— Товарищ командир, как вы думаете, устоим?

— Это зависит и от нас тоже. Врага пропускать нельзя!

— А те, на ростовской дороге, разве этого не знают? Почему же они отступают?

Уверенно ответить на этот вопрос Давид Исаевич был не в состоянии, голову морочить солдату не хотел, поэтому пожал плечами.

— Пока не знаю. Наверно, приказ они такой получили.

— Это само собою, — отозвался связной, вздохнув. — Такое без приказа не делается, а все же неприятно…

На рассвете гитлеровцы начали строить понтонный мост. Командир подшефной роты, окопавшейся у реки, беспокойно стоя у себя в траншее, глядел, как споро немцы работали, и ждал, что вот-вот наши артиллеристы закидают их фугасами. Не дождавшись, он позвонил Давиду Исаевичу.

— Вижу, — успокаивающе отвечал Давид Исаевич. — Огонь открою, не опоздаю.

Противник сумел дотянуть свои понтоны лишь до середины реки: несколькими залпами своих орудий Давид Исаевич разрушил понтоны и уничтожил солдат, орудовавших возле них.

Некоторое время было тихо. Потом на наш берег реки налетели фашистские бомбардировщики. Бомбы рвались со страшным грохотом, но никого не задели — ни пехотинцев, ни артиллеристов Давида Исаевича. Вот что значат окопы в полный профиль!

Фашисты вновь принялись возводить понтонную переправу. Но и на сей раз Давид Исаевич несколькими залпами свел на нуль их старания.

— Ага! Хлебнули?! — кричал Давид Исаевич, разглядывая в бинокль разбитые понтоны, хотя он великолепно знал, что от наблюдательного пункта до врага далековато и немцы слышать его не могут.

Снова и снова бомбили фашисты наш берег, забрасывали минами и снарядами. Все кругом окутал дым.

Перешагнуть Тузловку не удалось врагу и на другой день. Уже три раза Давид Исаевич огнем своих орудий крушил вражеские понтоны. Он был счастлив и с восторгом говорил связному, который пытался напоить его чаем:

— Видишь или нет? Фашиста бить можно! Фашиста бить надо!

Но тут пришло распоряжение: снова отойти, занять позиции на северной окраине Ростова — немцы прорвали нашу оборону где-то слева и рвались к городу.

В долину Тузловки темнота вползла незаметно. Над рекою поднялся легкий туман и медленно поплыл между берегов.

Оглохший от нежданного приказа и наступившей тишины, Давид Исаевич стоял на наблюдательном пункте. Он никак не мог заставить себя передать на батарею распоряжение штаба. Снова отступать? Почему? Давид Исаевич с грустью думал о своем доме и родителях в Казани, о жене, которую судьба забросила в татарское село Аксубаево… Если вот так — шаг за шагом назад, можно и до них допятиться… Что же это означает? И сколько можно? Непостижимо…

Утром, однако, батарея Давида Исаевича уже сражалась в северном предместье Ростова. Кругом были заблаговременно выкопаны противотанковые рвы. Фашистские танки, которые генерал фон Клейст беспрерывно выталкивал на наши рубежи, не сумели, как планировал генерал, с ходу преодолеть их.

Неприязненно, с омерзением смотрел Давид Исаевич на вражеские машины, издали похожие на клопов. Был как раз тот случай, когда у панорамы гаубицы стоял сам Давид Исаевич. Снарядов он не жалел. Ветер пригонял на батарею смрад и вонь горелого железа.

Казалось, все — враг остановлен, сломлен, он уже выдохся. Но резервы фон Клейста были поистине неисчерпаемы.

Рассвет батарея Давида Исаевича встретила в станице Аксайская, уже по другую сторону Ростова. За плечами мирно плескался Дон. Мост через него был взорван, и в чистое небо диковинно задрались черные изломанные ребра ферм.

Присев у песчаного берега на корточки, Давид Исаевич зачерпнул ладонью воды. Была она горьковатой. А может, это просто показалось ему. Давид Исаевич перевел взгляд на другой берег реки. Вдалеке фашистские «юнкерсы» бомбили Батайск. Оттуда наплывали теплые волны воздуха. И понял Давид Исаевич, что дело принимает печальный оборот: уж коль не удалось остановить гадов у противотанковых рвов, вряд ли теперь можно будет задержать их здесь, на этом берегу, который вовсе не был укреплен. Придется переправлять орудия через Дон. Но как это сделать? Понтонов нет.

Через некоторое время Давид Исаевич обнаружил на берегу бочки. Пустые, они навалом, в беспорядке валялись вдоль берега. Это был настоящий клад! Из бочек вполне можно соорудить плот.

У гаубиц Давид Исаевич оставил по два солдата. Остальные были отправлены на сооружение плота. Пустили в ход все: доски, бревна, тросы, веревки…

И вот первый тягач, волоча за собой гаубицу, с радостным бормотанием, словно осчастливленный тем, что найден выход, осторожно въехал на плот. Плот опасно закачался, окунулся в воду, но всплыл — выдержал нагрузку. Его оттолкнули от берега, и он поплыл.

Возможно, потому, что солдаты спешили и плохо закрепили на плоту тягач с орудием, на быстрине плот вдруг резко накренился. Крепление не выдержало, тягач вместе с орудием плюхнулся в воду, и река мгновенно поглотила их.

Пока искупавшиеся в реке рулевые приплыли к берегу на пустом плоту, пока плот укрепили — подвели под него еще с десяток пустых бочек, удалось на другом, меньшем плотике переправить на противоположный берег имущество взвода управления. Когда основной плот был подготовлен к очередному рейсу, на него взгромоздился грузовик. На сей раз рулевые были внимательны и осторожны. И этот рейс окончился успешно.

Уже второй тягач начал въезжать на плот, и Давиду Исаевичу подумалось, что все будет хорошо, как неожиданно вспыхнула стрельба. С пригорка во весь рост спускалась цепь немецких автоматчиков.

Бойцы открыли ответный огонь. Вскоре, однако, стало ясно, что возникла ситуация, при которой возможен захват противником орудий, а такого допустить было нельзя. К тому же кончались боеприпасы.

Поняв это, Давид Исаевич мертвецки побледнел. Остался один выход — своими руками уничтожить оставшиеся орудия.

Печальные взрывы потрясли берег возле тихого Дона.