Изменить стиль страницы

Еще в 1901 году на страницах «Искры» Ленин развернул свою позитивную программу. Он пишет статью, явившуюся первым наброском знаменитой книги «Что делать?». Эта книга стала «Капиталом» будущего большевизма. В ней Владимир Ильич четко, без каких бы то ни было оговорок сформулировал требование вооруженного пролетарского восстания. Он разрабатывает и тактику революции. В своей основе она здесь та же, что и в знаменитых тезисах 1917 года.

Наступает 1905 год. Поп Гапон собирает вокруг себя огромные толпы простого люда, и со святыми образами они идут к царскому дворцу, чтобы просить царя об избавлении от нищеты и голода. Самодержец не принял депутацию рабочих и ответил так, как государи отвечают на все народные движения: он выслал против безоружных людей войска и казаков. Раздались ружейные залпы, засверкали казачьи клинки, полилась кровь. Мостовая перед дворцом покрылась трупами. Ленин, не медля ни минуты, спешит из-за границы на родину и через Швецию и Финляндию приезжает в Петроград. Он встает во главе революционного движения, организует рабочие боевые группы, пропагандирует большевизм и в нелегальных газетах «Новая жизнь»{301} и «Свобода»{302} призывает пролетариат к вооруженному восстанию. Владимир Ильич агитирует в Москве, В Таммерсфорсе (Финляндия) он руководит конференцией большевистской партии. Но революционный подъем, несмотря на все старания коммунистов, остановился на полпути. Все дальнейшие их усилия оказались тщетными. Ленин вынужден снова уехать за границу.

В феврале 1917 года был свергнут царь. Уже в апреле Ленин в России. Момент, о котором он всю жизнь мечтал, стремительно приближался. Владимир Ильич целиком отдается лихорадочной работе. Падение романовской колокольни, по его мнению, только первый небольшой шаг вперед: теперь очередь за рабочими, которые своими молотами должны разрушить до основания всю насквозь прогнившую постройку. События развертываются со скоростью несущегося на всех парах локомотива (Ленин очень любил сравнивать с ним революцию). В июле происходят кровавые столкновения в Петрограде. Центральный Комитет большевистской партии обсуждает вопрос о целесообразности захвата власти. «Нет! Еще не время, — говорит Ленин. — Армия продолжает верить Керенскому и разобьет питерских рабочих». Армия действительно подавляет волнения, и Ленин вынужден исчезнуть из Петрограда. Пока полиция лихорадочно ищет его по городу, Владимир Ильич скрывается в шалаше на одной из пригородных станций и дописывает книгу «Государство и революция». Однажды он здесь чуть не сгорел. По соседству возник пожар; к месту происшествия сбежались люди, а Ленин не решался, выбраться из своего тайника. Позже он нелегально живет в семье рабочего на окраине Петрограда. Затем уезжает в Финляндию.

Это было время наибольшего разгула буржуазных страстей. Вожди рабочих подвергались арестам, пролетарские организации разгонялись, в Москве устраивались контрреволюционно-шовинистические демонстрации и погромы. Однако по сравнению с июльскими днями обстановка резко изменилась. Рабочий класс горит нетерпением. Он хочет, чтобы его вели на баррикады. Но начинается корниловщина. Бывшие царские генералы наступают на Петроград. Крупная буржуазия призывает немцев ввести свои войска в страну и спасти ее от революционной опасности; мелкая буржуазия, которая одинаково боится и царя и немцев, находится в полной растерянности. В корниловском заговоре замешан и Керенский. Корниловщина оказалась высшей точкой подъема антирабочей агитации. Долгожданный момент настал.

«Сейчас или никогда! Немедленно берите власть в свои руки, иначе будет поздно!» — обращается Ленин из Финляндии к рабочим Петрограда. А Центральному Комитету большевистской партии он пишет: «Всю работу сосредоточьте на заводах! Куйте железо, пока горячо! Окружите Александринку{303}, разгоните весь этот контрреволюционный сброд и захватите власть!»

Тем не менее Центральный Комитет колеблется и боится принять решение. Ему кажется, что меньшевики и эсеры еще слишком сильны. А медлить нельзя! Дорога каждая минута! Ленин садится в поезд и едет в Петроград. Его можно видеть всюду. Он произносит речи на массовых митингах, до изнеможения работает в ЦК партии, в редакции, в революционном штабе. Каждый день он ночует у разных товарищей, порой не спит вообще, ходит переодетый и носит парик. Керенский издает приказ за приказом о его немедленном аресте. Но рабочий класс «штурмует небо» и захватывает власть в свои руки. Возможно, что через месяц и для пролетариата и для Ленина сделать это было бы уже поздно.

