Глава 14

К тому времени, как мы подъезжаем к пекарне, она закрыта, но внутри горит свет.

Мы с Бобом выходим из машины. На этот раз Дейв не останется. Он пообедает со старым другом и вернётся за нами через несколько часов.

Я стучу в стеклянную дверь. Через несколько секунд появляется Мэри. Она открывает дверь, впуская нас. На её лице нет улыбки, но она и не хмурится, поэтому я принимаю это за хороший знак.

Я слышу, как отъезжает машина Дейва, когда Мэри закрывает за нами дверь.

— Идите наверх, — говорит она нам.

Я прохожу первым, Боб следует за мной через заднюю дверь и вверх по лестнице. Добравшись до лестничной площадки, я стучу в дверь квартиры.

По ту сторону раздаются голоса. Затем дверь открывается, и перед нами предстаёт Шторм.

Прошло несколько часов с тех пор, как я видел его, но его вид по-прежнему является ударом исподтишка в самое сердце. Интересно, перестанут ли встречи с ним быть такими болезненными?

— Привет, — низким тоном говорит он, его взгляд блуждает по полу. — Входите.

Он стоит в стороне, поэтому мы с Бобом входим внутрь.

Мы все некоторое время неловко стоим в коридоре, не имея понятия, что сказать.

— Мама уже сидит за столом, — говорит Шторм.

Он начинает идти, и мы следуем за ним. Парень входит на кухню с маленьким столиком в центре. Тиффани сидит за ним. Она не очень хорошо выглядит. Не то чтобы она выглядела хорошо в прошлый раз, но сейчас ей, кажется, немного хуже.

Я начинаю сомневаться, что нам следует находиться здесь. Судя по её виду, ей не помешает отдохнуть.

— Эй, — говорю я ей. — Ты в порядке?

— В полном, — она ярко улыбается мне, но я могу сказать, что она принуждает себя к этому. — Присаживайтесь, пожалуйста, — она указывает на пустые стулья.

Шторм садится напротив Тиффани, поэтому мы с Бобом занимаем два места напротив друг друга. Лазанья и салат уже стоят на столе.

— Выглядит великолепно, — я жестом указываю на еду.

— Это не моя заслуга. Мэри приготовила всё для нас. В настоящее время я не могу много готовить, — она снова выдавливает из себя улыбку.

— Я никогда не готовлю, — смеюсь я.

— Да, у вас, наверное, есть горничная, которая делает всё это за вас, — бормочет Шторм.

Ладно…

Я вижу, как Тиффани со Штормом обмениваются взглядами.

Поэтому я усмехаюсь и говорю:

— Ну, я бы не назвал свою жену горничной. Я бы не осмелился. В противном случае она надрала бы мне задницу.

Даже несмотря на то, что Тру потрясающе выглядит в форме горничной. Может быть, я должен купить ей одну — предназначенную только для спальни, конечно.

— У вас нет дом работников? — Шторм хмуро смотрит на меня.

— У нас есть уборщица, которая приходит раз в неделю, чтобы помочь, но у нас трое детей, а моя жена работает. Вот и всё.

Он смотрит на меня так, будто не верит.

— У меня есть сотрудники... люди, которые работают на меня, на лейбл.

Мой взгляд перескакивает к Бобу, как только я осознаю, о чём говорю: о лейбле, который мы с Джонни создали вместе. Быть может, мне не следовало поднимать эту тему.

— Ты знаешь, что, когда Джейк и Джонни создавали «УШ Рекордс», они были самыми молодыми людьми из всех, кто когда-либо владел и руководил собственным лейблом? — говорит Боб Шторму.

Мой взгляд возвращается к Бобу, и он улыбается мне.

Взяв бутылку воды со стола, я наливаю немного себе, прежде чем предложить её остальным.

— Ну, и кого же тогда ваш лейбл записал? — спрашивает Шторм недовольным тоном, но он разговаривает со мной. Поэтому, я придерживаюсь этого.

— У нас есть контракт с «Во Власти Дьявола» и, конечно же, с «Винтаж»...

— Обожаю их песни, — говорит Тиффани.

— О, и мы только что записали «Леннокс», — добавляю я.

— «Леннокс»? — в глазах Шторма отражается неподдельный интерес.

— Да. Они нравятся тебе?

— «Нравятся» — это мягко сказано, — тихо смеётся Тиффани.

— Ну, ладно, они классные, — говорит Шторм защищаясь таким образом, каким может только подросток.

— Если хочешь, я могу договориться с ними о встрече с тобой как-нибудь, — говорю я ему.

— Правда? — его лицо начинает светиться.

Я осознаю, что нахожу общий язык с ним. Даже если это лишь небольшое достижение, я двигаюсь в правильном направлении.

Мы проводим остаток ужина, рассказывая о наших любимых группах. Шторм рассказывает о песнях, которые он может играть на своей гитаре. Я прошу его взять гитару и сыграть что-нибудь для нас, но он отказывается. У него такой же смущённый вид, как и у моих детей, когда они не хотят что-то делать, поэтому я не давлю на Шторма. У меня будет много времени, чтобы услышать его потенциал, хотя я до смерти хочу узнать, играет ли он, как Джонни.

— Эта лазанья была потрясающей, — Боб прижимает руку к животу. — Поблагодаришь Мэри за нас?

— Она будет рада услышать, что вам понравилась её стряпня, — говорит Тиффани.

— Хорошо, давай мы приберёмся, раз ты накормила нас, — Боб встаёт, поднимая свою тарелку.

