XII СЛЕД ОБРЫВАЕТСЯ

Офицеры вышли на Калининскую.

Кочетов знал эту улицу раньше, когда она была кривой и горбатой, с деревянными дырявыми тротуарами. По обеим сторонам, врывшись в землю почти до самых окон, теснились крохотные, жалкие избушки. Над ними возвышались два кирпичных здания. В одном, построенном в 1897 году, после того как рабочие города организованно провели свою первую всеобщую забастовку, размещалась тюрьма, а в другом — «питейный дом с номерами». Всюду было так много оврагов, канав, ухабин, что целый район города, прилегавший к этой улице, получил одно общее название — Большие Ямы, а сама улица называлась Кривуша.

Сейчас всё это трудно было себе представить. Улица расширилась, выровнялась, покрылась асфальтом, выросли новые многоэтажные дома. Забылось даже старое название.

Завершая замыслы городских архитекторов, недалеко от перекрёстка в лесах из железных труб росла громадина нового здания. На его стены высокий кран легко поднимал тяжёлые контейнеры с кирпичом.

Пятнадцатым оказался этот строящийся дом. Часть его уже была закончена и, как говорят хозяйственники, введена в эксплуатацию, о чём убедительно свидетельствовали занавески и цветы на окнах.

«Опять стройка. В чём дело?» — подумал майор и не нашёл ответа.

Под широкой аркой к нему приблизился одетый в тёмно-синий шевиотовый костюм сухопарый молодой человек с смуглым лицом, тонким горбатым носом и маленькими усиками.

— Товарищ майор, лейтенант Шовгенов прибыл в ваше распоряжение, — с едва уловимым кавказским акцентом отрапортовал он.

— Хорошо. Следуйте за мной, — не задерживаясь в воротах, приказал Кочетов.

— Есть.

Офицеры направились во двор, вошли в подъезд.

Двенадцатая квартира оказалась во втором этаже.

Поднявшись по широкой лестнице, Кочетов остановился возле двери и тихо предупредил:

— Товарищи лейтенанты, оружие...

— В порядке, товарищ майор, — опуская руки в карманы, так же тихо отозвались молодые офицеры.

— Вы, товарищ Шовгенов, останетесь здесь. Товарищ Рудницкий, — со мной, — распорядился Кочетов и, скользнув взглядом по взволнованным, но торжественно строгим лицам обоих, нажал пальцем кнопку звонка.

«Знакомая фамилия, сразу бы узнать» — мелькнула мысль.

За дверью кто-то зашаркал туфлями на мягкой подошве, затем щёлкнул замок, и на пороге появился в полосатой пижаме, среднего роста, полный мужчина с бородкой клинышком и гладко выбритой головой.

— Профессор? — удивился Кочетов.

— Да, да. Пожалуйте, — гостеприимно отозвался тот и широко распахнул дверь.

Кочетов и Рудницкий вошли в переднюю.

— Проходите, пожалуйста, дальше, — запирая дверь, попросил профессор.

Кочетов помедлил.

— У меня только один вопрос, Александр Николаевич, — начал было он, но профессор прервал его:

— Простите, но я что-то... — присматриваясь к майору, он поправил на носу очки. — Да вы, товарищи, проходите сюда, здесь светлее.

— Вы не знаете меня, профессор, — входя следом за хозяином в большую, со вкусом обставленную комнату, сказал Кочетов.

— Но вы...

— Я слушал ваши лекции.

— И у вас появились недоумённые вопросы, — понимающе улыбнулся профессор. — Ну что ж, бывает. Сядем, обсудим. Выбирайте себе место поудобнее, —любезно предложил он.

— К сожалению, у меня вопрос другого порядка.

— Спрашивайте, не стесняйтесь. Хватит моих знаний — отвечу, не хватит — обратимся за помощью к тем, кто знает больше, — добродушно засмеялся профессор, усаживая Кочетова рядом с собой на диван.

— К вам вчера или сегодня не приходил блондин в сером костюме. Я... — майор, собираясь предъявить свои документы, сунул руку в карман.

— Не надо, — остановил его профессор и улыбнулся. — Я вспомнил, где вас видел. Это было на прошлой неделе во вторник. Верно?

— Так точно.

— Теперь мне всё понятно. Так вы говорите, блондин в сером костюме? Это, верно, ...профессор Иван Ильич Самойлов. Вы, простите, о нём спрашиваете?

— А кроме него, никого не было?

— Вы имеете в виду блондинов?

— Не только. В общем, не появлялся ли к вам человек, который раньше не бывал у вас?

— Ни вчера, ни сегодня здесь, кроме людей, которых я очень хорошо знаю, никого не бывало. Впрочем, спросим жену. Вчера я отлучался.

Профессор вскочил с дивана и, направляясь к двери завешенной тяжёлой бархатной шторой, крикнул неожиданно высоким тенорком:

— Аннушка! Анна Васильевна!

Штора раздвинулась, и в комнату вошла статная, очень интересная, но уже начавшая блёкнуть женщина. Заметив офицеров, она приветливо кивнула им головой.

Кочетов и Рудницкий поклонились ей.

— Товарищи интересуются, — обратился профессор к жене, — не приходил ли вчера какой-нибудь незнакомый нам человек?

— Нет, не приходил.

