— Меня зовут Мэри. Я подруга...
— Слушай, я уверен, что ты горячая и любишь мою музыку, но не сейчас, дорогая, ладно?
— Нет, подожди. Я звоню вовсе не потому. Слушай, это нелегко говорить, но... у тебя есть сын.
Из меня вырывается неожиданный смех.
А затем до меня доходит. Грёбаный Том.
— Конечно, дорогая. А теперь можешь передать телефон Тому. Том, я знаю, что это твоих рук дело, ублюдок.
Этот придурок постоянно прикалывается надо мной. Но я не знал, что он в Нью-Йорке.
— Рядом со мной нет никого по имени Том. И никто не просил меня делать это, Джонни. Это не шутка. У тебя есть сын. Ему пять лет. Его мать зовут Тиффани Слейтер. Раньше она была фанаткой, проводившей время с тобой и твоей группой около шести лет назад. Вы с ней раньше... ну, понимаешь... были вместе.
Тиффани Слейтер...
Я знаю это имя.
Шесть лет назад…
Я мысленно копаюсь в списке женщин. Со мной спало большое количество женщин, но шесть лет назад у нашей группы был ранний этап создания. Хотя даже тогда у нас было множество женщин, но мы зависали с одной группой девчонок…
Меня осеняет.
Тиффани. Светлые волосы. Чертовски красивая. С бесконечно длинными ногами.
— Я помню её. Она ни с того ни с сего просто перестала приходить.
— Она перестала приходить, потому что забеременела. Она сказала мне, что в то время не была уверена, твой это ребёнок или Джейка. Но сейчас она знает, и совершенно очевидно, что он твой. Он похож на тебя.
— Если она трахалась со мной и Джейком, то могла делать это с ещё сотней парней. Нет причин верить тому, что этот ребёнок мой.
— Она не делала этого. Это было только с тобой и Джейком. И она испытывала настоящие чувства к тебе, Джонни. Поверь мне, Шторм — твой сын.
Это заставляет меня задуматься.
— Его зовут Шторм?
— Да. Полагаю, она назвала его в честь твоей группы, — я слышу, как она выдыхает в трубку. — Я не выдумываю. У меня нет никаких причин лгать. Я от этого ничего не выиграю.
— Так почему же ты рассказываешь мне это сейчас?
— Я давно знаю Тиффани, и за всё это время она не говорила мне, кто отец Шторма. Но сегодня... она была расстроена. Выпила. И рассказала мне правду.
— И первое, что ты делаешь, — это звонишь мне? Вот какая из тебя подруга.
— Я стараюсь быть её подругой, — говорит она, защищаясь. — Она не сказала тебе о Шторме из-за твоего образа жизни. Но она каждый день сталкивается с трудностями. Надрывает задницу на работе, чтобы прокормить этого мальчика. И я считаю, что каждый ребёнок должен знать обоих родителей.
Я смотрю вниз и понимаю, что у меня дрожит рука. Я сжимаю её в кулак.
— Ты, правда, думаешь, что этот парень мой?
Я знаю, что это так, я услышал это в её голосе.
— Да. Я действительно так думаю.
Я едва могу поверить, что обсуждаю это, но что-то тянет меня вглубь моего подсознания.
Мне всегда чего-то не хватало. Может быть, это оно.
Сделав глубокий вдох, я выдыхаю.
— У тебя есть его фотография? — спокойно спрашиваю я.
— Есть одна на телефоне. Она была сделана на днях.
— Отправь мне её сейчас же. Я хочу увидеть его.
— Мне нужно отключиться, чтобы отправить её.
— Плевать. Просто пришли мне чёртову фотографию.
Я сбрасываю вызов и жду.
Кажется, что проходит вечность, прежде чем мой телефон пищит, оповещая о сообщении.
Я делаю вдох, чтобы успокоиться.
Это глупо. Я веду себя глупо. Этот ребёнок не мой. Она просто какая-то сумасшедшая цыпочка, занимающаяся телефонными розыгрышами.
Но... что, если это не так?
Приняв решение, я открываю сообщение, нажимаю на картинку и смотрю на свой экран, ожидая, пока она загрузится.
И затем это происходит.
Чёрт возьми.
Я не могу дышать. На меня смотрит голубоглазый маленький мальчик с тёмно-русыми волосами и улыбкой, которая могла бы затмить солнце, и он выглядит в точности, как я.
Но как я могу быть уверен? Он может быть просто ребёнком, похожим на меня.
Очень похожим на меня.
Его глаза... у него мои глаза.
Я бегу в свою спальню, в гардеробную, и снимаю обувную коробку, в которой хранится несколько старых фотографий.
Я опускаюсь на пол, открывая коробку. Просматриваю семейные фотографии, несколько моих с Джейком в средней школе, а затем нахожу то, что искал, — мою фотографию в первом классе.
Я держу телефон с этой фотографией рядом с моей фотографией в том же возрасте.
Иисус Христос.
Мы с ним похожи, как близнецы.
Моё сердце бьётся быстрее, когда в моей руке начинает звонить телефон.
Я отвечаю, прижимая телефон к уху, моя рука дрожит.
— Ты получил фотографию? — говорит она, прежде чем я успеваю сказать хоть слово.
— Да.
— И?
— И ты же знаешь, что он похож на меня. Чего именно ты хочешь от меня? Денег?
— Мне не нужны деньги, — она кажется шокированной, что я вообще предположил это.
Полагаю, именно так забивают последний гвоздь в крышку гроба.
— Я хочу, чтобы у Шторма была возможность узнать своего отца. Вот и всё. Тиффани никогда не скажет тебе лично. Но, думаю, что Шторм имеет право знать, кто его отец.
Закрыв глаза, я сжимаю переносицу, внезапно возникает головная боль.