— Нет, всё в порядке, — машет ему рукой Тиффани.

Но я понимаю, что из-за своего состояния она не сможет стоять у раковины и мыть посуду.

— Это не проблема. И моя жена отвесила бы мне тумаков, если бы узнала, что я не предложил убраться, — я встаю, собирая оставшиеся тарелки, и отношу их к раковине.

— Боб, почему бы вам с Тиффани не посидеть в гостиной, пока мы со Штормом будем мыть посуду?

Шторм переводит взгляд на меня. С минуту он выглядит так, будто собирается спорить, но затем, кажется, успокаивается.

— Конечно. Иди, отдыхай, мама, — Шторм встаёт. Подойдя к раковине, он начинает наполнять её водой, добавляя жидкость для мытья посуды.

— Я помою, — говорю я ему, закатывая рукава. Понятия не имею, куда нужно складывать посуду, поэтому так будет проще.

Шторм приносит остальные тарелки, и я начинаю их мыть.

После того, как я помещаю первую вымытую тарелку в посудомоечную машину, он берёт её и начинает вытирать полотенцем.

— Не совсем рок-н-ролл, — говорит он. — Никогда бы не подумал, что настанет тот день, когда я увижу Джейка Уэзерса стоящим на моей кухне и моющим посуду. У меня такое чувство, что я должен сфотографировать вас, — хихикает он.

— Нет, не надо, — смеюсь я. — Том и Ден никогда не дадут мне забыть об этом.

Он снова усмехается, а затем между нами воцаряется тишина, и мы просто моем посуду.

— Каким он был? — его мягко произнесённые слова застают меня врасплох. В них есть боль, которая будто лезвиями пронзает мою грудь.

Я поворачиваюсь к нему лицом и обнаруживаю, что он уже смотрит на меня.

— Джонни? — я осторожен, не называя Джонни его отцом. Не хочу подливать бензин в уже горящее пламя Шторма.

— Да, — произносит он, разглядывая пол.

Я опускаю взгляд на мыльную воду, в которую погружены мои руки. Он был буйным, импульсивным и упрямым. Но он был верным, талантливым и чертовски умным. Улыбка играет на моих губах.

— Он мог играть на гитаре, как ты в жизни не видел. И... он был моим лучшим другом, — в моём горле образуется комок. Я поворачиваюсь, прижимаясь спиной к стойке. — Ты выглядишь в точности, как он в твоём возрасте.

— Вы знали его, когда он был молодым?

— Да, — я печально улыбаюсь ему.

Шторм отворачивается. Подойдя к шкафу, он убирает тарелку и закрывает дверцу шкафа. Всё ещё отвернувшись, он говорит:

— Я читал кое-что в Интернете... о Джонни. Там говорится... ну, там говорится, что... он покончил с собой.

Я напрягаюсь всем телом.

Шторм поворачивается ко мне лицом, прислоняясь к стойке.

Я смотрю ему в глаза.

— Джонни не покончил с собой, — я стараюсь сохранить свой голос ровным. — У него было столько всего, ради чего стоит жить. Он просто... принял очень плохое решение той ночью, когда сел в свою машину. Это был несчастный случай. Трагический несчастный случай.

Я хочу сказать Шторму, что Джонни никогда бы не оказался в такой ситуации, если бы знал о нём, но это прозвучит так, будто я обвиняю Тиффани в решении, которое она приняла, а я не хочу этого.

Он переступает с ноги на ногу, уставившись на них.

— Слушайте... я знаю, что была вероятность того, что вы могли быть моим отцом, — его взгляд возвращается ко мне.

Я не могу скрыть удивление на своём лице.

— Однажды я подслушал разговор мамы и Мэри.

— Ох.

— Я знаю, что в прошлом мама была буйной.

Я не знаю, что сказать. Что он хочет от меня услышать?

Чёрт. Я не готов к этому.

Шторм оборачивает руки вокруг своего живота.

— Готов поспорить, что вы почувствовали облегчение, когда узнали, что я не ваш ребёнок, — произносит он. — Я знаю, что у вас есть эта идеальная семья. Вы бы не хотели, чтобы кто-то вроде меня пришел и испортил всё.

Я выдыхаю, сжимая край стойки руками.

— Послушай, Шторм, я не могу отрицать, что если бы ты был моим ребёнком, то это ненадолго усложнило бы всё для меня. Но если бы ты был моей кровью, не было бы и секунды, когда я бы не хотел тебя.

Я хочу, чтобы он почувствовал себя лучше. Я знаю, что ему больно, и хочу унять эту боль.

И это не ложь. Если бы он был моим сыном, независимо от того, насколько это могло бы причинить боль Тру, причинить боль всем нам, я бы никогда не отказался от него.

— И я не сомневаюсь, что Джонни поступил бы точно так же, будь он здесь, — пылко говорю я.

— Но его здесь нет.

— Да, его нет. Но есть я, и Боб тоже. И мы хотим... — замолчав, я втягиваю воздух, убеждаясь, что эти слова правильные. — Мы тоже хотим быть твоей семьёй.

Выражение его лица становится непроницаемым, и он отворачивается от меня, бросая полотенце на прилавок.

— Всё нормально, если вы закончите здесь? Меня ждёт несделанное домашнее задание, — говорит он, не глядя на меня.

— Да, — говорю я, сдерживая разочарование в голосе. — Всё в порядке. Иди.

После чего Шторм выходит из кухни, не произнося ни слова, оставляя меня стоять, понимая, что мне всё же предстоит преодолеть с этим парнем тот ещё адский путь.