— Блондин в сером костюме, — подсказал Кочетов.

— Блондин в сером костюме приходил. Но он не к нам. Он позвонил и, когда я открыла дверь, спросил — может ли видеть Петрова... Семёна Ивановича или Ивана Семёновича, я не помню. Я ему ответила, что такой здесь не проживает. Он извинился и попросил сказать, как проще добраться до камвольного комбината. Я посоветовала ехать первым трамваем. Он поблагодарил и ушёл.

— В комнаты он входил?

— Нет. Весь разговор происходил у входной двери. Он стоял на лестничной площадке.

— И войти в квартиру не пытался?

— Совершенно. Он был страшно огорчён, что не нашёл здесь того Петрова, которого искал, и собирался ехать на комбинат, чтобы там узнать его адрес.

— Значит, Петров работает на камвольном комбинате?

— Надо полагать, если он хотел обратиться туда за справкой.

По знаку, незаметно поданному майором, Рудницкий вручил хозяину открытку.

— Ну, конечно, кто, как не мой родной дядя, после трёх специальных напоминаний, будет продолжать настойчиво слать письма по старому адресу? — улыбаясь, воскликнул профессор. — Хотя, если учесть, что через три года он будет отмечать своё столетие, то многому найдётся убедительное объяснение.

Офицеры извинились и попрощались с хозяевами.

— Кто он, этот профессор? — спускаясь по лестнице, спросил Рудницкий.

— Один из самых уважаемых граждан города — доктор физико-математических наук Александр Николаевич Павловский, — ответил майор.

Рудницкий не раз слышал это имя и с удивлением посмотрел на своего начальника.

— Что же общего может быть у него с Гарри Макбриттеном?

— Ничего.

Лейтенанты переглянулись.

Шовгенов понял — намеченная операция провалилась.

— Но Гарри Макбриттен спрашивал его адрес, зачем-то приезжал сюда, — вспылил Рудницкий.

Майор промолчал, будто и не слыхал его. Он отлично понимал, что творилось в душе молодого офицера. Когда-то и у самого выдержки не хватало. В молодости все мы нетерпеливы, особенно, когда преследуют неудачи...

«Казалось, операция подходит к концу, — думал Кочетов, — и вдруг неожиданный оборот: след оборвался. Конечно, риск, на который пошёл Макбриттен, явившись в домоуправление, сразу показался сомнительным. Трудно было понять, на что он надеялся, с такой откровенностью узнавая адрес Павловского. Но адрес потом оказался ненужным. Значит, всё это было проделано для того, чтобы навести возможный розыск на ложный след... Однако, как ему стало известно, в какое домоуправление следует, обратиться за адресом Александра Николаевича Павловского? И почему Павловского?..»

Рудницкий досадовал на себя за вспыльчивость, отдавал должное тактичности майора и в то же время злился на него:

«Зря ушли так скоро от Павловских».

Лейтенанту не понравилась жена профессора. Она была моложе мужа лет на пятнадцать, ещё довольно красива и следила за собой. Это было заметно по причёске и ярко накрашенным ногтям.

«Не тянул ли Гарри Макбриттен в парке время, чтобы явиться к Павловским, когда хозяина не было дома? И почему эта Анна Васильевна не сразу вспомнила посетителя? С ней стоило потолковать. Майор тут явно поторопился... К тому же, доктор физико-математических наук — для любого шпиона кусочек лакомый...»

Кочетов в нескольких словах передал Шовгенову, что следовало доложить полковнику, и отпустил лейтенанта.

— Что теперь? — спросил Рудницкий. — На камвольный? Или сперва наведём справки о Петрове?

— Да, — задумчиво произнёс майор. — Макбриттену хотелось, чтобы мы именно так и поступили. Сначала прокатились до комбината, потом занялись бы Петровыми, которых в городе проживает не один десяток. Иначе не было смысла ему поминать о нём... А время идёт, идёт. Гарри Макбриттен и так уже выиграл у нас больше суток. Послав нас по адресу Павловского, нужно признаться, он перехитрил нас.

— Если полагать, что Гарри Макбриттен случайно навестил жену профессора Павловского, когда того не было дома, — осторожно вставил Рудницкий и спросил: — А если этого не полагать?

Майор не ответил. Он достал из кармана трубку, повертел её в руках и сунул обратно.

Рудницкий понял это как знак того, что майор колеблется.

— Всем известно, — продолжал лейтенант, идя рядом с Кочетовым, — что среди сотен миллионов советских людей предатели насчитываются единицами. Но такой единицей может быть и жена профессора. Тем более, если она молодая, а он старый. Тут наверняка меркантильные интересы главенствуют. А для такой... какая разница, как добыть деньги? — воодушевляясь рисуемой картиной, говорил он.

— Ты, Алёша, конечно, слышал о героических подвигах панфиловцев? — спросил майор.

— Ещё бы. Восьмая гвардейская!.. Ожесточённейшие бои под Волоколамском.

— Так вот, в этих боях принимал участие никому в то время не известный молодой учёный Александр Николаевич Павловский.

— Неужели? — удивился Рудницкий. — Не подумал бы...

— Почти мёртвого, рискуя собственной жизнью, сама тяжело раненная, его выволокла с поля боя девушка, которая и стала потом женой.

У Рудницкого перехватило дыхание:

«Как же это я?..»