ГЛАВА ШЕСТАЯ

Совещание инженерно-технических работников Первого западного участка затягивалось. Обсуждаемый вопрос был сложен со всех точек зрения. Трудность разрешения усугублялась неожиданностью его постановки.

Действительно, еще вчера о новой угледобывающей технике никто не думал не гадал. Дай бог, с бремсбергом-то благополучно раскрутиться, а тут, как среди лета снег на голову…

«Это же надо перестраивать работу всей лавы, всего участка!» — Иван Емельянович хватался за голову.

Главный восседал в своем кресле на этот раз спокойный, уверенный, говорил ровным голосом, не допускающим, однако, возражений.

У противоположного конца стола примостился Клоков и больше слушал, чем говорил. Идея замены старой техники новой ему нравилась. К механизмам секретарь питал, можно сказать, нежную любовь. Но сегодня в душе его поселились сомнения. Они были еле заметны, и Егор Петрович, внимательно слушая высказывания сторонников и противников комплекса, стремился вникнуть в суть спора, понять проблему, чтобы четче определиться самому.

— Тебе бы, Плотников, обушком рубать уголь. Потихоньку, и никаких проблем, — Станислав Александрович приподнял над столом руки, развел их в стороны. — Так оно, конечно, спокойнее, но кто уголь стране будет давать?

— Струг не обушок… И с планом мы справляемся.

Плотников почти уже не возражал, все равно руководство шахты не переломишь, он только оттягивал тот неприятный момент, когда надо окончательно согласиться и, засучив рукава, ломать к чертовой матери давно устоявшиеся порядки, привыкать к новой технике, новой технологии, к новым заботам и непредвиденным осложнениям. А они будут, ох, сколько их будет! В голове его сквозила тонко, как мышиный писк, жалоба: «Ну, почему все это на мою голову? Чем я хуже других?»

— Не было бы счастья, да несчастье помогло. — Главный изобразил на лице жалкое подобие улыбки. — Лава стоит, бригада бездействует, самое время подготовить фронт работ.

— Но ведь…

— А сам комплекс, — он прервал Плотникова, — спустить в шахту и, как только бремсберг станет в строй, загнать его в лаву.

— Шахтеров нужно обучить работе на новой технике, — осторожно вставил Клоков.

— Пусть обучаются. Кто не дает? Учебный комбинат работает в три смены. А у Плотникова половина участка в отгулах. Самое время учиться. Лучшего не будет. Не ждите.

— Пожалуй, в этом есть зерно, — согласился секретарь.

— Спасибо, Егор Петрович, — Станислав Александрович картинно склонил голову — видишь, мол, не мелочусь, предлагаю нужное дело; можно сказать, вопрос государственного значения, а вас приходится уговаривать..

— Первая западная лава как будто специально нарезана для новой техники. Все есть. Мощность пласта, длина загона, относительно устойчивая кровля, твердая почва — буквально все! — Главный инженер встал, со скрипом отодвинул массивное, обтянутое дерматином кресло.

— Но… — Клоков тоже поднялся со стула. — Есть одно «но».

Слово «но» секретарь произнес несколько резче, опять же не оттого, что питал антипатию к главному инженеру за его развязное отношение к подчиненным, совсем не поэтому. Его сомнения несколько конкретизировались, и он вступал в спор с самим собой, чтобы убедиться полностью.

«Опровергни меня, докажи свою правоту, и я обеими руками проголосую за новшество».

— Забой откаточного штрека подвигается с помощью буровзрывных работ. Кроме породопогрузочной машины, морально устаревшей, механизации никакой. Никакой! — твердо повторил Егор Петрович. — Максимум через месяц комплекс задавит штрек.

— Как пить дать! Через две недели…

— Погоди, Иван Емельянович, — остановил его секретарь. — Не получится ли так: лава на полную мощность качнет уголь, а его некуда будет грузить? Порожняк некуда загнать? — Клоков не утверждал, а спрашивал.

— Именно так и получится, — Плотников ухмыльнулся.

— Помолчи, Плотников! — Главный ударил ладонью по столу. — Какого… — он посмотрел на Клокова и от соленого словца воздержался. — Почему ты руками и ногами отпихиваешься от новой техники? Не умеешь построить работу по-новому? — зловеще спросил он. — Не хочешь?

— Писать заявление об уходе?! — Иван Емельянович достал платок и резким движением вытер шею.

— Эк, чего захотел! — Главный понял, что разговор на резких тонах ни к чему не приведет, да и присутствие Клокова сдерживало его пыл. — Мы тебя заставим работать, — тихо добавил он. — Ты коммунист! — постучал костяшками пальцев по столу. — Знаешь свой долг и обязанность, а также меру ответственности.

— Как прикажете строить работу по-новому при старой технике в штреке? — спросил Плотников. — Вот и Егор Петрович об этом говорит. Задавит же комплекс штрек, задавит…

— Положение действительно серьезное, но выход надо искать, — вступил в разговор начальник ВТБ Игнатов. — Может, объявить проходку скоростной?

