XV ПИКОВАЯ ДАМА

Пока наводились нужные справки и производилась оперативная проверка некоторых заявлений, сделанных Афанасием Павлюком, майор Кочетов спустился в столовую.

Во втором зале в углу за столиком сидели Рудницкий, Шовгенов и Зарубин. Григорий Иванович направился к ним.

— Не помешаю?

— Пожалуйста, товарищ майор.

Лейтенанты вскочили и любезно предложили ему стул.

Заказав официантке обед, Григорий Иванович обратился к Зарубину:

— Ну, Михаил Тимофеевич, как удалось тебе колдовство на этот раз?

— Всё в порядке. Следы его. В квартире Павлюка он не стеснялся.

Шовгенов покосился на Рудницкого и лукаво подмигнул.

— Похоже два места в театре сегодня будут пустовать. Жаль! — вздохнул он. —Очень жаль!

Рудницкий под столом толкнул коленкой своего приятеля и с укоризной посмотрел на него.

— О чём вы? —не поняв Шовгенова, поинтересовался майор.

— Да тут один лейтенант собрался сегодняшний вечерок провести с девушкой, — с незлобливой товарищеской иронией принялся объяснять Шовгенов, — Приятно, конечно... Как говорил ашуг:

Своя у каждой красота,

У всех, как финики, уста.

Слова, как сахар, неспроста

У чаровницы, девушки...

Но... имеются серьёзные опасения, что намеченное мероприятие сегодня не состоится.

— Я догадываюсь, кто этот лейтенант, — сдерживая улыбку, сказал Григорий Иванович, — и, кажется, знаю его девушку. Если эта та, о ком я думаю, то уверен, что она поймёт и не обидится на лейтенанта, — закончил он серьёзно и чуть грустно.

После обеда Кочетов возвратился в кабинет полковника.

— Павлюк говорит не всю правду, — убеждённо произнёс Чумак, закурив папиросу и протягивая зажжённую спичку Кочетову. — Он что-то утаивает. Но что?.. Макбриттену — будем пока называть его так — нужна была одежда и место, чтобы спокойно переодеться и перекраситься. Сделать это в гостинице он не мог. К его досаде, члены делегации постоянно находились в центре внимания всего обслуживающего персонала. Понятно, русский народ всегда славился своим гостеприимством. Проделать необходимую метаморфозу в магазине или в парикмахерской Гарри Макбриттен не решился. Малейшее подозрение грозило для него провалом. Но возможно, что он пошёл бы на этот риск, если бы не нашёлся Павлюк. Как будто роль Павлюка на этом и заканчивается. Что же он тогда скрывает? Не думаю, чтобы Макбриттен посвятил его в свои секреты. Для этого не было никакой необходимости, если допустить, что Павлюк не должен был принимать непосредственного участия в выполнении задания. Однако могло случиться и по-другому; для выступления Павлюка не настало время или мы ему помешали... Во всяком случае, придётся побудить его к активным действиям. Подумаем, как это сделать...

Прошло больше часа, прежде чем был тщательно разработан план действий.

Афанасия Павлюка снова привели на допрос.

— Вы сказали, что этот человек ушёл от вас на рассвете, — обратился полковник к арестованному.

— Да, на рассвете, — подтвердил тот.

— Но тужурку у дворника вы купили в девятом часу.

— Разве в девятом? — заволновался Афанасий, но тут же нашёлся: — У меня нет часов, может, и в девятом.

Полковник молча посмотрел на Павлюка, стараясь отгадать его мысли.

Афанасий сидел с видимой покорностью и, втянув голову в плечи, поёживался.

— А куда вы уходили утром? — спросил вдруг полковник.

— Уходил? — переспросил Павлюк, причём руки его задрожали, и, чтобы скрыть это, он беспокойно задвигал пальцами, словно начал что-то плести. — Я ходил, — повторил он ещё раз и вдруг выпалил: — На базар я ездил.

— Зачем?

— Хотел тужурку там купить.

— Купили?

— Нет.

— В городе тужурки не нашлось? — насмешливо спросил полковник.

— Я торопился.

Чумак с укоризной покачал головой:

— Вы что-то скрываете, Павлюк.

Тот вскочил и приложил руки к сердцу.

— Клянусь честью!..

— Лжёте, Павлюк, — прервал его полковник. — А честью не клянитесь, её у вас нет, вы её продали врагам.

— Я не знаю, как сказать, чтобы вы поверили, — с отчаянием воскликнул Афанасий, сел на стул и утёр кулаком глаза.

— Вы знаете, что вас ждёт? — сухо спросил Чумак.

Павлюк испуганно взглянул на него и медленно опустил голову.

— Ну вот что, — продолжал полковник, подходя к Павлюку, —если вы поможете поймать человека, который приходил к вам, обещаю сделать всё от нас зависящее, чтобы вам смягчили наказание.

— Гражданин полковник, — часто и отрывисто дыша, арестованный поднял лицо, залитое слезами, — да я с большой радостью!.. Я этого гада сам задушил бы вот этими руками. Я ведь человеком был... И у меня, как у других, могла быть семья. А я, как собака... Грязный, вечно голодный, никому не нужный, — он сжал кулаки и несколько раз ударил ими себя по голове.

— Перестаньте, Павлюк, — холодно сказал полковник. — Всё равно я вам не верю.

Кулаки Павлюка повисли в воздухе.

— Что?

