***

Проснувшись от длительного сна, я отвратительно себя чувствовала, в голове мутилось. Я плохо понимала слова, двоилось в глазах, в ушах до сих пор стоял равномерный тоскливый гул. Я медленно выплывала из пустоты в новый молодой мир. Меня продали? Этому элегантному красавцу-писателю? Для чего я ему нужна, и что теперь со мной будет? Увы, мало что зависело от моего желания или нежелания. Я не имею права голоса, не имею ног, чтобы сбежать, или рук, чтобы выбраться из рамы. Я лишь изящно нарисованное изображение давно умершей девушки.

Мужчина сидел за широким столом и чем-то стучал. 3вук был подобный на далекий стук каблучков по галерее. Иногда он поглядывал в мою сторону, и я встречалась с проницательными ярко-голубыми глазами.

За спиной у писателя располагалось огромное широкое окно, и я впервые в своей жизни увидела океан. Это потом, спустя много дней, я узнала, как называется эта бескрайняя серая колышущаяся масса воды. А вначале я была просто поражена и напугана. Дом стоял на холме, с которого открывался ошеломляющий вид. Я видела солнце, опускающееся за горизонт, огромных птиц, планирующих над водой, видела зеленую траву, деревья и камни. И все это только из одного единственного окна. Как же много всего в мире! Как же он огромен и интересен! А я за столько веков знала только гостиные, спальни и музейные залы.

Был еще один огромный плюс в моем теперешнем расположении. Справа от стола писателя стоял шкаф с книгами. Его дверцы были стеклянными. И всегда, когда писатель открывал створку, чтобы достать какую-либо книгу, в стекле отражалась моя картина. Не очень четко и немного искаженно, но я могла видеть себя со стороны.

Да. Это она, та самая Лаура, которую я видела давным-давно. Но все-же немного другая. Та Лаура была покорным, робким цветком, безропотно смирившимся со своей судьбой. Девушка же на картине смелая и сильная. Такая, какой хотел ее видеть мой Создатель. Он отдал свою жизнь за то, чтобы она жила. Вложил в нее всю свою любовь, боль, страсть... И я... ожила.

Прошло несколько дней. Мужчина просиживал в кабинете с раннего утра до позднего вечера, или барабаня пальцами по клавишам, или черкая что-то в блокноте. Часто он подходил к картине и всматривался в мое лицо, задумчиво кусая губы. Я в ответ рассматривала его. Молодой, красивый и талантливый. Джордж Олдридж младший. Так называл его друг, который привез меня и помог повесить. А еще постоянно восхвалял его книги и быстрый взлет карьеры.

Я видела много в своей жизни красивых мужчин. Иногда они восхищались мной, иногда нет. Иногда они нравились мне, иногда нет. Молодые пылкие юноши, талантливые студенты, взрослые успешные джентльмены. Художники, композиторы и поэты воспевали мою красоту, посвящали мне свои произведения, поэмы, баллады, песни. Называли музой, нимфой, богиней.

Но все они старели и дряхлели через время. Молодость быстро проходит. И вчерашний юноша в следующий раз приходил ко мне с женой и детьми, а потом и с внуками. Зачем мне привязываться к кому-то? Кто вскоре уйдет за грань? Люди смертны. А я перейду в руки другому коллекционеру, другому любителю антиквариата. И все будет по-прежнему.

Слуги редко заходили в кабинет. В основном убиралась одна пожилая смуглая женщина, которая разговаривала на сербском. Я этот язык немного знала, поэтому из скудных фраз, которые она бубнила себе под нос, я сделала некоторые выводы.

Мы жили на побережье Испании. Возле Барселоны. Ирония судьбы, через пятьсот лет после рождения я сделала круг и вернулась туда, куда должна была в итоге попасть — в Каталонию. Только вряд ли меня найдут потомки Родригеса Пуэрто, чтобы узнать во мне Лауру де Монтиньонес. Давно нет на свете ни Лауры, ни Родригеса, ни моего Создателя.

Я выучила новые слова — телефон, спутник, антенна, телек, автомобиль. А та непонятная вертикальная книжка на столе писателя, в которой он пишет книги, называется ноутбук.

Джорджу Олдриджу было около тридцати. Прославился он совсем недавно. Как я поняла из отрывочных разговоров слуг, в прошлом месяце вышла в свет его третья книга. Старший сын какого-то богача поругался с отцом, желавшим для сына юридического или финансового образования. Они не общаются до сих пор.

Этот коттедж на берегу моря он купил всего полгода назад, а до этого жил в разных гостиницах, в разных странах, разъезжая по миру. Характер замкнутый, высокомерный и заносчивый. И пусть он не общается с отцом, слуги по-прежнему называют его богатеньким наследником.

— Здравствуй, Лаура, — каждое утро приветствовал он меня, садился за стол и открывал ноут.

Ему приносили кофе, он задумчиво смотрел на полотно и отхлебывал напиток. Я чувствовала, что нравлюсь ему. Это было понятно по яркой живительной энергии, что вливалась в меня каждый день. Я становилась сильнее и крепче. В памяти всплывали мельчайшие подробности моей «жизни» от создания в замке дона Монтиньонес до сегодняшнего момента. Так четко я еще не мыслила. Наверное, энергия писателя была мне по вкусу, но и у него дела шли прекрасно. Он барабанил по клавиатуре без перебоя, с утра до вечера, даже кухарка однажды посетовала, что мистеру Олдриджу нужно хоть иногда выходить на улицу, а то он прирастет к креслу. Писатель только отмахивался и сердился.

