XIII ОШИБКА ЛЕЙТЕНАНТА РУДНИЦКОГО

Когда офицеры вновь вошли в контору домоуправления, Лёля, забыв обиду, встретила их, как хороших старых знакомых, радостной улыбкой. Она быстро поправила хохолок и явно приготовилась к беседе. Но Рудницкий только кивнул ей головой и подошёл к столу бухгалтера.

— Простите, — обратился он к женщине, — нам не всё ясно.

— Пожалуйста, — бухгалтер положила на письменный прибор жёлтенькую пластмассовую ручку.

— Скажите, — вступил в разговор Кочетов, — человек, который приходил к вам вчера, не спрашивал ли ещё какого-нибудь адреса?

— Нет. Только Павловского.

— Он так и спросил вас, куда переехал Александр Николаевич Павловский?

— Да, — подтвердила женщина, но тут же спохватилась: — Хотя нет... Вначале он назвал фамилию Павлова. Но я ему сказала, что у нас проживал не Павлов, а Павловский Александр Николаевич. Мужчина извинился, пояснил, что оговорился и попросил сообщить ему новый адрес Александра Николаевича, с которым они когда-то учились вместе и давно не виделись. Я разыскала адрес, он записал и ушёл.

— Записал, говорите?

— Да, я это хорошо помню. У него ещё не нашлось бумаги, и он попросил листок у меня.

— А чем он записывал?

— Карандашом. Я хотела предложить ему ручку, но он достал из кармана карандаш.

— Где при этом стоял мужчина?

— Вначале там, где вы, а потом вот здесь, — бухгалтер, опустив руку, указала место рядом с собой.

Кочетов зашёл за стол и остановился возле стула, на котором она сидела.

— Значит он стоял здесь. Книга с адресами лежала на столе... Книга была открыта?

— Конечно, я ведь сообщала ему адрес.

— Ах, вот как! — обрадовался Кочетов и попросил: — Откройте, пожалуйста, вашу книгу.

Бухгалтер взяла книгу в тёмно-фиолетовом переплёте, положила её перед собой на стол и открыла.

— Найдите адрес Павловского.

Женщина быстро отыскала нужную страницу.

— Пожалуйста, Павловский Александр Николаевич, — указывая, она повела пальцем по строке.

— Фамилии жильцов записаны по алфавиту, — склоняясь над книгой, полувопросительно произнёс Кочетов.

— Так удобнее ею пользоваться.

— Разрешите посмотреть.

— Пожалуйста.

Майор взял из рук женщины книгу, пробежал глазами страницу, затем, положив книгу на стол, начал читать фамилии в порядке записи:

— Павловский, Павлюк, Плотников, Пономаренко, Принцгауз, — он задержал палец на строке. — Кто это?

— Принцгауз? Зубной врач.

— Кто по национальности?

— Русский. Он как-то рассказывал, что его предки приехали в Россию ещё при Петре Первом, корабли здесь строили. Вот и осталась от прадеда в наследство фамилия.

— Так. Радайкин, Рожков... Дальше всё на «Р». А чем занимается Пономаренко?

— Степан Прокофьевич? Это работник милиции, майор.

— Плотников?

— Учитель иностранных языков в средней школе. Он недавно приехал в город. Я его почти не знаю, он мало у нас жил. Хорошо говорит по-английски, по-немецки, по-французски, бывал в этих странах. Кажется, в торгпредстве служил. А потом дети выросли. Из-за них и не поехал за границу. Детям ведь учиться надо. Так он объяснял.

— Павлюк?

— А этого я знаю почти с пелёнок. Хороший был парнишка. Потом ушёл на фронт. Вернулся досрочно, как говорил, по ранению. Грудь ему там прострелили. И, представьте, запил. Теперь всё время пьяный. Нигде на работе не держится. Мать ткачихой на фабрике работала, страшно убивалась. Так с горя и умерла. Жил он тут один, как бирюк. Никчёмный человек.

— Павловского знаю, — закрывая книгу, сказал Кочетов.

Выйдя на улицу, офицеры опять направились к аптеке. Как и прошлый раз, Кочетов пошёл звонить по телефону, а Рудницкий остался ждать его на улице.

«Ну, на этот раз, кажется, ниточка к клубочку приведёт, — думал лейтенант. — Ясно, Гарри Макбриттену нужен был Павлюк. Но без крайней необходимости он не хотел открывать своего секрета. Поэтому назвал фамилию похожую и довольно распространённую, надеясь, что это как-то поможет найти того, кого он искал. В доме Павлова не оказалось, но зато нашёлся Павловский.

К счастью Макбриттена, бухгалтер сама об этом заявила. Он сразу смекнул, что следует сказать и как повести себя. В результате появилась книга в тёмно-фиолетовом переплёте. Добыть оттуда нужный адрес уже не составляло большого труда». А за сомнения придётся извиняться перед майором...

Как только Кочетов вернулся, Рудницкий так и поступил.

— Но кроме Павловского и Павлюка, там ещё три фамилии на «П», — выслушав лейтенанта, заметил майор.

— Владельцы их не вызывают сомнений, — горячо заявил Рудницкий. — А Павлюк, по отзывам бухгалтера, тип явно неблагонадёжный. На фронт отправился хорошим парнем, а вернулся и вдруг стал пьяницей. Где такое видано? Советская Армия, наоборот, дисциплинирует, воспитывает людей. Мы-то с вами это очень хорошо знаем, на себе испытали. А морально разложившийся человек, без определённых занятий, пьяница — такой способен на любую подлость.

