VI В ПОИСКАХ СЛЕДА

В вестибюле гостиницы Кочетова встретили посланные полковником стройный, щеголеватый лейтенант Рудницкий и молчаливый, угрюмый на вид эксперт Михаил Тимофеевич Зарубин с потёртым чемоданчиком в руке и фотоаппаратом «Зоркий», болтающимся на длинном, тонком ремешке, перекинутом через левое плечо.

Рудницкий был молод, хорош собой и, как говорили товарищи, «ходил в женихах». Желая казаться серьёзным, он старательно хмурил брови, но в карих глазах его непрестанно искрилась радость, а на чуть припухших, красиво очерченных губах то и дело появлялась улыбка. Приятно, конечно, любить и быть любимым...

Будущий тесть — полковник Чумак — с недоумением пожимал плечами:

— И что моя Елена нашла в нём? Не глуп, дисциплинирован, исполнителен — всё это верно, но... сверчок. Чисто сверчок! Так вот и кажется, сейчас черкнёт себя локтем по боку и застрекочет, — говорил он и заразительно смеялся. — А может, и я таким был, когда женихался? Себя-то ведь не видно...

Серое, худощавое, рассечённое глубокими морщинами лицо Зарубина всегда хранило выражение суровости. Однако характер у него был на редкость добрый и отзывчивый.

На иждивении Михаила Тимофеевича находилась своя большая семья и трое детей погибшего в войну младшего брата. Мать их немногим пережила своего мужа.

В доме Зарубиных вечно чего-нибудь не хватало, а сам он постоянно заботился то о пальтишке для сына, то о ботинках для племянницы.

Обменявшись со своими помощниками несколькими словами, малозначащими для постороннего уха, Кочетов глянул на прилавок, за которым пожилая женщина с гладко зачёсанными седыми волосами продавала газеты, журналы, открытки, брошюры, и обратился к Томасу Куперу:

— У этой киоскёрши господин Макбриттен вчера покупал газеты?

Иностранец посмотрел на женщину и развёл руками:

— Я не помнить.

— Пойдёмте спросим, — предложил Кочетов. — Кстати, возле неё никого нет.

Киоскёрша, по предъявленной ей Кочетовым фотографии не сразу узнала своего вчерашнего покупателя, но, взглянув на Купера, покраснела и торопливо достала из ящичка деньги.

— Да, да, — затараторила она. — Вчера этот иностранец не получил сдачу... Два рубля двадцать копеек. Вот, пожалуйста. Я так волновалась, так волновалась... Верите, всю ночь плохо спала. Вы не думайте, что я умышленно. Я ведь не отказываюсь…

— Деньги отдадите ему сами, — прервал её Кочетов. — Скажите, вы не помните, куда он от вас отошёл?

— Как же, отлично помню, — воскликнула киоскёрша. — Он подошёл к этому господину, — и она указала на оторопевшего вдруг Томаса Купера. — Я это отлично помню. Дело произошло так... Это было в половине двенадцатого. Почему я знаю? Дочка всегда в это время приносит мне завтрак. Она очень заботлива. Не постесняюсь сказать, таких детей не часто встретите. Все соседи мне говорят: «Серафима Андреевна, ваша дочь...»

— Простите, — остановил её Кочетов.

— Да, да, — женщина прижала руки к груди и виновато улыбнулась. — Только Риммочка сунула мне завтрак, подходит этот господин, что у вас на фотографии, — тут она немного замялась, наморщила сильнее лоб и посмотрела на карточку, словно хотела лишний раз себя проверить. — Да, это будто он. Так вот, взял он газеты, я как сейчас помню, «Правду», «Известия» и «Литературную газету». Всего на восемьдесят копеек. Подал он мне три рубля. Пока я отсчитывала сдачу, он отошёл от прилавка и остановился возле этого гражда... извините, возле этого господина. Крикнуть, чтоб он вернулся, я постеснялась. В это время подошли ещё покупатели, а когда я их отпустила, иностранцев уже не было в вестибюле. Вы знаете, я так расстроилась, так расстроилась! Риммочке говорю, ведь легко можно подумать, что я... умышленно...

— Благодарю вас, — слегка поклонился Кочетов, подчёркнуто избегая взгляда Томаса Купера, отошёл от киоска и направился к администраторской.

Руководитель делегации шёл позади и тяжело отдувался.

— Я, кажется, вспоминать... Она сказал правда, — наконец заявил он.

Кочетов остановился.

— Нужно точно всё вспомнить, господин Купер. Это очень важно.

— Я будет вспоминать, — твёрдо заявил иностранец.

Гостиница находилась в районе деятельности третьего отделения милиции. Дежурный администратор хорошо знал Павлова, поздоровался с ним как со старым знакомым и по его просьбе отпер ключом дверь номера, занимаемом Гарри Макбриттеном.

Глубоко засунув руки в карманы своего габардинового плаща, Кочетов с порога окинул взглядом небольшую, но уютно обставленную комнату.

— Давно производили здесь уборку? — спросил он администратора.

Тот ответил быстро и даже с некоторой гордостью за образцовый порядок в гостинице:

— Во всех помещениях уборка производится каждое утро.

Рудницкий едва успел подавить вздох досады.

«Гарри Макбриттен покинул номер вчера утром. Значит, сюда два раза приходили уборщицы с тряпками, щётками, пылесосами», — подумал он.

