28
Семьсот миль в условиях удушающей жары, которая даже не думала спадать по мере того, как они продвигались все дальше к югу, оказались намного тяжелее предыдущего перехода, когда они пересекали Атлантику.
Экипаж «Пингаррона» был явно не в духе, и беспощадное экваториальное солнце никоим образом не добавляло им благодушия, превращая стальное судно в настоящую плавучую печь, что заставляло членов команды днём хорониться в тени, в поисках малейшего сквознячка, а ночью спать на палубе, спасаясь от царившей в каютах духоты.
Чтобы хоть как-то развеять гнетущую атмосферу, Райли решил развлечь команду, возродив старинную морскую традицию — «Крещение Нептуна», которому подвергался каждый моряк, впервые пересекавший экватор.
Когда они пересекали эту воображаемую линию, разделяющую Землю на два полушария на широте островов Сан-Томе, капитан «Пингаррона» во время обеда появился в столовой в бумажной короне, задрапированный в одеяло на манер тоги и с импровизированным трезубцем, сделанным из багра.
В сопровождении Джека, который, одетый подобным же образом, изображал одного из приближённых бога семи морей, Райли повёл на палубу Хадженса, Сесара, Жюли и Марко. Кармен наотрез отказалась участвовать в этом действе, заявив, что у неё нет настолько серьёзных грехов, чтобы их нужно было смывать. После недолгой речи, когда Алекс призвал их очистить свои души и стать подданными бога Нептуна, он заставил их принять морское крещение, которое моряки всего мира практиковали на протяжении веков.
Для этой цели принесли табуретку, ведро с рыбной мукой, смешанной с патокой, а также поистине кошмарный напиток, специально приготовленный Райли на основе рома, куда были добавлены мясной и рыбный соусы, жгучий перец и по щепотке всех приправ, найденных в кладовой. Он постарался сделать это месиво как можно отвратительнее на вкус.
Один за другим члены команды проходили мимо импровизированного трона, где неподвижно восседал Алекс в роли морского бога, бдительно взиравшего на них грозным оком. У каждого Джек срезал по пряди волос и бросил за борт в качестве подношения Нептуну; затем вымазал всех мукой и патокой и, наконец, заставил каждого выпить изрядную порцию отвратительного пойла, воняющего гнилой рыбой и обжигавшего глотку адским огнём.
В заключение Нептун строго оглядел четвёрку новопосвященных, решая, достойны ли они чести быть его подданными. Перед Хадженсом он ненадолго задержался, раздумывая о чем-то, а потом вручил каждому самодельную грамоту, свидетельствующую о том, что они допущены в братство бывалых моряков, и повелевавшую всем рыбам и прочим морским существам помогать им в случае кораблекрушения.
Церемония закончилась под хохот и дружеские тычки — ничего иного и быть не могло — и новоиспечённые подданные морского царя попрыгали за борт, смыть с себя патоку и муку, а сам Нептун и его правая рука внимательно следили с палубы, чтобы не появились акулы.
Этот дурашливый ритуал и парочка отменных блюд, приготовленных Джеком, разрядили атмосферу и немного подняли дух экипажа, но ненадолго. На рассвете третьего дня плавания пингарроновцы различили вдали берег Бельгийского Конго, и упадочное настроение сменилось беспокойным ожиданием того, что с ними будет.
Зелёная полоса, отмечавшая берег африканского континента, по мере их приближения вырастала перед ними живой, непроходимой стеной, становясь все выше.
На мостике корабля галисиец лениво покручивал штурвал, держа курс параллельно берегу на расстоянии пары миль. Стоя рядом с ним, Райли косился то в иллюминатор рубки, разглядывая открывающийся перед ними пейзаж, то в открытую где-то на первых страницах небольшую, изрядно потрёпанную книжку, которую он держал в руках.
— Созерцание берегов, мимо которых проплывает судно, имеет что-то общее с размышлениями о тайне, — тихо и серьёзно прочёл вслух Райли. — Берег тянется перед вашими глазами, улыбающийся или нахмуренный, влекущий, величественный, или жалкий и скучный, или дикий, но всегда безмолвный и в то же время как бы нашёптывающий: «Приди и разгадай!»{5}
— Что это? — спросил Джек.
— Книга, — улыбнулся Алекс. — Её читают. Никогда не пробовал?
— Очень смешно! — поморщился старший помощник «Пингаррона». — Нет, я серьёзно.
Райли показал ему потрёпанную обложку маленькой книги, истёртую множеством рук.
— Это «Сердце тьмы», — почти благоговейно произнёс он. — Джозефа Конрада.
— А что, звучит, — одобрил Джек.
— Это один из моих любимых писателей. Он написал несколько книг о море. Действие этой, — он коснулся пальцем открытой страницы, — происходит как раз в Бельгийском Конго. Именно там, куда мы направляемся.
— Надо же, какое совпадение! — воскликнул Джек. — А в какое время?
— В конце прошлого века.
— Пф-ф! С тех пор прошла целая вечность!
Алекс покачал головой.