— Неплохо, Алёша, — похвалил Кочетов. — Но не забывай, когда мы шли на Калининскую улицу, у нас тоже не было никаких сомнений в том, что мы на правильном пути. А ведь пришлось возвращаться. Обманул нас Макбриттен. Поверили мы ему и зря побеспокоили хороших людей.

— На нас они не обиделись.

— Нет, конечно. Но Гарри Макбриттен, если бы видел нас в это время, посмеялся бы вдоволь. Пока, Алёша, счёт в его пользу.

У выхода из сквера офицеров ждала автомашина.

Кочетов сел рядом с шофёром. Рудницкий занял место позади, возле подвинувшегося в сторону Шовгенова, который хотя и мельком, но так посмотрел своими большими карими глазами, будто спросил:

«Ну как?..»

«Всё в порядке, дружище,» — взглядом ответил Рудницкий и шепнул: — Выходим на цель.

Автомашина плавно тронулась с места, повернула за угол и, набирая скорость, помчалась в сторону Заречного посёлка.

Эта часть города возникла совсем недавно, в годы первых пятилеток. До того тут все окрестные места считались довольно далёкой от центра окраиной, чуть ли не отдельным населённым пунктом, путь к которому лежал мимо свалок, пустырей и огородов, через ветхий мосток на толстых деревянных сваях. Прошло немного лет, и окраина, незаметно для горожан, преобразилась. Она превратилась в один из новых благоустроенных районов города, с широким проспектом, начинающимся от Каменного моста, асфальтированными тротуарами, стройными рядами электрических фонарей, трамваем, многоэтажными зданиями. Среди них особенно выделялся своими размерами громаднейший дом, получивший название «трехсотквартирного». Жильцам показалось удобным назвать дом, в котором они обитали, по числу имеющихся в нём квартир. И это название привилось, возможно, потому, что в нём звучала гордость, любовь к родному городу, в котором строились не хибарки и лачуги, как в старину, а большие, с удобными квартирами дома! Цифра тут была у места, она о многом говорила...

Подойдя к магазину «Гастроном», занимавшему часть первого этажа этого дома, автомашина остановилась.

Первым из неё вышел Шовгенов. Одетый в тёмно-синий костюм гражданского покроя, он, не привлекая постороннего внимания, прошёл мимо витрин и скрылся под аркой ворот.

Кочетов и Рудницкий задержались у автомашины ровно на столько, чтобы закурить трубку и папиросу от одной спички, и тоже направились к дому. Когда они миновали арку, Шовгенова во дворе уже не было.

Большая ватага ребят с криком и полным самозабвением энергично пинала ногами кожаный мяч. Он метался из стороны в сторону, но удары настигали его всюду. От одного особенно сильного и ловкого удара мяч стремительно рванулся вперёд, и громкий торжествующий крик потряс воздух:

— Гол!..

В этот заключительный момент, никем не замеченные, офицеры вошли в подъезд, поднялись на самую верхнюю площадку и остановились возле двери, у которой их поджидал Шовгенов.

— Здесь, — едва слышно шепнул он.

«Убежище выбрано со знанием дела, — сразу оценил Кочетов. — Рядом чердак...»

Он приблизился к двери и осторожно потянул ручку к себе.

Дверь не поддалась, она была заперта.

Лейтенанты, опустив правые руки в карманы, стояли по сторонам.

Кочетов постучал вначале тихо, затем настойчивее, потом очень громко, но ему никто не ответил.

За дверью не слышно было ни звука.

«Дома нет, — подумал Кочетов. — Что ж, вполне возможно, где-нибудь с Гарри Макбриттеном промышляет... Нужно соседей спросить, когда они последний раз видели его...».

Неожиданно распахнулась противоположная дверь, и на лестничной площадке появилась возбуждённая женщина, готовая немедленно начать ссору. Но, увидев офицеров, она растерялась:

— Вы к кому? — смущённо спросила она.

— Мы не ошиблись? — подошёл к ней майор. — Афанасий Трофимович Павлюк здесь живёт?

— Афанасий Трофимович... — тонкие губы женщины презрительно скривились, а в глазах опять вспыхнули сердитые огоньки. — Извёл всех нас. Верите, как поселился тут, покой потеряли. Ходит к нему сюда шпана со всего города. Нет такого пьяницы, чтоб здесь не побывал! Раньше слова худого в подъезде не услышишь, а теперь такое довелось узнать, что отродясь встречать не приходилось. А у нас дети! — запальчиво выкрикнула она.

— А вы не знаете, где он сейчас?

— Хоть бы он навек остался там, где есть. Хороших людей, случается, трамвай давит, а вот таких минует. Болезнь какую подцепил бы проклятый, — выпалила в сердцах женщина и вдруг ласково крикнула через плечо звучным голоском с приятными переливами: — Веруня! Доченька! Афоньку-пьяницу не видала?

По коридору застучали каблучки, и в дверь выглянула девушка-подросток с традиционно торчащими вверх туго заплетёнными косичками с лиловыми бантиками. К видимому удовольствию матери, она вежливо и с достоинством поздоровалась с офицерами и потом ответила:

— Я видела, как сегодня утром его с базара в милицию повели.