— Не верю. Понятно? — полковник сделал паузу для того, чтобы его собеседник имел время осмыслить услышанное, и продолжал: — Но у вас есть возможность начать новую жизнь. Мы вам поможем. Подумайте об этом.

— Да что тут думать, — Афанасий опустил руки на колени и тяжело вздохнул. — Я выполню всё, что вы прикажете.

— От вас потребуется немного. Сейчас вы отправитесь домой. С вами поедут наши работники. Когда этот человек вернётся к вам, — а он вернётся, ему нужно снова перекраситься и переоблачиться, — вы ему откроете дверь. Остальное уже дело не ваше.

— Открою, гражданин полковник, обязательно открою.

— Но учтите, Павлюк, это единственный для вас случай, когда вы сможете в какой-то степени загладить свою вину перед Родиной и выйти на правильный, честный путь.

— Понимаю, гражданин полковник. Не беспокойтесь, я сделаю всё, что нужно...

Сопровождаемый лейтенантом Шовгеновым Афанасий Павлюк вошёл в свою комнату, остановился посредине и обвёл её неприязненным взглядом. Всё тут показалось ему чужим, враждебным, точно собственная квартира превратилась вдруг в ненавистную тюрьму. Когда в прихожей щёлкнул запираемый замок, Афанасий вздрогнул, точно от удара, насупился и закусил нижнюю губу.

С ключом в руках на пороге появился Рудницкий.

— Садитесь, Павлюк, — приказал он.

Павлюк, сгорбившись, сел на кровать и опустил голову на сжатые кулаки.

— А ты чего стоишь? — обратился Рудницкий к товарищу. — Кто знает, сколько нам здесь торчать придётся.

Тот посмотрел на часы и улыбнулся.

— А я ведь угадал. Сейчас раздвигается занавес, и на сцене...

В двух семьях, равных знатью и славой,

В Вероне пышной разгорелся вновь

Вражды минувших дней раздор кровавый,

Заставив литься...

— Оставь, Сулейман, — перебил его Рудницкий, — И без тебя тошно.

— Да, — шумно вздохнул тот. — Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте.

Он нехотя опустился на стул и брезгливо покосился на грязный стол и валявшиеся на нём объедки.

Наблюдавший за товарищем Рудницкий усмехнулся.

Положив ключ от входной двери на тумбочку, стоявшую в углу, он взял за концы бумагу, на которой лежали огрызки колбасы и ломти хлеба, и спросил Павлюка:

— Кушать будете?

Афанасий, не меняя позы, отрицательно качнул головой.

Лейтенант кинул остатки еды на подоконник, рядом с затрёпанной колодой карт. Куском газеты смахнул пыль и крошки со стола, придвинул к нему стул и сел.

Все трое молчали.

Тишина в комнате нарушалась только глубокими вздохами Павлюка.

— Ты хоть предупредил её? — негромко спросил Сулейман.

— Нет, — недовольно буркнул в ответ Рудницкий и повернулся к Павлюку: — В квартире радио есть?

Хозяин квартиры с недоумением посмотрел на лейтенанта, будто тот заговорил о чём-то немыслимом, и опять отрицательно качнул головой.

Рудницкий зевнул.

— Закурим? — предложил он Шовгенову.

— Давай закурим, — вяло согласился тот, доставая из кармана портсигар.

Закурили. Рудницкий спичечной коробкой начал выбивать на доске стола такт какой-то песни, но это ему быстро надоело, и он сунул коробку в карман.

— Как по-твоему, наша команда в этом сезоне выйдет в группу «А»? — спросил он.

— Если они будут играть так, как в последний раз, — усмехнулся Сулейман, — то и в «Б» не удержатся.

— И это верно, — безразлично произнёс Рудницкий, извлёк из верхнего кармана кителя два узеньких голубых билета в театр, с грустью повертел их в руках и спрятал обратно.

— Нужно было захватить что-нибудь почитать, — после большой паузы заговорил Шовгенов.

Рудницкий поискал глазами куда деть окурок, но, не найдя пепельницы, положил его на подоконник.

— Я перечитываю «Войну и мир», — несколько приподнято и мечтательно продолжал Сулейман. — Вот книга написана!

Товарищи начали вспоминать особенно запечатлевшиеся в памяти отдельные места, героев произведения.

Павлюк поднял голову, послушал их и угрюмо попросил:

— Дайте закурить.

— Пожалуйста, — Рудницкий протянул ему папиросу.

Арестованный тяжело поднялся, подошёл к лейтенанту и взял из его рук папиросу. Пока лейтенант доставал из кармана спички, Павлюк насупившись стоял перед ним, разминая пальцами табак. Равнодушный взгляд его скользнул по высокому, ровному лбу Рудницкого, светлым волосам и остановился на тумбочке. Она стояла в углу позади офицера, почти касаясь спинки стула, на котором он сидел.

На тумбочке лежал ключ!

Лейтенант чиркнул спичкой.

Афанасий быстро отвёл глаза от ключа, закурил папиросу и вернулся на своё место. Но теперь он сидел не в той неподвижной, полной покорности позе, что раньше, а поминутно шаркал ногами по полу, откидывался на постель, нетерпеливо тёр ладонями колени, шумно отдувался и украдкой поглядывал в угол, где стояла тумбочка.

В комнате начало темнеть.

Рудницкий включил электрический свет, прошёлся из угла в угол и опять сел на свой стул.

— Ваш приятель скоро придёт? — спросил Шовгенов Павлюка.

Тот пожал плечами и безразличным тоном нехотя ответил:

— А кто его знает.