произойти. Немногочисленный жандармский пост приведен в боевую готовность.
На безлюдной дороге у «верхней» фабрики появляется колонна рабочих. Она проходит километра два до Рек — к «нижней» фабрике, чтобы там соединиться с ткачами, ткачихами и прядильщиками. Кто-то берет сердца мальчиков в ладони и тихонько сжимает. Впереди колонны на древке развевается красное знамя. Цвет его порой переходит в черный. Это идут рабы немецкого магната Шмидта, безудержного германизатора и жестокого притеснителя, которому принадлежит почти все промышленное Подкрконошье от Либерца и Железного Брода до самых Семиль. Это колонна узников двенадцатичасового рабочего дня, малокровных, исхудалых, видящих солнце только несколько воскресных часов, если оно в ту пору светит. Руки у них совершенно синие от сухих красок ситцепечатки. Их знамя кажется детским глазам до того страшным и черным, что я уже, вероятно, никогда в жизни не встречу ничего подобного.
Это было начало…
Только начало, которое мы видели восьмилетними мальчиками. Ничего более. История классовой борьбы начинается уже в те далекие времена, когда люди оставили первобытный образ жизни. В эпоху капитализма эта борьба всего-навсего приобрела другие формы. Однако человеку нужно долго жить, чтобы не только понять, но и явственно почувствовать это. Можем ли мы сравнивать прошлое с настоящим? Обязаны. Захлестнутая людскими волнами Вацлавская площадь. Руководители партии на трибунах. Лес флагов и знамен. Вся площадь, ликующая, поющая и танцующая, радостно оживает от белых блузок, красных галстуков и легких разноцветных флажков. А вслед за ними движутся организации, организации, организации, местные и заводские, тысячи лозунгов, портреты Маркса, Энгельса, Ленина, Готвальда, Димитрова, Мао-Цзэ-дуна, Ракоши, и снова Готвальд, Готвальд, Готвальд и другие деятели партии. Синие комбинезоны рабочих Шкодовки, Татры, Кольбенки, Збройовки, «Рудого Летова»… Коллективы заводов с гордостью демонстрируют свою продукцию — достижения двухлетки. Проходят все новые и новые массы трудящихся. И вот — явление в Чехословацкой республике совсем необычное — впервые сплоченные воедино ряды солдат и членов Корпуса Национальной безопасности. А дальше — тоже нечто абсолютно новое и важное, возникшее в республике только при народно-демократическом строе, — дисциплинированное море заводской милиции: лес винтовок, твердый, решительный шаг по мостовой завоеванного города.
Нет, это не демонстрация людей, готовящихся к борьбе, это ликование и торжество победителей. Празднуют ли пролетарии, народы свою победу во всем мире? Еще нет. Только от Китая до Чехословакии! Только — говорим мы, совершенно не претендуя на скромность, ибо тем, кто идет за нами, будет принадлежать уже весь мир. Когда наше поколение бросает взгляд на пройденный путь, оно не сомневается в исходе последней и решительной битвы. Впрочем, оно не сомневалось в этом никогда.
