Спев две-три песенки, Наташа спрашивала:

— Нравится? А что еще тебе спеть?

— Нравится, — бодрым голосом отвечал Николай и называл песню, которая первой приходила на ум. И каждый раз ждал, что вот-вот раздастся чья-нибудь просьба: «Спойте, пожалуйста…» Но никто не вмешивался в их разговор, и он украдкой облегченно вздыхал.

Закончив песенку о старушке, которая ждет не дождется сына летчика, и о том, как этот летчик все-таки вернулся к ней, Наташа вдруг спросила жалобно:

— Коля, ты когда к нам придешь? Сколько времени уже не показываешься.

Чувствуя, что у него на лбу выступает пот, Николай растерянно пробормотал:

— Н-не знаю. Не получается все как-то.

Уловив в его тоне что-то непривычное, Наташа перешла в наступление.

— Ты мне сегодня ни одного хорошего слова не сказал!

— Знаешь, Наташа…

— Как? Как меня зовут?

— Наташенька…

— Ага, вспомнил! — торжествовала Наташа. Но тут же заговорила заботливым и даже виноватым голосом. — Ты устал, наверно. А я над тобой хаханьки строю. Ты не сердись. И петь я больше не буду. Хватит, правда? В следующий раз еще спою, ладно? До свиданья!

— До свиданья… Наташенька. Спасибо.

— Не сто-оит, — пропела Наташа. — Отдыхай, милый. До завтра.

Николай выпрямился и уже хотел положить трубку, когда вдруг услышал сиплый, простуженный голос Важенина.

— Спасибо, Наташенька, — кричал он. — Утешила, дочка!

И сразу же наперебой заговорили все. Николай невольно подобрался, словно ожидая удара. Вот сейчас… Сейчас будет дело… Поглощенный этой мыслью, не сразу уловил просачивающийся через шумную разноголосицу девичий смех.

Наташа смеялась!

И он радостно ворвался в бестолковый и шумный разговор, который долго еще не смолкал по всей линии связи.