Изменить стиль страницы

Я расскажу вам, в чем заключались заслуги Николы Искры, снискавшие ему вышеозначенный титул. Однажды почтенные казанлыкцы выбрали Искру секретарем общины и доверили ему городскую казну. Искра решил отличиться, доказав своим согражданам, что они не ошиблись, избрав именно его вершителем своих общественных дел. Он купил толстых тетрадей, дал каждой особое название и принялся вписывать в них доходы и расходы под рубриками: «Колю дал, Колю взял». А когда год окончился и «Колю дал, Колю взял» представил отчет, казанлыкцы только рты разинули да глаза выпучили.

До пятилетнего возраста Николчо, — я говорю о маленьком Николчо, крестнике большого Николчо, — не произвел ничего, достойного внимания. Единственная перемена, которая была отмечена в течение этих пяти лет — и то не казанлыкцами, а собственным семейством будущего гражданина, — состояла в том, что госпожа Неновица стала выходить к своему нижайшему повелителю неопрятной, неумытой, непричесанной. Но и это обстоятельство подействовало на Нено успокоительно. Увидев жену со всклокоченными волосами или в грязном платье, он радовался, говоря себе: «У кого наследник есть, тому поневоле приходится экономить и нечесаным-немытым ходить. Ничего не поделаешь: мать!»

А какое появилось у нее ангельское выражение лица!

«Она умней меня. Я должен ее слушаться и делать все, что она скажет. Если б не она, я бы не был теперь так богат».

Подведя итог всем этим разумным размышлениям, Нено от всего сердца и всей души решил толстеть, ни на кого и ни на что не обращая внимания. Конечно, и это решение было принято не без борьбы. Когда Неновица однажды коротко и ясно объявила ему: «Молчи, слушай и не спорь», он, как-никак, почувствовал маленький, невинный укол самолюбия.

Но это длилось недолго. Через некоторое время жена без всяких церемоний натянула поводья, вернула его к домашним обязанностям, и он пошел ровным шагом, не брыкаясь и не кусаясь, так как душа его не желала ничего, кроме тишины и спокойствия.

Из всего изложенного явствует, что Николчо получил воспитание исключительно под руководством матери, которая старалась привить ему одно-единственное правило: что каждый разумный человек должен разбогатеть и жить, ни в чем не нуждаясь, а бедность не стоит ломаного гроша. Эта идея внедрялась в молодое создание с помощью всяких сказочек, советов и примеров, взятых из жизни.

Когда Николчо стукнуло семь лет, его отдали в школу, поручив попечениям знаменитого тогдашнего казанлыкского педагога, умевшего учить не только грамоте, но и церковному пению. Звали эту знаменитую персону просто учитель Славе. Весь город знал его под этим наименованием. Однажды из Пловдива пришло письмо, адресованное: «Сладкогласнейшему господину кирию Славе»; оно было доставлено отцу Ивану Славею; но его христолюбие рассердился и заявил: «Я не сладкогласнейший, и зовут меня Иваном. Письмо адресовано учителю». Говорят, будто это было сделано не по ошибке, а с определенным умыслом: письмоносец, человек ехидный, решил подшутить над батюшкой и его сладкогласием, которое к моменту возглашения «Со страхом божиим» становилось похожим на хрюканье. И в Казанлыке есть насмешники! Но как бы то ни было, а сладкогласнейший Славе принял чорбаджийское дитя с распростертыми объятиями, дал ему новый букварь, на котором стояло: «(перекрестись и с божьей помощью) а, б, в, г, д» и т. д., а затем велел ему поцеловать толстую руку отца и похожую на пшеничную булочку белую ручку матери.

— Не бейте его, господин учитель! — попросила нежная мамаша, пошевелив бровями. — Он у меня единственный!

— Не наказывайте слишком строго, — поддержал арбуз, тяжело вздохнув.

— Я колочу только лапотников, — с достоинством ответил учитель. — Кому нужна палка, а кому и слова довольно. Не беспокойтесь! От Стоянова парнишки никому в городе житья нет, а я его до сих пор пальцем не тронул. Чорбаджийских детей бить нельзя. Не будь чорбаджиев, бедняцкие дети так и оставались бы неотесанными. Кто об учителях заботится? Чорбаджии. Кто поддерживает храмы божии? Чорбаджии. И ежели мы начнем бить чорбаджийских детей, так какими глазами будем глядеть на них, когда они вырастут и сами чорбаджиями станут? Что же, мы, учителя, о двух головах, что ли?

После этих убедительных заверений нежные родители вернулись домой, а Николчо остался в рассаднике знаний — читать по складам и набираться уму-разуму. Он делал такие успехи, что через четыре года, то есть в тот момент, когда мы застаем его за общипыванием чужих гусей и ловлей воробьев, знал уже и «Помилуй мя, боже» и «Верую». Поведение его точно так же было достойно всяческого уважения. Несмотря на свой юный возраст, Николчо уже разбирался во взглядах матери и учителя на многие предметы и захотел играть среди своих однокашников точно такую же роль, какую отец его играл среди казанлыкских граждан, а мать среди кумушек и свах.

Но наблюдалось ли сколько-нибудь существенное психологическое сходство между отцом и сыном? Ни малейшего. Если Нено с Неновицей были ленивы и неподвижны, то дитя их отличалось живым, деятельным характером. Если Нено с Неновицей были благоразумны и любили тишину и спокойствие, то сын их принадлежал к числу сумасбродов и жаждал приключений. Наконец, если родители думали только о том, как бы побольше скопить, то сын стремился расточать. Словом, единственное сходство между родителями и ребенком заключалось лишь в том, что все трое любили задирать нос, говорить повелительным тоном и требовать от окружающих почтительного отношения и преданности, как будто эти душевные движения — нечто вроде свежей брынзы!

Таково было детство нашего героя. В следующей главе я расскажу о его юности.