И вот Владимир Ильич выступает со сцены московского Большого театра. Он напоминает массам о необходимости организации труда, и его спокойные выразительные слова, его категорические жесты говорят: так, так и так! Речь его убедительна; ничто ей так не чуждо, как лесть; это язык элементарнейших истин и опыта. Он не терпит фразерства. Революции не оставляют непроверенной ни одной «фразы», и в этом их одна из самых прекрасных особенностей… И массы слушают Ленина. Кажется, что перед тобой огромный бронзовый барельеф застывших в неподвижности голов и бюстов. Тысячи взглядов, устремленных из партера и лож, скрещиваются в одной точке, и эта точка — рот Ильича. На губах у всех застыла одинаковая улыбка, тихая, едва заметная, нежная улыбка великой любви. Ведь Ленин — плоть от плоти и кровь от крови этих масс, и уста его ни разу не произнесли слова, которое одновременно не было бы их словом.

«Ильич» — называют они его просто. «За выздоровление доброго человека Владимира Ильича!» — с этими словами после покушения Каплан бедная набожная женщина поставила за него свечу в православной церкви. «Отец наш и освободитель!» — приветствовала его делегация возвращавшихся с фронта крестьян. Но Ленин рассмеялся своим искренним, идущим от сердца и таким человечным смехом: «Я вас освободил? Да ведь вы же только что с фронта!»

«Никто из наших врагов не знает, чего он хочет. Мы — знаем», — говорит он.

И это так. Владимир Ильич знает, чего он хочет, всегда знал, и в этом — огромная сила его и коммунизма. Значительная часть работы, требующей нечеловеческого напряжения, уже сделана. Первые два этапа: привлечение на свою сторону большинства и завоевание политической власти — уже пройдены и отошли в область истории; последний этап на три четверти завершен. Недалеко то время, когда в золотой полдень засверкает на земле новый город, законченный и прочный. И то, что будет построено, никто уже не сможет разрушить. Никто на свете!

Владимир Ильич кончил свою речь и уходит со сцены. Взоры всех присутствующих провожают его до кулис.

И оцепеневшая во время его выступления толпа снова охвачена прибоем повседневной жизни. Зрительный зал волнуется и приходит в движение.

Выступают другие ораторы, они тоже говорят о покойном Якове Михайловиче Свердлове. Потом оркестр заполняют музыканты, очевидно те же, которые играли здесь три года назад штабным офицерам, статским генералам и богатым купцам. Начинается концерт. Исполняют «Девятую симфонию», произведения Римского-Корсакова и Чайковского.

Концерт оканчивается пением «Интернационала». Все встают, шапки и папахи, которые до сих пор оставались на головах, сняты, и в московском Большом театре, в пурпурно-золотом театре с пятью ярусами и просторной царской ложей, тысячеголовая толпа рабочих, крестьян и солдат единым могучим хором подхватывает строфы «Интернационала».

Это есть наш последний

И решительный бой…

Западноевропейский пролетариат пока еще поет: «Это будет последний и решительный бой». Всего три года назад и здесь так пели.

За время своего девятимесячного пребывания в Стране Советов я несколько раз видел и слышал товарища Ленина.

Второй конгресс III Интернационала, на котором мне посчастливилось присутствовать, открылся в Москве. Затем он продолжал свою работу в Петрограде. От этого конгресса у меня сохранилось одно дорогое воспоминание: о Ленине, великом историческом деятеле, навсегда оставшемся простым и человечным.

Когда члены Исполнительного комитета партии заняли свои места в президиуме, на сцену вышел и товарищ Ленин. Он обвел взглядом огромный зал собрания, потом почему-то вдруг спустился в партер и направился вверх по проходу амфитеатра. Все оборачивались и не сводили с него глаз. Где-то в задних рядах сидел старый друг Ленина, ослепший питерский рабочий и революционер Шелгунов{304}. Это один из самых старых друзей Владимира Ильича, оставшихся еще в живых. Он работал вместе с Лениным в подпольных кружках, принимал участие в большинстве проводившихся тогда политических кампаний, распространял листовки, был в 1895 году в числе первых членов «Союза борьбы», а когда в 1900 году под редакцией Ленина начала выходить «Искра», Шелгунов, работавший в ту пору на электростанции близ Баку, стал ревностным распространителем газеты. Он принял участие в Октябрьской революции, но дождался ее уже слепым.

Когда Ленин подходил к его креслу, ослепшего большевика предупредили об этом. Шелгунов встал, сделал два шага навстречу Владимиру Ильичу, и два борца крепко расцеловались. Вот и все. Мне кажется, что они не сказали друг другу ни слова. И все же их встреча была прекрасна своей яркой человечностью. Потом Ленин вернулся на сцену, и вскоре заседание началось.

О Владимире Ильиче у меня осталось еще одно внешне незначительное, но приятное личное воспоминание.

Я написал пространную статью о положении в Чехословакии для большого сборника III Интернационала, издававшегося на нескольких языках. По-моему, это было первое обстоятельное сообщение с моей родины. Статья, написанная по поручению Чешского совета{305}, помещавшегося на Кудринской улице, очевидно, была направлена в ЦК партии. Я об этом, впрочем, ничего не знал. Позднее до меня дошло, что ее читал Ленин. Я был очень удивлен, найдя свою статью целиком напечатанной в сборнике Интернационала. Так Ленин узнал о моем существовании.