Живи здоров, не знай забот ни скуки
И веселись, и розы рви одне,
И не бери вовек Хвостова в руки,
Но иногда бери перо ко мне.
В другой эпиграмме Вяземский нарисовал преуморительную сцену:
Ага! Плутовка мышь, попалась, нет спасенья!
Умри! Ты грызть пришла здесь Дмитриева том,
Тогда как у меня валялись под столом Графова сочиненье.
Особенно изводили несчастного сочинителя анонимы, пускавшие в ход стихотворные шутки:
Пегас от тяжести лирических стихов
Вздохнул, натужился — и выскочил Хвостов.
Другой аноним вторил:
Для храма нового явилось чудо:
Хвостов стихи скропал и говорят не худо.
Состязался в остроумии третий:
Куда ты неудал, мой граф,
Или судьба твоя упряма!
Искал-искал ты Эпиграф.
Нашел — выходит Эпиграмма.
Все знали, что Хвостов любит читать стихи вслух и ради этого устраивает пиршества, на которые собираются не столько любители поэзии, сколько гурманы. Конечно, мимо этого не могли пройти арзамасовцы. В литературных кругах было широко распространено послание «Страсть к стихотворчеству», зло высмеивавшее домашнюю жизнь Хвостова:
Пускай бы только он писал,
А то стихами он всем уши прожужжал:
Одну жену до смерти зачитал;
Другая, не прожив с ним года,
За ум взялась
И развелась.
Была б, как первая, в могиле без развода!
Последняя жена с ним потому жила,
Что на ухо крепка была.
В послании описывалась предполагаемая смерть Хвостова:
Минуты не прошло одной,
Как доктор, прописав лекарство, удалился,
Рифмач опять читать свои стихи пустился.
Читал, читал, читал и так он ослабел,
Что доктор, потеряв надежду, отказался,
Да и никто его лечить не соглашался.
И далее рисуется сцена, как Хвостов испускает последний вздох:
Сам эпитафию себе продиктовал.
Уж наконец язык у бедного отнялся —
И даже тут еще, пока он не скончался,
Все стопы пальцами считал…
Надо сказать, что о смерти Хвостова в стихах, шутках и анекдотах говорилось довольно часто. Это была своеобразная литературная мистификация, намек на то, что его бесчисленные творения давно умерли.
Одно стихотворение было написано в форме монолога Хвостова, жалующегося на свою судьбу:
Чтоб уважение и славу приобресть,
Каких я не искал каналов!
Платил газетчикам, издателям журналов;
Свои сам книги раскупал;
Все раздарил, — а их никто и не читал.
Врагам своим писал в честь оды и посланья
И в книжных лавках стал предметом посмеянья.
Послание заканчивалось обещанием отчаявшегося Хвостова продать душу черту, если тот согласится читать его стихи. И вдруг — о, радость! — черт попался на удочку. Хвостов его, разумеется, допек:
Прочел трагедию, лирически творенья,
За притчи принялся… Черт потерял терпенье,
Ушел и никогда назад уж не придет.
Пускай же кто другой так черта проведет!
После известного петербургского наводнения в 1824 году Хвостов немедленно напечатал в альманахе стихи, посвященные стихийному бедствию. Это не осталось незамеченным. Пушкин прошелся по хвостовским виршам в «Медном всаднике» ироническими строками:
Граф Хвостов,
Поэт, любимый небесами,
Уж пел бессмертными стихами
Несчастье невских берегов.
Здесь Пушкин остается верным себе — шутливо прикидывается поклонником хвостовской лиры.
Но было распространено стихотворение, написанное довольно зло:
Всему наш Рифмин рад:
пожару, наводненью,
Войне, землетрясенью,—
Все кажется ему добро,
Лишь только б случай был
приняться за перо
И приступить к тисненью.
Я даже бьюсь со всеми об заклад —
Что для стихов он был бы рад
И светопреставленью!
Как же выносил Хвостов все эти насмешки?
Он утешался мыслью, что его оценит потомство. Когда в литературном сборище стали бранить стихи Пушкина, граф горячо стал на их защиту, сказав, что Пушкин является его, Хвостова, непосредственным преемником. Это не было тактическим ходом. Придя домой, Хвостов немедленно написал Пушкину, рассказав, как он защищал его от хулителей, и прибавил: «Не бойтесь и верьте, что творения Ваши и мои будут оценены не сыщиками-современниками, а грядущим потомством». Комментарии излишни.
Говорят, что всякая страсть достойна уважения. Хвостов не забыт. Его фамилия упоминается даже в новейшей Краткой литературной энциклопедии.
1975 год.