— Что?! — вытаращил глаза Семен. — Разведзадание?

Он даже на шаг отступил.

Антонов расхохотался:

— Не трусь, Семен. Шпиона из тебя делать не собираюсь. Дело в том, что Асибии нужно оказать маленькую услугу…

Хисматулин неуверенно взял протянутый ему листок:

— Какую услугу?

— Пускай шофер съездит по этому адресу. Лучше не съездит, а сходит. Осторожненько, как бы невзначай. И узнает: жив ли, здоров ли местный джентльмен по фамилии Квеку Ободе. К самому Ободе пусть не обращается, потолкует с соседями, так, между прочим…

— Это для кого нужно? — почесал затылок Хисматулин. — Посольству?

— Нужно для дела! — Антонов почувствовал, что начинает раздражаться. — Для дела, понимаешь? Для пользы этого государства, этого народа… Ясно?

— Ясно, — кивнул Семен. — Если так, то будет выполнено. Мне этот народ нравится.

За все происходящее в порту отвечает прежде всего капитан порта. К нему и поехал Антонов. Капитана в управлении не оказалось, его секретарша, потная, разомлевшая от жары девица, положив мощную грудь на письменный стол и прикрыв набухшими веками глаза, пребывала в состоянии анабиоза.

— Я советский консул, — представился Антонов, когда она, услышав шум его шагов, попыталась разлепить веки. — Мне нужно повидать капитана порта.

Девица долго смотрела на Антонова подернутыми сонной пленкой глазами. Наконец сообразила:

— Капитана нет, мосье.

— Когда будет?

— Не знаю, мосье.

— Будет ли сегодня?

— Не знаю, мосье.

Ах, эта спящая в полдень Африка, не способная в сей час ни к каким действиям, даже к небольшому движению мысли! Ему захотелось высказать осоловелой девице что-то резкое: мчался двести километров ради дела срочного, необычного, чрезвычайного, а попал в сонное царство! Даже если земля будет сейчас раскалываться надвое, девица не шелохнется. Сиеста, и все тут! И, пожалуйста, не приставайте! Вы в Африке, а не в своей студеной Европе, где надо непрерывно двигаться, чтобы не замерзнуть.

Антонов вышел в коридор. Повсюду были распахнуты двери — чтоб продувало — и в комнатах среди пыльных, потемневших от жары и влаги папок, бумажных кип торчали застывшие в неподвижности, словно заколдованные, курчавые, не черные, а какие-то серые, будто тоже пыльные, головы чиновников. В ответ на появление в дверях Антонова ни одна из них не шевельнулась, лишь глазные яблоки с трудом поворачивались в широких лузах глазниц, фиксируя чуть приметными угольными пятнышками зрачков внезапное появление бледнолицего чужестранца, которому что-то нужно в такой неподходящий для всякого движения тела и мысли час. В ответ на свои вопросы Антонов получал лишь невнятное бормотание. И поделом! Пора привыкнуть. В каждом мире свои законы существования.

В конце коридора в просторной, уставленной аппаратурой комнате Антонов неожиданно обнаружил молодого человека, который не дремал, не пребывал в сонном обмороке, а довольно бодро говорил с кем-то по телефону. Это оказался диспетчер порта. У него было сухое, костистое лицо, высокий думающий лоб, умные, глубоко спрятанные глаза и, что большая редкость для африканца, тонкие губы. Он знал, где капитан порта. У одного из родственников капитана завтра свадьба, а свадьбы в Африке, как вам известно, — молодой человек при этом иронически улыбнулся, — событие великого, поистине государственного значения, вот капитан где-то что-то устраивает для торжества, поскольку он чин крупный и все может. Документы о происшедшем на борту советского судна у капитана. И еще в полиции. Может быть, мосье консул заглянет в портовое отделение полиции. Правда, он, диспетчер, не верит, что от этого визита будет толк — все там, как и здесь, в состоянии нерабочем и никто не только не захочет, а просто не сможет физически разговаривать с консулом — жара!

— А вот вы все-таки физически можете! — возразил Антонов. — Почему? Ведь вы тоже африканец.

Парень рассмеялся каким-то нервным, отрывистым смехом.

— Просто я в отличие от многих, мосье, уже успел перейти в другое измерение времени. А они еще остаются в прежней эпохе. Не могу себе позволить спать даже в самую тяжкую жару. А мои предки спали. В том отличие разных эпох, в которых мы живем.

Он волновался, говоря обо всем этом.

— Мой отец, мосье, талдычит: мол, когда у нас у власти стояли белые, все было по-другому, был порядок, была определенность. У белого, мол, слово надежно, он что сказал — делает. А черный человек не умеет держать слова. Когда черный дорывается до власти, он от алчности теряет голову, хочется ему побольше урвать для себя, для родственников, для соплеменников. А у кого урывает? Опять же у народа, и куда более беззастенчиво урывает, чем делали это белые. Власть черных богачей хуже власти белых богачей.

Так считает мой отец, мосье. И не он один думает подобным образом. Иногда старики приходят в отчаяние от власти соотечественников. И даже говорят: пускай вернутся белые!

Он помолчал немного, и улыбка больше не появлялась на его лице.

