После семнадцатого года поэт-рабочий был первым сотрудником и редактором газеты в Суздале, которая стала здесь издаваться.

Назаров выпустил несколько книг своих стихотворений. Свыше тридцати пяти лет жизни Иван Абрамович посвятил созданию громадного биобиблиографического словаря. В этом словаре собрано более тысячи имен писателей из народа начиная с XVIII века до наших дней. Кропотливый исследователь-самоучка использовал в труде сотни различных источников, многие из которых сейчас почти невозможно достать. Очень пригодилась в работе над словарем Назарову переписка, которую поэт вел в годы издания своих альманахов.

Рукопись словаря еще при жизни Назарова была приобретена Институтом мировой литературы им. А. М. Горького.

Кто из вас не знает трогательной, задушевной песни, с такой простотой и глубокой искренностью исполнявшейся Антониной Васильевной Неждановой:

Но немногим известно, что автором слов этой песни, а также песен «Меж крутых бережков», «Чудный месяц плывет над рекою» и многих других является Матвей Ожегов, талантливый самородок, много сделавший для популяризации русского песенного творчества. Ожегов одно время был скромным кассиром на маленькой станции Ундол близ Владимира. Ивана Абрамовича связывала с ним многолетняя дружба и переписка.

А многие ли помнят историю создания популярной песни «Не брани меня, родная»? Об этом и многом другом узнаешь, раскрыв словарь, созданный Назаровым. Рабочий-поэт пишет о талантливых людях из народа.

Первый вариант своего словаря Иван Абрамович направил в Италию, в Сорренто, Максиму Горькому. С трепетом ждал Назаров ответа писателя. Вот что написал Назарову Горький: «Мне кажется, уважаемый Иван Абрамович, что список Ваш недостаточно полон. Не вижу в нем Новикова-Прибоя, Марии Ершовой, Алены Новиковой и целого ряда других имен. Старостин-Маненков умер не в 79 г., а в 96-м, в Симбирске.

Фофанова едва ли можно назвать самородком и самоучкой, да и вообще „самородок“ — понятие неясное. То же относится к Павлу Радимову, который не только поэт, но и очень талантливый живописец.

Следует указать, что Максим Леонов оставил сына Леонида, очень талантливого писателя, как Вы знаете.

Не указан Яков Брюсов, отец Валерия, не указан приказчик Смирдина, кажется, — Буров, автор книжки стихов и очень хороших рассказов.

Словарь Ваш я считаю книгой полезной, но она нуждается в хорошем предисловии, которое должен написать кто-нибудь, досконально знакомый с делом. Попробуйте обратиться к П. С. Когану.

Желаю успеха. А. Пешков».

А вот что писал о словаре поэт Демьян Бедный:

«Словарь Назарова — очень ценный словарь: необходимо его издать. Чем скорее — тем лучше».

Выдающийся русский библиограф И. Ф. Масанов в своем письме к Назарову говорил: «Как был бы я рад, если бы Вам действительно удалось издать Ваш ценный словарь, плод многолетнего кропотливого труда, появление которого порадовало бы всех тех, кто любит русскую литературу и ценит русскую библиографию».

Можно привести еще десятки отзывов выдающихся деятелей литературы и науки, давших восторженную оценку труду Назарова, который подверг рукопись значительной доработке, тщательно учел советы Максима Горького и многих других.

Ценность труда Назарова заключается в том, что он дает возможность узнать многие забытые имена, помогает глубже уяснить мысль о том, что величины русской литературы не вырастали вдруг и не являлись какими-то «холмами на гладкой равнине словесности».

«Воспоминания», опубликованные во Владимире в сильно сокращенном виде, — последняя работа Назарова. В них читатели не найдут развернутых характеристик писателей, журналистов, общественных деятелей. Но Назаров, сообщая о встречах и письмах, умел скупыми штрихами воссоздать облик человека, вывести из незаслуженного полузабвения образы замечательных русских людей. Назаров, не мудрствуя лукаво, писал о том, что сохранилось в его памяти.

Константин Федин писал Назарову: «Удивляюсь Вам, человеку такой незыблемой верности делу, которое было избрано однажды в жизни и привлекло навечно». Эти слова отлично характеризуют деятельность, литературно-общественный подвиг поэта-рабочего, библиографа-самоучки, влюбленного в книгу.

Кто бывал в деревнях под Владимиром, тот надолго запомнил дома, украшенные деревянной резьбой, с резными наличниками, напоминающими тонкое кружево. А разве можно забыть возвышающихся над коньками изб деревянных петухов, поворачивающих свои гребни-флюгера в сторону ветра? Но наибольшее впечатление производят изящные изразцовые печи в домах.

«Нигде в России искусство не внедрилось столь глубоко в народную жизнь, как здесь, и культурная высота этого края заключается именно в народном усвоении Суздальской Русью всех форм гражданственности и, прежде всего, городской жизни», — писал в свое время академик Н. П. Кондаков.

Есть много сказок о том, как неунывающий герой путешествовал, не слезая с теплой печи. Если говорить о владимирских печах, то сказочники были весьма близки к истине. Печи расписывались местными мастерами так, что изразцы напоминали листы книги, рассматривая которые, можно мысленно побывать в самых дальних краях.

Одна из таких печей-книг находится во Владимирском областном краеведческом музее. Она привезена из Суздаля. Это диковинное произведение народного искусства посетители рассматривают часами. Невозможно отвести взгляд от причудливых голубоватых узоров и картинок, нанесенных на белоснежные изразцы. Почти каждый изразец имеет свою форму и свою картинку. Два ряда мелких, полувоздушных колонн поддерживают ярусы печи. Ее верх венчают своеобразные изразцовые шкатулки.

О чем рассказывают рисунки изразцовой книги?

По преданию, печь была сооружена в XVIII веке. Любуясь изящным цветочным орнаментом, думаешь о земной красоте, вспоминаешь пойменные заливные луга Клязьмы и Нерли. Своеобразный поэтический образ природы лежит в основе художественного оформления всей каменной книги.

Владимирские умельцы с давних пор любили изображать зверей и птиц. На некоторых изразцах мы видим сценки из старинных притч, которые напоминают теперешние юмористические картинки.

Одна юная посетительница музея долго смотрела на печь, а потом сказала:

— Да неужели ее топили, ведь вся печь словно из белой пены…

Печи были удобны и практичны, они не только украшали искусными изразцами горницу, но и обогревали ее, и получалось вопреки поговорке: «Светит, да не греет…»

1956–1959 годы.