Глава 1

Однажды зимней ночью имперская пограничная стража схватила в горах у границы молодого человека. Одного из тех, кто систематически, тайно, переносил через границу опасный груз. Это были не контрабандные товары, не предметы потребления или искусства, запрещенные к вывозу. Поставщики его не наживались на противозаконных сделках. Речь шла о переправке нелегальной литературы.

Задержанный, сапожный мастер Жозеф Бели, был не один. Его сообщник, отстреливаясь, скрылся, унеся с собой их ношу. У Жозефа Бели ничего не обнаружили. Он имел швейцарские документы и настаивал на том, что перешел границу по личным мотивам. Однако его держали под стражей. Дело было непростое. Несмотря на бдительность кайзеровских жандармов, Германию наводняла взрывчатая, доходчивая до народа революционная литература: эти листки бумаги были так же опасны в его руках, как и оружие, потому что призывали к оружию.

Издаваемая в Цюрихе партийная газета «Социал-демократ», попирая исключительный закон, проникала через все кордоны в глубь Германии. Транспортировка ее за пределы Швейцарии — дело, связанное со сложным, полным опасности путем от Цюриха через границы, — была поручена функционеру партии Юлиусу Моттелеру, другу Августа Бебеля. Арест Жозефа Бели привел Моттелера в отчаяние.

В ту пору, когда Клара Эйснер увидела его впервые, Юлиусу было сорок четыре года. Несмотря на то, что он выглядел много старше со своими светлыми, длинными бакенбардами и лысеющей головой, в нем угадывался молодой азарт и живость, которые полностью Клара оценила много позже.

Цюрихские товарищи прислали Клару в помощь Моттелеру по экспедиции газеты «Социал-демократ» в Германию.

«Они думают, что молодая девица — пусть она даже сорвиголова — может заменить Жозефа Бели?» — сердито думал Моттелер, без стеснения разглядывая Клару. Перед ним стояла, по первому взгляду, обычная немецкая студентка, одна из тех, кого исключительный закон заставил продолжать образование за пределами родины.

Ее, однако, не назовешь эфирным созданием. В ее коренастой фигуре, круглых и румяных щеках, лукавом взгляде есть что-то крестьянское. Товарищи говорили, что ей уже двадцать пять — по виду не скажешь — и что она очень образованна. Образование, конечно, украшает молодую социал-демократку, но для переправки нелегальщины за границу нужны другие качества.

Раз пришла — поговорим! Жена Моттелера, помощница во всех его делах, сразу прониклась симпатией к девушке: обе не прочь были посмеяться.

— Как ты попала в Цюрих? — спрашивает Моттелер, в то время как его жена потчует гостью кофе.

Девушка рассказывает свою историю. Что ж, она в общем-то обычна. Ясно, что рано или поздно там, в Лейпциге, ее бы схватили, раз она работала в партии. Хорошо сделала, что убежала. Потом была воспитательницей в домах аристократов в Вене и в Италии…

— Это тебе не понравилось?

— Нет, — отвечает Клара. — Я всегда мечтала стать учительницей. Мне казалось это высшей целью в жизни. Но учить уму-разуму молодых бездельников, которые пойдут по стопам своих отцов-живодеров, — благодарю покорно!

— Чем же ты живешь?

— В Учительской семинарии меня научили многому. Я знаю четыре языка. Друзья достают мне переводы.

— Но материально это, конечно, не то, что место воспитательницы у какого-нибудь Эстергази, а?

— Не все же меряется материальной заинтересованностью.

— И ты хочешь работать со мной?

— Да.

— Это опасно.

— Я работала под исключительным законом.

— Ты провалилась?

— Да. Меня предупредили, что грозит арест. — Она улыбнулась, и то, что заставило Моттелера подумать о ней: «Сорвиголова!» — проступило яснее.

— Гм… У тебя нет родных?

— Я порвала с ними.

— Из-за убеждений?

— Да.

— Послушай, отец, — вмешалась фрау Моттелер, — дай девушке спокойно выпить чашку кофе!

— Моя жена, — сказал Юлиус, — и жена моего помощника Жозефа — того, которого арестовали, — помогают нам. Что придет в голову женщине, до того не додумается ни один мужчина, а?

— Совершенно верно, — живо отозвалась Клара.

— Кипы газет эти дамы однажды перевезли через границу в тележках с домашним скарбом, на котором сидели дети и болтали ногами. Пограничники не захотели возиться с кастрюлями и тряпками, тем более что женщины оказались на редкость сварливыми…

Клара смеется. Ей тоже приходилось прибегать к маскировке. Недаром в детстве она играла в школьных спектаклях. Искусство перевоплощения не раз пригодилось ей потом. Вот, например.

— Господин вахмистр! Я не понимаю, о чем вы говорите! Я ищу свою телку… Откуда мне знать, что здесь какое-то оцепление? У меня пропала телка! Что же прикажете: возвращаться домой без моей телки? А! Люди! Вы слышите? Где это видано, чтобы не давали пригнать домой собственную телку!.. Благодарю вас, господин вахмистр. Покорнейше благодарю!

Клара неузнаваема. Она — сама простота: этот простонародный саксонский говорок, руки, упертые в бока! Да, такая скандальная бабенка не даст спуску даже жандармам, лучше с ней не связываться!