— Но это же не выход из положения — назад в прошлое! Просто нам самим пора становиться другими.

О происшедшем на «Ангарске» диспетчер знал немногое. Ночью на судно напала банда пиратов, кажется, шесть человек. К судну втихомолку подошел катер, с его борта забросили на палубу теплохода кошки на длинных веревках — по ним и забрались. Что там, на судне, произошло, неизвестно. Знает только то, что четверо были обезоружены, но сумели выпрыгнуть за борт, а двоих задержала команда. Утром их сдали полиции.

Сообщив все это, молодой человек восхищенно добавил:

— Моряки ваши, мосье, вели себя как настоящие парни. Не то что некоторые…

Под «некоторыми» подразумевались экипажи других заходивших в африканские порты судов. В печати в последнее время все чаще сообщалось о случаях пиратских нападений на стоящие на рейде суда. Команды сопротивления не оказывали — отдавали все, лишь бы не связываться с вооруженными и беспощадными бандитами. Отпор, который получили пираты на борту «Ангарска», выглядел необычным. Но все ли целы на «Ангарске»? И почему судно задержано?

Этого диспетчер не знал.

— Как добраться до судна? — поинтересовался Антонов. — Можно ли связаться по радио, сообщить им, чтобы прислали шлюпку?

Молодой человек покачал головой:

— Увы! Наша УКВ вчера вышла из строя. Какая-то деталь полетела. А запасной нет. Ночью послали машину в Дагосу за запасной. Будет к вечеру, не раньше.

— Тогда доставьте меня на вашем портовом катере.

— Представьте себе, мосье, ни одного катера, — молодой человек встал из-за стола, высокий, хорошо сложенный, прошелся по комнате. — На лоцманском в моторе запоролся подшипник — ремонтируют. А свой катер капитан послал в Кулу к рыбакам — рыба нужна на свадьбу.

Диспетчер подошел к Антонову, взглянул ему в глаза и сказал тихо, будто обращался к сообщнику:

— Мосье консул, это же никуда не годится! Все разваливается. Идет откровенный подрыв режима. Действуют противники, а с ними действует самое худшее в наших традициях. Самое худшее!

Он вдруг возмущенно взмахнул руками:

— Свадьба! Видите ли, у родственника капитана порта свадьба, и по сему поводу капитан уже третий день не работает, гоняет служебную машину, эксплуатирует единственный быстроходный катер, снял с рабочих мест десяток людей, отправил очищать от мусора двор, на котором будет проходить гулянка…

Диспетчер подошел к окну и ткнул пальцем в сторону океана, где в белом мареве угадывались голубоватые контуры стоящих на рейде судов.

— Суда, пришедшие за деревом, простаивают по неделе в ожидании лоцмана, пограничных властей, причала, мы за это платим им штрафы, а портовики не могут порой заработать даже на пару маисовых лепешек.

Обернулся к Антонову, красивое лицо его перекосила гримаса, будто он делал какое-то большое физическое усилие, сжал пальцы в кулак, да так, что они хрустнули:

— Действовать надо! Действовать! Спасать революцию! И к этому делу народ привлекать! — Он еще ближе подошел к Антонову. — Знаете, что нам нужно сейчас, товарищ консул? Нужны повсюду народные комитеты защиты революции! Чтобы вызвали докеры к себе в такой комитет капитана порта и спросили, где катер, пусть ответит!

Когда Антонов уходил, диспетчер пошел провожать его по коридору до самого выхода:

— Постараюсь, товарищ, найти способ сообщить на «Ангарск» о нашем приезде. Не беспокойтесь! — Он задержал руку Антонова в своей. — И вот еще что… Передайте ребятам на «Ангарске», что в порту все ими восхищаются. Так и надо действовать против врага — бить по зубам! У нас есть пословица: «Столкнувшись с опасным зверем, на ноги не надейся, положись на руки».

Подъезжая к дому, где живут Хисматулины, Антонов уже издали увидел зеленый «уазик». Рядом с ним в тени дерева стояли Ольга и Семен. Оба были одеты в бежевые дорожные костюмы, головы их украшали глубокие пробковые шлемы, а ноги защищали высокие резиновые сапоги.

— Что за маскарад? — изумился Антонов.

Тоненькая фигурка Ольги отлично смотрелась в полувоенном костюме, а пробковый шлем, большие темные очки-велосипед, кожаный стек в руке создавали облик героини американского кинобоевика о захватывающих приключениях в джунглях.

— И куда же вы собрались?

— В джунгли! — задорно бросила Ольга, довольная произведенным впечатлением.

Оказалось, что Хисматулину сегодня необходимо выехать по делу в ближайший от Алунды район лесозаготовок — посмотреть, что повалили вчера и нет ли среди кряжей подходящего для покупки. Ольга уговорила Семена взять ее с собой, никогда не была в джунглях.

— Уговорила? — изумился Антонов и пытливо взглянул на жену: — Что это с тобой случилось, любезная? Ты даже в наш сад боишься шагнуть, а тут вдруг в джунгли!

— А вот так! — с веселым вызовом бросила Ольга. — Хочу, и все! Осмелела наконец! — И небрежно стегнула стеком по сапогу. — Сапоги — это для защиты от змей, — гордо добавила она. — И стек тоже!