— Не торопись судить… лучше послушай. — Алекс снова взял книгу и прочёл: — «Кое-где за белой полосой прибоя виднелись серовато-белые пятна и развевающийся над ними флаг. То были старые посёлки, основанные несколько веков назад, но по сравнению с девственным пространством в глубине континента были они с булавочную головку».
Пока капитан читал, Джек смотрел в сторону горизонта, где, казалось, прихотливая кисть художника прочертила толстую зелёную линию, теряющуюся вдали. И едва он закрыл глаза, как ему показалось, что он различает вдали, на берегу, на самой границе джунглей, то самое серое пятнышко, о котором рассказывала книга Конрада, и над ним полощется на ветру жалкая тряпка цветов бельгийского флага.
Джеку внезапно стало не по себе: настолько описанная в книге картина совпадала с тем, что предстало его глазам. Он бросил взгляд на обложку книги, где на жёлтом фоне был изображён чёрный силуэт Африки.
— И о чем она? — спросил Джек.
Алекс задумался.
— Об ужасах… — произнёс он наконец.
— Об ужасах джунглей?
Райли вновь покачал головой — на этот раз очень медленно, словно блуждая где-то в глубинах памяти.
— Нет, о человеческих, — ответил он наконец.
К полудню они достигли устья реки Конго, потока мутной воды шириной в добрых десять километров, несущего множество гниющих древесных останков и послужившего естественной границей между Бельгийским Конго и португальской колонией Ангола, простиравшейся дальше к югу. Город Матади находился в шестидесяти милях вверх по течению — единственный порт в Бельгийском Конго и единственная точка сообщения с внешним миром для всей этой огромной территории, по площади не уступавшей Мексике. На всем протяжении реки не было ни единого буя, маяка или другого указателя, отмечающего возможные мели или водовороты; то ли в этом не видели необходимости, то ли просто никому не было до этого дела.
Стоящий у штурвала Райли направил «Пингаррон» прямо в центр широкого русла; течение, конечно, там было сильнее, но зато было меньше опасности сесть на мель. Всех, кроме Сесара, который находился в машинном отделении, готовый немедленно выполнить любой приказ, Алекс расставил вдоль обоих бортов, вооружив длинными шестами и лотами — промерять глубину и отталкивать проплывающие навстречу ветки, стволы и целые деревья — влекомые течением к океану, они грозили помять корпус или, хуже того, повредить руль или винты. Если бы судно потеряло управление в этом забытом богом месте, под угрозой оказалась бы не только миссия, но и сама жизнь судна и его пассажиров.
— Осторожней! — крикнул Алекс, высунув голову в иллюминатор рубки. — Марко! Помоги Джеку шестом!
Огромная сейба размером больше «Пингаррона» неслась словно торпеда прямо на них. Уклониться от столкновения с ней и при этом не угодить в стремнину не представлялось возможным; точно так же не представлялось возможным оттолкнуть громадное дерево несколькими жалкими шестами, чтобы избежать столкновения. Райли повернул судно на пять градусов на правый борт и замедлил ход, а остальные застыли вдоль борта, держа наготове шесты.
— Двадцать футов и уменьшается! — крикнула с носа Кармен, вынимая лот, которым измеряла глубину.
— Черт! — выругался Алекс. — Этого ещё не хватало!
Смена курса привела их на мель.
— Восемнадцать футов и уменьшается! — воскликнула Жюли, вынимая лот одновременно с Кармен.
— Черт! — выругался капитан «Пингаррона», быстро сворачивая влево, в сторону гигантского дерева, плывущего навстречу.
— Внимание! — крикнул Джек при виде стремительно приближающейся к ним гигантской сейбы, чьи ветви, растопырившись в все стороны, поднимались выше палубы.
Мужчины, совсем крошечные рядом с этим растительным левиафаном, изо всех сил упёрлись в него шестами, словно гарпунами в бок белого кита, отчаянно, но безуспешно напрягаясь.
Из рубки Райли услышал зловещий скрежет дерева по борту «Пингаррона», словно чьи-то когти заскребли по шиферной крыше.
Сталь корпуса была достаточно прочной, чтобы выдержать удар, но если сейба заденет руль или винты…
Подобно плавучему острову, огромное дерево проплыло мимо; на нем ещё сохранились свежие зелёные листья и яркие цветы; казалось, дерево даже не заметило, что корни его вырваны из земли, а само оно давно уже плывёт вниз по реке. Но более всего Райли поразила одинокая обезьяна, сидящая на одной из верхних ветвей и гордо смотрящая вперёд, в сторону безбрежного океана; казалось, она упивается ролью капитана этого необычного корабля, вместо того чтобы спасаться бегством.
На миг обезьяна повернулась к Райли, и они обменялись взглядами двух разведчиков, двух капитанов; казалось, они мгновенно поняли друг друга, и ни один явно не хотел бы оказаться на месте другого.
Один капитан направлялся в неизвестность, где его ждала неминуемая гибель. Другой исполнял свой долг, положившись на волю судьбы и делая то, что от него зависело.