— Я бы предложила пойти туда вместе, но ты ведь будешь с Корсаковым, так что… увидимся там, — улыбается девушка напоследок.

Дружелюбно киваю, но делиться с ней тем, что ни на какую вечеринку я не пойду, не собираюсь: не надо разубеждать людей, которые заранее уверены в своей правоте — когда придёт время, они либо сами поймут, насколько заблуждались, либо всё равно останутся при своём мнении, и зачем тогда вообще связываться с такими.

Всеобщее возбуждение в связи с предстоящей вечеринкой не пошло на спад ни ко второй, ни даже к третьей паре, а я всё никак не могла понять, что в этой вечеринке такого феноменального. Наверно, у меня что-то не так с восприятием окружающего мира, или как-то не так работает социализация, потому что по мне лучше улечься дома с кружкой горячего шоколада под какой-нибудь уютный фильм, чем, словно жертва электрического стула, биться в конвульсиях под песни, больше напоминающие микс из завывания снежной бури, ломящейся в окна, и крика кота, которому наступили на хвост.

Пока я под аккомпанемент из таких мыслей бреду по коридору, совершенно выпав из реальности, происходит то, от чего я за последние полторы недели уже успела отвыкнуть: непосредственный контакт «Титаника» (то есть меня) с айсбергом (то есть с Егором), который, как и его предшественник, даже не пытается увернуться от столкновения. Растерянно наблюдаю за игрой эмоций на лице парня, забыв на мгновение о том, что мы снова разговариваем.

— Скажи, что мне только кажется, что ты специально меня избегаешь, — щурит он свои песочные глаза, и между его бровей пролегает складка, которая меня почему-то расстраивает.

Провожу по ней пальцами, разглаживая, пока Егор довольно зажмуривается и начинает мурчать как самый настоящий кот. Осматриваться по сторонам не решаюсь — наверняка за нами наблюдают все ротозеи, особенно после новости о том, что «короли» универа устраивают «бал».

Кстати, об этом…

— Что ещё за вечеринка? — хмурюсь теперь уже я.

Егор распахивает глаза и склоняет голову чуть набок.

— Просто небольшое развлечение, чтобы встряхнуться, — улыбается парень. — Слишком много всего навалилось в последнее время; людям надо давать возможность повеселиться и забыть на время о своих проблемах.

— Надо же, сколько альтруизма, — не удерживаюсь от колкости: в памяти всё ещё свежи рубцы от недавнего, совсем не альтруистичного поступка Егора.

Он вновь щурится — на этот раз понимающе — и тяжело вздыхает.

— Ты можешь мне не верить, но я никогда раньше не делал ничего даже близко похожего на то, что сделал с тобой.

И вновь искренне и правдиво. Не могу понять саму себя: в одно мгновение вроде и хочется его ненавидеть, но не за что, а в другое — утонуть в его объятиях и забыться в срывающем крышу поцелуе.

Баба, что с меня взять…

— Давай больше не будем вспоминать о том, что произошло, ладно? — милостиво предлагаю я, и парень кивает, хотя и с неохотой.

Очевидно, ему тоже не даёт покоя моя вторая копия.

Егор вновь сосредотачивает на мне своё рентгеновское внимание.

— И почему мне кажется, что идти на вечеринку ты не настроена?

Фыркаю в ответ на его прозорливость.

— Может потому, что так и есть?

Его лицо приобретает оттенки обречённости и просьбы одновременно.

— Но ты не можешь не прийти, — не соглашается он на мой отказ. — Либо ты идёшь туда, либо я приеду к тебе, и ты будешь вынуждена представить меня своим родителям в качестве жениха, потому что я планирую остаться у тебя на ночь.

От подобного наглого заявления мой рот удивлённо распахивается, от перспективы знакомства Егора с семьёй почему-то затапливает паника, а от осознания того, что всю ночь он планирует явно не в шахматы со мной играть, тело загорается огнём. Мозг лихорадочно пытается найти выход из ситуации, но Корсаков со знанием дела загнал меня в угол, так что из двух зол пришлось выбирать меньшее.

— Хорошо, я приеду, — сдаюсь в его власть, и Егор не упускает возможности сполна насладиться своей победой, потянувшись к моим губам.

Даю себе возможность насладиться своей маленькой слабостью перед поцелуями с этим парнем, потому что сердце уже давно решило за меня. Не собираюсь бороться с Егором и впускаю его язык в свой рот, захлёбываясь в одурманивающих разум ощущениях, которые дарит этот уровень близости с любимым человеком. Поцелуй заканчивается слишком быстро, но я ещё не сполна насладилась вкусом Егора, поэтому, едва он собирается отстраниться, хватаю его за шею и продолжаю поцелуй, скользнув собственным языком в рот парня. Корсаков явно удивлён, потому что на мгновение теряется. Но, как это обычно с ним бывает, быстро приходит в себя и вжимает меня в своё тело, позволив почувствовать и в полной мере осознать, что именно упирается в мой живот.

Как жаль, что вокруг столько свидетелей.

И как жаль, что во мне нет того стального стержня, который бы позволил мне равнодушно помучить парня полным безразличием перед окончательным прощением. Но я не бесчувственная сука, и, хотя Егор не знает об этом — пока — я всё же люблю его и не способна держать его на расстоянии.

Отпрянуть от парня мне помогает чьё-то насмешливое покашливание.

Кирилл.