— Вот именно, «объявить», — обиделся Иван Емельянович. — За счет чего эту самую скорость набирать?

— Уплотнить график работ, — советовал Сергей Сергеевич.

— А разминовку под лавой ты мне удлинишь?

— Сам рыл! — Главный повысил голос. — Никто не виноват, что она у тебя куцая получилась.

— Я не провидец. Я не знал, что мне придется в пожарном порядке забой штрека двигать.

— Для того чтобы качественно работать, особая прозорливость не нужна, — сказал Клоков. — Разминовка под лавой у него паршивая. Короткая, формула закруглений по паспорту не выдержана, там постоянно бурятся вагонетки. Над предложением Игнатова следует подумать. Проходчики на участке Плотникова квалифицированные, толковые… Поговорить надо с людьми, объяснить положение, и, я думаю, скоростная проходка поможет выправить дело.

— Временно поможет, — тихо согласился Плотников.

Он представил всю кутерьму, сопутствующую скоростным методам работы в неподготовленных условиях, до предела напряженный ритм работы, бессонные ночи, заполненные нервотрепкой дни, раздраженное состояние проходчиков, выбитых из привычной колеи, давление начальства — «давай, давай», — и в душе у него росла ноющая пустота.

— Почему временно? — спросил Игнатов.

— Потому что невозможно гнать штрек вплоть до границ шахтного поля скоростным методом. Изо дня в день, из месяца в месяц. Пороха не хватит.

— На Восточном крыле работает новая породопогрузочная машина… — Игнатов умолк, полагая, что вопрос ясен.

— Опять будут сложности с ОКРом. Они ее ждали, как бога… — По голосу главного чувствовалось, что он не возражает против перегона машины с востока на запад.

— Без сложностей не обойтись, — вздохнул Клоков. — Придется отбирать, иного выхода не вижу.

За окном пошел снег. Густой пеленай закрыл поселок, вмиг застелил шахтный двор белым покрывалом.

— Старую ППМ[3] можно демонтировать? — Плотников обращался к главному, но головы не поднимал.

Станислав Александрович ответил не сразу. Почесал затылок, побарабанил пальцами, потом решился:

— Можно. Демонтируй! — И к Клокову: — Уговорим ОКР, Егор Петрович? На вас надеюсь.

— Попробуем воздействовать на сознательность.

— Вопрос о ППМ решим. Будет у тебя новая машина! — Главный чуть погладил Плотникова теплым взглядом, будто преподнес дорогой подарок, которым оба остались довольны.

Иван Емельянович молчал. Не знал, радоваться ему или огорчаться. Новая машина намного производительней старой, но полностью скоростной проходки за ее счет не обеспечишь.

На участке бурно закипела авральная работа. Минуты сжались и поскакали торопливыми секундами, отсчитывая смену за сменой. В лаве кишмя кишели шахтеры, демонтировали транспортер, разбирали струг, переделывали крепь; шум, гам, стук и скрежет не смолкали круглые сутки.

И в шахте, и на-гора до хрипоты в голосе шли споры о целесообразности перехода на новую технику. Находились сторонники комплекса, немало было и противников. По участку густо ползли слухи. И о том, что у новой машины много автоматики, а на нее под землей надежда плохая, выйдет из строя — ищи-свищи слесаря. Приводились примеры с соседних шахт, где эти комплексы давно рубают уголь, и в большинстве своем неутешительные. Говорили и о том, что повысятся нормы выработки.

Тут же находились совершенно противоположные примеры с тех же шахт. И угля качают больше, и заработок резко повысился, и почти исчез ручной труд, и, что немаловажно, надежнее стала кровля над головой, работать стало намного безопаснее.

Плотников почти не выезжал из шахты.. Почернел, осунулся, голос охрип и приобрел какой-то злой, лающий оттенок. В лаву частенько заглядывало начальство. Приходил Клоков, давал дельные советы. Но и без этого работа на участке шла споро. Иван Емельянович умело руководил комплексом подготовительных операций.

На-гора кружила метель, тянула поземка, шахтерский поселок белел шапками крыш, дома будто присели и походили на погрузившихся в глубокую думу мудрецов. В морозной стыни трещал в ставке лед, в фермах копра гудел ветер, и по ночам над всем этим ярились звезды, и в синем ореоле плыла огромная луна.

Возвращаясь как-то со смены, ребята из бригады Михеичева спустились в квершлаг и, удивленные, остановились. Подъездные пути, вплоть до плит, были густо забиты вагонетками, козами, платформами с новенькими узлами и агрегатами, с чистенькими тумбами крепи. Новая техника стояла на старте, блестя в лучах коногонок заводской смазкой.

Проходчики с восхищением рассматривали агрегаты, дивились пытливости человеческого разума, мастерству рук, уважительно гладили холодный, еще не побывавший в работе металл и с удовольствием похлопывали заскорузлыми ладонями по бокам могучей машины.

Позади этой вереницы разрозненных узлов стояла новенькая породопогрузочная машина. Путь ее лежал к ним, в забой штрека.