− Давай посидим немного, − сказал я Дженни.

Она выглядела несколько неловко, стоя у сидений, и я задавался вопросом, была ли она когда-нибудь на спортивных мероприятиях, не говоря уже о футбольной игре.

− Это поле больше, чем я ожидала, − сказала Дженни, садясь.

Мы находились в тени, но сегодня был очередной влажный нью-йоркский день, и Дженни уже было жарко.

− Да, поля для соккера, как правило, больше, чем поля для футбола, поначалу это сбивает людей с толку. Это поле не такое большое, как то, на котором я играю в Англии, но, тем не менее, приличного размера.

− Разве нет установленного размера для полей? − спросила Дженни.

Я покачал головой.

− Нет, не совсем. Они должны быть определенных габаритов, но существует довольно много вариантов. Когда мой клуб играет против небольших команд в кубковых соревнованиях, мы играем на каких-то неровных площадках, где больше грязи, чем травы. У первого английского клуба, за который я играл, было плохое поле. На стадионе было только десять тысяч мест, и он был наполовину пуст большую часть времени.

− Я помню, ты говорил, что играл в Англии в течение трех лет. Полагаю, прежде чем пойти туда, тебе сделали операцию головного мозга, вот почему тебя там не было весь четырехлетний период.

Я кивнул и улыбнулся, когда вспомнил свою оговорку во время кофе.

− Да, ты права. После лечения мне потребовалось некоторое время, чтобы восстановить свою физическую форму, поэтому мне пришлось подписать контракт за меньший клуб, а не за команды Премьер-Лиги, которые изначально заинтересовались мной. Я быстро продвигался вверх и, в конечном итоге, все равно перешел в лучшую команду, поэтому, думаю, все сработало. Команда, за которую я играл, в итоге была переведена в низшую лигу, не попав больше в Премьер-лигу.

− Почему команды переводят в низшую лигу? − спросила Дженни.

− Они под конец оказываются в тройке худших, − ответила я. − У нас пока нет всех этих «продвижения и понижения», как в американском спорте, так что это довольно сложная концепция, чтобы ты разобралась. Хотя мне она нравится. Это держит все команды в напряжении. У каждой команды есть что-то, за что она играет. Тебе придется изучить все эти вещи, если ты продолжишь работать на «Нью-Йорк Юнайтед».

− Не думаю, что они продержат меня еще после того, как этот кавардак с передачей не сработает. Кроме того, я немного знаю о футболе. Не с деловой точки зрения, но знаю, как играть в эту игру.

Я смотрел на Дженни и в недоумении поднял брови.

− Ты знаешь о футболе?

− Тебе не стоит так удивляться. Я же не полная идиотка.

− Я никогда не считал тебя идиоткой, но не думал, что тебе хоть немного нравится футбол.

Дженни пожала плечами.

− Я выучила основы, когда впервые встретила тебя. Я хотела однажды удивить тебя своими познаниями, но потом... ну, ты знаешь.

− Да, знаю. Ну, теперь ты можешь удивить меня. Как насчет теста? Я знаю, тебе нравились они, ведь ты была отличницей и все такое.

− Я, наверное, уже забыла большую часть этого, − немного замялась Дженни. − Прошло четыре года, и я делала все возможное в течение этого времени, чтобы избегать разговоров о футболе, даже во время чемпионата мира. Это сильно напоминало мне о тебе.

− Прости, − растерянно пробормотал я. − Но я все равно собираюсь протестировать тебя. Давай начнем с основ. Что такое пенальти?

− Легко. Это когда игрок нарушает правила на поле и получает право на удар вон с того места, − Дженни указала на ближайшую к нам линию пенальти. − В большинстве случаев забивают, но иногда вратарь ловит мяч.

− Впечатляет. Что происходит, когда игрок из своей команды, выбивает мяч из игры за линию ворот, защищая их?

Дженни замерла на несколько секунд, прежде чем ответить.

− В пользу команды соперника назначается угловой удар.

− Ладно, последний вопрос. Объясни, что такое офсайд.

− Это как-то связано с тем, что игрок не может дать пас игрокам, которые находятся слишком далеко на поле. Я также знаю, что этот термин сложный и все время меняется, поэтому уверена, что ты сам даже не сможешь объяснить это себе.

Я засмеялся.

− Возможно, ты права. Вот почему я играл как опорный полузащитник большую часть времени, таким образом, мне не приходится слишком сильно об этом беспокоиться.

Дженни повернулась ко мне и оглянулась на поле.

− Я хотела бы когда-нибудь посмотреть, как ты играешь, − сказала она, ее голос был настолько тихим, что я едва слышал ее.

− Дженни, это может оказаться невозможным.

− Я знаю, знаю. Но я хотела бы этого. Ты поправишься. Преодолеешь эту болезнь и вернешься на поле. Меня не волнует, будешь ли ты играть за «Нью-Йорк Юнайтед», или за свой нынешний клуб, или за какую-нибудь команду из низшей лиги. Я хочу посмотреть, как ты играешь.

− Это справедливо, − предположил я. − Ты вложила усилия, чтобы выучить правила, поэтому меньшее, чего ты заслуживаешь, − посмотреть, как я играю.

− Обучение − это моя стихия, − сказала Дженни. − Если ты не заметил, я гораздо лучший ученик, чем... то, кем бы я сейчас ни была.

− Чушь. Это лучшая экскурсия по футбольному стадиону, которая когда-либо у меня была. Кроме того, на днях я узнал, что ты вовсе не непогрешимая студентка, которой всегда пыталась казаться.

Дженни нахмурилась и посмотрела на меня.

− Что ты имеешь в виду?

− Мама рассказала мне о проблемах, которые у тебя были по курсам арабского языка.

Дженни стала словно призрак, приобретая бледный оттенок, и я понял, что мои попытки поддразнить ее были немного чересчур. Сказаль, что она не была идеальной студенткой, все равно, что оскорблять мои способности на футбольном поле. Тысячи людей делали это на регулярной основе, но Дженни, вероятно, не привыкла слышать критику.

− Я не проваливала тот курс, − сказала Дженни.

− Тебе не нужно притворяться передо мной. Мне нравится, что ты неидеальна. Это делает тебя человеком.

− Я не проваливала тот курс, − снова сказала Дженни.

В этот раз в ее голосе присутствовал оттенок гнева, и у меня появилось четкое ощущение, что она сказал правду.

− Мама видела приложение к твоему диплому, − ответил я. − Ты получила оценки «F» по всем курсам, связанных с ближневосточными исследованиями, а также ты не очень-то хорошо справилась с курсом по арабскому языку.

− Профессор завалил меня, а не я, − сказала Дженни, будто этот непонятный ответ должен был стать объяснением.

− Я не понимаю, − ответил я.

Теперь я знал, что чувствовала Дженни, когда я пытался объяснить ей свои секреты, в процессе делая все только еще более запутанным.

− С моей работой по данному курсу все было в порядке, но профессор завалил бы меня в любом случае.

− Почему? Возможно, это было ошибкой? Ты слышала, что происходило все время. Может быть, он ошибся с оценкой в системе и не понял.

Дженни покачала головой. Она впилась руками в бедра, и я понял, что что-то произошло. Я положил свою руку на ее и нежно сжал, чтобы дать понять, что я был рядом.

− Профессор завалил меня, − медленно сказала Дженни, − потому что я не захотела заниматься с ним сексом. Я отказала ему, и он превратил мою жизнь в ад.