— Позвольте, мадам, помочь вам вылезти из этой поролоновой ямы! — непринужденно воскликнул Антонов, протягивая девушке руку. Легко извлек ее из кресла, но руку задержал в своей больше, чем было необходимо. Взглянул прямо в глаза:

— Зайдете? Покажу вам свой номер. Закажем хорошего вина, послушаем музыку…

На лицо ее набежала тень. Вера молча покачала головой, попыталась освободить руку.

— Ну? — упрямо настаивал он. — Я просто хочу показать вам свой номер с видом на океан…

И повторил, не зная зачем:

— Понимаете, с видом на океан!

Вера осторожно, словно боясь его обидеть, но решительно высвободила руку, мягко и даже печально проговорила:

— Не надо, Андрей! Не надо! Мне так было сегодня хорошо!

Антонов вдруг почувствовал усталость. Да и не удивительно: двести километров за рулем, встал до восхода.

Чемодан он распорядился отнести в номер, ключ отдал обратно портье. При этом Антонову показалось, что в глазах у напомаженного, с модными усиками, вертлявого портье, который, конечно, наблюдал его разговор с Верой, мелькнула усмешка.

До посольства ехали молча. Он хотел побороть внезапную хандру, но не мог.

Вера, чувствуя изменение в настроении спутника, первой нарушила молчание:

— У нас в посольстве сегодня фильм…

— Какой?

— Не знаю. Новый, говорят. Вчера с самолетом прислали.

Глядя вперед на высвеченную фарами дорогу, Антонов почувствовал, как Вера внимательно посмотрела на него. Осторожно спросила:

— Вы не останетесь, Андрей Владимирович?

Ага! Уже «Андрей Владимирович»!

— Не останусь. Занудство какое-нибудь. Разве в посольства присылают приличные фильмы?

— Как хотите… — Голос у Веры померк. — Только, пожалуйста, не уезжайте несколько минут. Я схожу к себе и принесу «Бурду» для Клавы.

Это значило, что они уже больше не увидятся. Завтра рано утром Антонов уезжает. Жаль, что такой прекрасный вечер кончается чуть ли не размолвкой! И виноват он сам.

В посольской прихожей за столом по-прежнему восседала почему-то не сменяемая целый день Красавина. Она встретила Антонова и Веру таким взглядом, будто бросила им в лицо по пригоршне колючего снега. Выдержала паузу, дожидаясь, пока они пересекут вестибюль, и уж тогда, адресуясь к Вериной спине, выдавила из своего красногубого рта аккуратные круглые словечки:

— Между прочим, вас, Вера Алексеевна, спрашивал посол. Еще два часа назад. Я сообщила Юрию Петровичу, что вас, судя по всему, повезли в ресторан.

Антонов повернулся и весело воскликнул:

— Как вы проницательны! Действительно, мы были в ресторане. Хотите знать, в каком? В «Гамбурге». Отлично поужинали! Особенно хороши были ракушки из Марселя и лангуст. Очень рекомендуем!

Когда дверь за ними закрылась, Вера рассмеялась от всей души:

— Как вы ее! Она даже зубами лязгнула от злости.

Во внутреннем вестибюле за столом над шахматной доской склонились две застывшие в раздумье массивные фигуры: геолог Камов и дипкурьер Куварзин.

— Ну как, Алексей Илларионович, нашли в «Элизе» то, что искали? — спросила Вера.

Оторвав взгляд от шахматной доски, Камов внимательно взглянул на Веру, поправил на носу очки.

— Конечно, Вера Алексеевна. Что холостяку надо? Кусок колбасы да ломоть хлеба.

Антонов посмотрел на застывшее, искривленное мучительным раздумьем лицо дипкурьера, потом на шахматную доску. Даже короткого взгляда было достаточно, чтобы понять: еще один ход — и Куварзину поставят мат.