Я уже решила, что он одинокий трудоголик, как вдруг однажды вечером к нам пришла гостья.

— Привет, дорогой, — в кабинет впорхнула красавица.

Я с легкой завистью осмотрела элегантный светлый костюм, обтягивающий стройную фигуру, голубые туфли на высоких каблуках и изящную маленькую сумочку в тон.

— Привет, Изи, — писатель поднял голову и потер кулаком покрасневшие глаза.

— Почему ты не одет? — девушка быстро огляделась и добавила гневно. — Ты что, забыл?!

— Э-э... — Джордж виновато развел руками. — Я тут немного заработался.

Красавица фыркнула, подошла ближе и ласково провела рукой по мужскому подбородку.

— Ты начал новую книгу? Когда?

— Пару недель назад, — мужчина коснулся губами щеки красавицы, та немного отодвинулась, шепнув: — Не испорти макияж.

— Так куда мы идем? — бодро продолжил он, вставая из-за стола.

— Сегодня выставка работ Умберто Николло. Помнишь, ты мне говорил, что хочешь купить картину в кабинет? Так вот, я договорилась с его агентом. Тебе дадут карт бланш. Он сейчас самый модный художник в Испании, все становятся в очередь, чтобы заполучить его работы.

— Стоп-стоп, — Джордж нежно взял девушку за плечи и развернул ее ко мне лицом, — смотри. Я уже купил картину.

Девушка уставилась на меня и я, наконец, смогла рассмотреть ее обстоятельно. Увы, как не прискорбно осознавать, но Изи (или как там ее) была настоящей красавицей. Черные гладкие волосы обрамляли узкое породистое лицо. Макияж при такой яркой внешности был почти незаметен. Полные чувственные губы чуть тронуты блеском, высокие скулы с бледным румянцем, чистая золотистая кожа. Только глаза, большие, томные, подчеркнуты черным карандашом. «Да, — подумала я, — сейчас в моде умеренность в макияже, совсем не так, как в прошлое мое пробуждение. Тогда все красились очень броско. Мода опять поменялась?»

Девушка с писателем представляли собой великолепную пару. Оба высокие, элегантные, красивые. Правда, у писателя были немного растрепанные волосы, так как он любил ерошить челку, когда задумывался над какой-то сложной фразой. А у девушки прическа была идеальна, волосок к волоску. У меня дрогнуло что-то внутри, и пусть «внутри» у меня ничего не было, но почему-то стало очень неприятно и беспокойно.

«Уходите, уходите прочь», — мысленно приказала я им, стараясь избавиться от тревожащего чувства.

Что это такое — я еще не понимала, но что-то нехорошее.

— Неплоха, — наконец произнесла девушка, подойдя ближе, — но это же чистейший классицизм. Никто сейчас не покупает классику, она не модная и неинтересная.

Не раз и не два слышала я подобные заявления. Не модная. Ха! Пройдут века, и я опять буду на вершине моды, мне ли этого не знать. Все проходит. И мода меняется так же быстро, как длина юбок.

— Мне интересна, — ответил писатель, — я случайно столкнулся в Барселоне с Аланом Мерфи. Помнишь, я говорил, что учился с ним в колледже? Так вот. Он, оказывается, подпольно продает картины.

— Так это чернуха? Как ты мог сделать такую глупость?! — воскликнула девушка возмущенно. — Это выброшенные деньги на ветер!

— Это мои деньги, — с одной стороны мягко, а с другой непреклонно заявил Джордж, — и я сам буду решать, куда их тратить.

О! Мужчина показал клыки. Я перевела взгляд на красавицу. Она тут же сникла. Обняла писателя за плечи и склонила набок прелестную головку.

— Ты никогда не разбирался в живописи, — с легкой насмешкой произнесла она, меняя тему, — а я окончила Парижскую высшую школу изящных искусств. И мой папа был куратором музея д’Орсэ.

— Да-да, конечно, ты права, — легко согласился Джордж, улыбнувшись, — но, ты только посмотри... Она как живая.

— Ну и что! — фыркнула девушка. — Сфотографировал бы меня, повесил на стену и любовался бы. Я тоже была бы как живая на фотографии.

Писатель развернул красавицу к себе, с нежностью смотря ей в глаза.

— Зачем мне тебя фотографировать? Ты рядом со мной, прелестная, цветущая, энергичная. Полна жизненных сил и темперамента.

Мне опять стало нехорошо.

— Ладно, — девушка мило улыбнулась, — надеюсь, ты за нее немного заплатил?

Писатель неопределенно пожал плечами.

— Немного. Намного меньше, чем она реально стоит.

— Значит, у тебя остались деньги на Николло? Я все-таки собираюсь тебе подобрать картину. Пойдем, не хорошо опаздывать.

— Дай мне десять минут, я переоденусь, — Джордж подхватил Изи под руку и они направились к выходу, — если хочешь, можешь подняться со мной.

Девушка игриво рассмеялась.