Я вскакиваю на ноги, выхожу из гардеробной и направляюсь в ванную.
— Тиффани по-прежнему живет в Нью-Йорке? — спрашиваю я.
— Нет, она живёт в Квинсе.
— Дай мне её адрес.
Возникает пауза. Я достаю аспирин из шкафа и проглатываю две таблетки.
— Зачем? — неуверенным голосом спрашивает она.
— А ты как думаешь? — нетерпеливо говорю я. — Ты позвонила мне не просто так. А потому, что мой сын узнал меня, правильно?
— Да... — медленно говорит она.
— Тогда дай мне её чёртов адрес.
— Может, тебе стоит сначала позвонить ей?
— И спугнуть её? Ни за что, чёрт возьми. Адрес, сейчас же.
Небольшая пауза, но затем она говорит:
— Её квартира находится над «Пекарней Мэри» на Северной улице в Квинсе.
— Понятно. Сегодня я собираюсь успеть на самолёт. Не смей говорить ей, что я приду. Не хочу, чтобы она снова убежала.
— Не скажу, — мягко говорит она.
Я вешаю трубку. Моё сердце колотится, я хватаюсь за край раковины и смотрю на себя в зеркало.
Мне не нравится, что я вижу в отражении. Я ужасно выгляжу. У меня пустые и тёмные глаза.
У меня есть сын.
Господи, я не могу позаботиться о себе, не говоря уже о другом человеке.
Но я должен, потому что у меня есть ребёнок... мой ребёнок.
И я не боюсь признаться, что чертовски напуган.
Может, мне стоить позвонить отцу? Попросить у него совета.
Нет. Я хочу быть уверенным, что этот ребёнок мой, прежде чем расскажу родителям. Я узнаю наверняка, как только увижу его.
Кого я обманываю? Я уже это знаю.
Этот парень выглядит в точности, как я.
Я мог бы позвонить Джейку и уговорить его поехать со мной.
Но если я это сделаю, то, уверен, он захочет отговорить меня от встречи со Штормом. Он скажет мне сделать это законным путём: заставить моего адвоката связаться с матерью, сделать тест ДНК и прочее подобное дерьмо в первую очередь.
И я сделаю это.
Но сначала мне нужно увидеть его своими собственными глазами.
Мне просто нужно увидеться с ним.
Мне нужно увидеться с моим сыном.
Возвращаясь в свою спальню, и снова нажимаю на фотографию, глядя в отражение моих же собственных голубых глаз, когда сажусь на край кровати.
У меня есть сын. И он прекрасен.
Моё сердце начинает биться быстрее, и я замечаю, что мои руки снова трясутся. На этот раз сильнее.
Я рассматриваю флакон «Диазепама» на своей тумбочке.
Всего пара таблеток, чтобы снять напряжение.
Схватив флакон, я вытряхиваю две, а затем, передумав, увеличиваю количество до четырёх.
Подойдя к туалетному столику, я беру уже полупустую бутылку джина. Открутив крышку, я сую таблетки в рот и делаю большой глоток джина, проглатывая их.
Ставлю бутылку обратно на тумбочку и просто смотрю в окно, проводя рукой по своим волосам.
Мне нужно в Квинс, сейчас же.
Взяв свой телефон, я проверяю время прямого авиарейса из Лос-Анджелеса в аэропорт Кеннеди. Через несколько часов есть ночной рейс.
Отлично.
Покинув спальню, я сбегаю по лестнице на первый этаж. Хватаю куртку с крючка для одежды, беру бумажник и ключи от машины со стойки в прихожей. Выйдя из дома, я закрываю его и направляюсь к своей машине, припаркованной на подъездной дорожке.
Разблокировав машину, я забираюсь внутрь и завожу её. В темноте автоматически включаются фары. Я включаю передачу и открываю ворота дистанционным пультом, который храню в своей машине. Когда я выезжаю на пустынную дорогу, за мной начинают закрываться ворота.
Я надавливаю ногой на газ, ускоряясь.
Скорость — одна из вещей, которые я люблю.
Она даёт мне прилив адреналина.
Но если этот парень мой — а он мой — тогда мне придётся всё изменить, особенно мой стиль жизни.
Наркотики должны исчезнуть. Пьянство должно прекратиться.
Я буду чист.
Пойду на реабилитацию, если потребуется. Сделаю всё, что необходимо.
Я чувствую прилив адреналина, хотя никогда не думал, что смогу почувствовать его при мысли о ребёнке.
Джонни Кэш «Ты моё солнце» начинает играть по радио. Сделав песню громче, я подпеваю, барабаня пальцами по рулю. (Прим. ред.: Johnny Cash «You Are My Sunshine»).
Вот и всё. Начиная с этого момента, моя жизнь изменится. Я собираюсь всё изменить ради него.
Шторм — это мой повод стать лучшим человеком.
Боже, мама и папа будут так взволнованы, когда узнают, что у них есть внук.
Включив телефон, я снова смотрю на фотографию Шторма. Я помещаю его на верхней части руля и смотрю на него.
К чёрту то, чтобы не звонить Джейку.
Я еду в аэропорт. Он ведь всё равно не сможет остановить меня. Я должен поговорить с ним об этом. Мне нужно рассказать кому-нибудь, а он всегда первый, о ком я думаю, когда хочу поделиться хорошими новостями.
Выключив фотографию Шторма, я ищу номер Джейка. Я как раз собираюсь нажать на кнопку набора номера, когда боковым зрением замечаю, как впереди что-то мелькает.
Собака.
Дерьмо.
Всё происходит так быстро. Я ударяю по тормозам, чтобы объехать собаку. Колёса заклинивают, и я врезаюсь в бордюр. Теряю управление над машиной, ударяясь в барьер и еду прямо.