Но Кочетова не смутило заявление администратора. Он прошёлся по номеру, заглянул в шкаф, выдвинул ящики письменного стола, осмотрел тумбочку, стоявшую у кровати.

Как и ожидал Рудницкий, всюду не было даже пылинки. Он мельком взглянул на Кочетова. Немного скуластое, но красивое, покрытое плотным загаром лицо майора было совершенно спокойно. Он переходил от одного предмета к другому с таким безразличным видом, словно его совершенно не интересовали результаты осмотра. Только чёрные длинные брови сдвинулись несколько больше, чем обычно.

Зарубин, наоборот, внимательно ко всему приглядывался, рассматривал в лупу, осторожно сдувал невидимую пыльцу. Лицо его становилось всё больше сосредоточенным. Изредка он хмыкал, причём нельзя было понять, то ли он расстроен тем, что ничего не обнаружил, то ли что-то нашёл, и это озаботило его. Особенно долго он возился с настольной электрической лампой, которая помещалась на тумбочке возле кровати.

За шифоньером были обнаружены две пустые бутылки из-под вина.

Павлов многозначительно кашлянул в кулак. Вот, мол, что и требовалось доказать.

Зарубин понюхал горлышко каждой бутылки, осмотрел их и, хмыкнув, поставил на подоконник.

В ворсе ковра, разостланного на полу, он заметил крошечный осколок графита, поднял его и положил на ладонь.

— Господин Макбриттен писал карандашом? — спросил Кочетов, появившегося в дверях Томаса Купера с чемоданом в руках.

— Гарри оригинал, — улыбнулся иностранец. — Он считать карандаш лучше ручка. Всегда надёжна, всегда исправный, — и, тряхнув чемодан, объявил: — Вот вещи Гарри.

— Интересно, — оживился Зарубин. — Давайте их сюда.

Томас Купер поставил чемодан на стол. Но Зарубин не торопился открывать его. Он осмотрел чемодан со всех сторон, особенно тщательно никелированные замки, и опять хмыкнул.

Руководитель делегации понял это по-своему.

— Ключ нет, — развёл он руками.

— Алёша, — подозвал Михаил Тимофеевич Рудницкого.

Тот подошёл к чемодану. Что он потом сделал, Купер не заметил. Он только услышал, как один за другим щёлкнули два запора, и затем совершенно свободно поднялась верхняя крышка чемодана.

— О-о! — в изумлении воскликнул Томас Купер. Он собрался сказать какой-то комплимент лейтенанту, но помешал Кочетов, пригласив руководителя делегации подойти ближе к столу.

Рудницкий настороженно наблюдал за тем, с какой аккуратностью Михаил Тимофеевич вынимал из чемодана одну вещь за другой, внимательно каждую осматривал и откладывал в сторону на край стола. Лейтенант знал, что какая-нибудь мелочь, незаметная на первый взгляд деталь, могла послужить ключом к разгадке секрета исчезновения Гарри Макбриттена, и хотел обнаружить этот ключ раньше, нежели на него укажут Зарубин или Кочетов.

Но ничего примечательного в чемодане не оказалось. Здесь хранились верхние рубашки, бельё, платки, носки, начатый флакон одеколона, пустой футляр для автоматической ручки, бритвенный прибор. В самом низу лежал коричневый шерстяной костюм и две пары тонких лайковых перчаток.

— Гарри Макбриттен носил перчатки? — спросил Зарубин.

— Часто, — подтвердил Купер и болезненно поморщился: — Он воевать против фашист. Танк горел, руки Гарри тоже горел... Теперь экзема. Гарри стесняться товарищ, разный знакомый и надевать перчатка.

После того как все вещи были выложены на стол, Зарубин приступил к осмотру внутренних стен чемодана.

«Двойное дно!» — словно обожгла Рудницкого догадка, и на его бледном, ещё не потерявшем юношеской свежести лице вспыхнул яркий румянец. Было немного досадно, что он всё же опоздал со своим предположением. Волнение, охватившее лейтенанта, ещё больше усилилось, когда Зарубин с открытым пустым чемоданом подошёл ближе к окну. Затаив дыхание, Рудницкий следил за каждым движением Михаила Тимофеевича.

Но тот, заглянув вовнутрь чемодана, вернулся к столу.

— Господин Купер прав, — безразлично произнёс он, но глазами будто уколол Кочетова. — Гарри Макбриттен любит пользоваться карандашами. Иногда кладёт их в чемодан, вот следы.

Рудницкий разочарованно поморщился. То, что Макбриттен предпочитал карандаши ручке, было уже известно.

Даже Томас Купер, не упускавший случая что-нибудь сказать по-русски, на этот раз только передвинул широкими, могучими плечами.

— Но зачем тогда господин Макбриттен возит с собой пустой футляр для автоматической ручки? — спросил вдруг Кочетов Томаса Купера.

Тот недоумевающе скривил губы. Какое отношение имела ручка к исчезновению Гарри Макбриттена?

А Кочетов из кучи вещей, выложенных на край стола, быстро достал футляр и протянул его руководителю делегации.

— Вот он, пожалуйста. Это свидетельство того, что господин Макбриттен признает и авторучку. Вы недостаточно наблюдательны, господин Купер.