— Если не приедешь, я выполню свою угрозу, — бросает Егор напоследок и, лукаво блеснув глазами, уходит к своим парням.

А мне не остаётся ничего, кроме как топать на четвёртую пару, на ходу копаясь в гардеробе.

Мысли о вечеринке испаряются, стоит мне только приехать на работу и увидеть маячившего в окне своего кабинета Демьяна, у которого вместо лица была одна сплошная грозовая туча.

И судя по тому, что он, не отрываясь, смотрит при этом на меня — не трудно догадаться, кто будет получателем «дождя».

Не привыкшая откладывать важные решения в долгий ящик, направляюсь прямиком к нему, потому что недопониманий и ложных обвинений с меня до конца жизни хватит.

— В чём дело, Дим? — спрашиваю напрямую, заранее уверенная, что тема разговора мне не понравится.

И, в общем-то, оказываюсь права.

— Я хочу, чтобы ты честно ответила на вопрос, — начинает он, а я чувствую себя как в том анекдоте, где после такой просьбы ГГ понимает, что сейчас придётся безбожно врать. Но всё же киваю, потому что Демьян не заслуживает такого отношения. — Ты знаешь, что нравишься мне, и я почти уверен в том, что тоже тебе не безразличен, но твоё поведение меняется со скоростью щелчка затвора фотокамеры. То ты сама бросаешься мне на шею, то в следующий момент отталкиваешь, и мне приходится гадать, что ты выкинешь в следующую секунду. И всё же, несмотря на это я хочу, чтобы ты была со мной, поэтому спрашиваю: есть ли у наших отношений шанс на существование?

Ещё до того, как Демьян вообще открыл рот, я уже прекрасно поняла, на какую тему он сейчас поднимет разговор. Но выслушав всё, что он сказал, я почувствовала себя маленьким капризным ребёнком, который меняет игрушки, едва они начинают вызывать у него скуку; обижаясь на Егора, вешаюсь на Демьяна, а стоило Корсакову вернуть моё расположение, как Димка, словно надоевшая кукла, летит под кровать.

И за это я чувствую себя ещё и последней сукой.

Медленно подхожу к Демьяну и торможу на расстоянии вытянутой руки, стараясь, чтобы чувство вины в достаточной мере отражалось на лице, потому что готова провалиться сквозь землю от осознания собственного уровня эгоизма.

— Мне правда очень жаль, что я доставила тебе столько проблем и ложных надежд, — тихо отвечаю, боясь смотреть ему в глаза. — Ты очень хороший и действительно не безразличен мне, но я не смогу дать тебе того, чего ты хочешь, потому что уже давно не принадлежу себе. Быть может, если бы я встретила тебя раньше, чем его, то всё сложилось бы по-другому. А может, я всё равно выбрала бы его — не знаю. Я не хочу делать тебе больно, потому что не могу видеть страдания близких мне людей, а ты стал почти родным. И если для тебя моё присутствие в качестве просто друга не приемлемо, мы можем перестать общаться.

Хотя от того, что я действительно могу потерять Демьяна, сердце начинало щемить, потому что он вызывал у меня искреннюю симпатию. И я не шутила насчёт того, что встречалась бы с ним, если бы встретила его раньше, но всё же смогу понять, если ему будет невыносимо смотреть на меня и знать, что нашим отношениям ничего не светит.

Демьян обдумывает всё, что я ему сказала, спрятав руки в карманы брюк и опустив голову, скрывая от меня выражение своего лица, и я мысленно умираю те несколько минут, пока он молчит.

— По крайней мере, это было честно, — печально хмыкает он, а я подавляю в себе желание броситься ему на шею, чтобы утешить.

Скорее всего, последнее, что ему сейчас надо — чтобы его обнимала девушка, пару минут назад давшая от ворот поворот. Такого в моём собственном опыте не было, но я просто чувствую, насколько для него это было бы… малоприятно.

— Мне правда очень жаль, — бессвязно бормочу, в то время как на глаза наворачиваются слёзы.

Демьян смотрит на меня удивлённо и немного недоверчиво, но через секунду уже сам сгребает меня в своих медвежьих объятиях.

— Ну чего ты ревёшь, глупая? — сокрушается Стрельцов, мягко теребя мои волосы. — Не скрою, меня больше порадовал бы твой положительный ответ, но мы, к счастью, ещё не успели зайти настолько далеко, чтобы от твоего отказа исполосовало бы внутренности. Будь я чуть моложе, и если бы во мне не угас юношеский максимализм, я бы, может, и поборолся за твоё внимание с тем шалопаем, который не сумел оценить тебя с первого раза. Но мне уже далеко не двадцать, и я умею слышать, когда женщина говорит «нет».

Сказать, что от этих его слов я почувствовала облегчение — ничего не сказать, потому что когда с твоей души валится камень размером с Ключевскую Сопку, все негативные мысли тают в голове, словно дым.

В запертую — слава Богу! — дверь раздаётся стук, и мы с Демьяном отскакиваем друг от друга; ну то есть, отскакиваю я, а Стрельцов просто прицепляет к лицу строгое выражение и разрешает невольному нарушителю спокойствия вторгнуться в его кабинет. Я прячу внезапно раскрасневшиеся щёки за копной волос и тихо пячусь в сторону коридора. Перехватываю внезапный взгляд Демьяна, который словно предупреждает «Мы ещё не закончили», киваю и скрываюсь из вида.