Моттелер думает…

— Пожалуй, нам придется создавать новую базу. Где-то в районе Боденского озера, может быть.

Клара кивает головой: она знает эти места.

— Там за озером, на германской стороне, болото.

— Верно.

Он уже почти согласен на то, чтобы эта девушка ему помогала. Но надо придумать ей прикрытие. Это должно быть что-нибудь новое… Власти уже знают, что нелегальную литературу провозят даже в детских колясочках. Движение через границу большое, пограничные районы заселены крестьянами, имеющими родственников на той стороне…

И все-таки еще один вопрос:

— У такой хорошенькой девушки есть, наверное, жених?

Клара не краснеет и не смущается: в ней нет ничего от провинциальной жеманницы.

— У меня есть любимый, он русский эмигрант. И сейчас — в Париже!

Она добавляет простодушно:

— Он мне пишет так часто, что половину моего чемодана, с которым я сюда прибыла, занимали его письма.

— Ах-во! — радуется фрау Моттелер. — Он, верно, приедет к вам?

— Или я к нему. Со временем. Мы не торопимся. Мы уверены друг в друге.

Моттелер почти придумал:

— Ты будешь со мной работать. В добрый час!

— У меня на родине в таких случаях отвечают: «Тьфу, тьфу, от дурного глаза!» — отзывается Клара.

В ближайшие же дни великий конспиратор Юлиус Моттелер, известный в кругах партийных функционеров под прозвищем «Красный почтмейстер», смог убедиться не только в добросовестности Клары, но и в ее ловкости и сноровке. Красная почта Юлиуса Моттелера действовала безотказно. Нелегальная партийная газета «Социал-демократ» поступала в империю исключительного закона почти так же регулярно, как если бы ее разносил в своей кожаной сумке почтальон рейхспочты. Это было гордостью Моттелера. Железная рука канцлера протягивалась и за пределы рейха и, конечно, в Цюрих тоже. Поэтому здесь соблюдались все меры конспирации.

Это не было ново для Клары, и она вовсе не пеняла на то, что ее партийная работа состоит пока в упаковке литературы и ее приспособлении к тому или иному транспорту: тут следовало проявлять богатое воображение. Иногда это была тележка зеленщика, иногда бидоны из-под молока. А мог быть лоток уличного продавца сладостей или еще что-нибудь.

Клара все делала так аккуратно и «со вкусом», что Юлиус Моттелер, поглаживая свои длинные бакенбарды, двумя прозрачными струями спускавшиеся на грудь, посчитал, что сделал удачный выбор и что его молодая помощница способна на большие дела.

На берегу Боденского озера расположился немецкий городок Меербург. Собственно, на город он походил только в летние месяцы, когда сюда съезжались дачники и заселяли прилепившиеся на склонах гор коричнево-белые пряничные домишки с крошечными балкончиками, башенками и с черепичными остроконечными крышами, увенчанными затейливыми флюгерами.

Зимою пульс жизни тут вовсе замирал. Однако здесь было все, что положено такому городку на берегу огромного озера, омывавшего берега трех государств: рыбачий поселок, небольшая ткацкая мануфактура, бог знает как уцелевшая в бушующем море конкуренции, магазин колониальных товаров, сапожная мастерская.

На окраине, почти у самого леса, спускавшегося с вершины холма рассыпанным строем очень высоких сосен, ронявших бурую хвою на песок, стояла усадьба кузнечного мастера Траубе. И мастер, и три его сына работали в партии. Скрытно переправляемая через границу нелегальная литература доставлялась первым делом сюда. А то, что это была именно кузница, где во дворе всегда стояли повозки, а у коновязи — лошади, и приезжие, не знакомые в городке люди были здесь обычны, — облегчало задачу.

Но прежде чем попасть в кузницу Траубе, запретный груз хранился на швейцарской базе. Ею служила деревенская харчевня в пограничной полосе, пользующаяся доброй славой, поскольку здесь можно было получить миску фасолевого супа с потрохами и даже луковое пирожное, местный «специалисте».

Собственно говоря, это был скорее постоялый двор, поскольку здесь принимали и на ночлег, и было куда поставить лошадь.

Ни у кого не вызвало удивления, что к хозяйке харчевни — она была немкой «с той стороны», а ее муж — горняком из Эльзаса, — приехала погостить племянница, молодая девушка из деревни «по ту сторону». Девушка говорила на диалекте приозерных жителей, носила живописный костюм местных крестьянок: бархатную безрукавку и широкие оборчатые юбки. Они всегда развевались, так энергично девушка двигалась по небольшому зальцу, неся полный поднос, уставленный металлическими блюдами с кроличьим жарким или свиными ножками и глиняными кружками с пивом или сидром: французская и немецкая кухни пользовались здесь успехом на равных!

Сюда часто заходили разные — невысокие — чины полевой жандармерии, пограничной стражи. В местечке было натыкано военных, что семечек в подсолнухе. Им примелькалась бойкая племянница хозяйки. И опять не было ничего удивительного в том, что самостоятельная девушка, копившая себе приданое, ходила, как она объясняла, к родным, в долину, через границу, легко взвалив на спину узел с какими-нибудь бабьими причиндалами. Это была сильная деревенская девушка, коренастая, белокурая и голубоглазая — тип местной жительницы.