— Егор? — слышу её приглушённый хрипловатый голос, от которого температура у меня резко подскочила.

— Что, малышка? — Не могу удержаться от шалости и укладываю ладони на её ягодицы.

И Оля совершенно не возражает, когда поднимает ко мне своё зарёванное лицо.

— Хочу ещё, — косится она в сторону пустого стакана, смешно морща нос, словно сама от себя не ожидала подобной просьбы.

Но кто я такой, чтобы отговаривать её?

— Как скажешь, — киваю. — Но сначала приведём тебя в порядок, потому что ты похожа на панду.

Достаю из шкафчика салфетки и вытираю тёмные разводы от туши, в то время как Оля неотрывно смотрит на меня, будто впервые видит. После вновь смешиваю ей колу с ромом и чуток офигевшим взглядом наблюдаю, как она осушает стакан залпом.

Эта женщина совершенно не умеет пить.

Мне кажется, что её голова начинает кружиться ещё до того, как она отставляет стакан в сторону. Придерживаю её за талию, не позволив потерять равновесие, и усаживаю прямо на островок, потому что все стулья волшебный образом испарились. Проёбываю момент, когда оказываюсь зажат между ног Оли, и в который раз слышу, как скрипят тормоза.

— Тебе придётся отвезти меня домой, — мурчит девушка, прикладывая мою ладонь к своему лицу, и трётся об неё щекой, словно кошка.

Я так не думаю, крошка.

— Боюсь, я тоже выпил, — безбожно вру, потому что вообще не притрагивался к спиртному последние сутки, но ничего не могу с собой сделать — отпустить Олю домой выше моих сил.

Её глаза смешно округляются от растерянности.

— Но я не могу спать в чужом доме…

Роняю голову на её плечо и вдыхаю её запах — не гель для душа, мыло или парфюм, а её собственный, который дурманит мозги похлеще Виагры.

— Это дом моего друга, — не соглашаюсь с ней. — А значит не чужой.

— Ты будешь спать со мной?

Чёрт, мог ли я услышать что-то лучше этого?

Ну, разве что «Давай займёмся сексом».

Согласно мычу, потому что не уверен, что смогу сказать хоть что-то без всей этой пошлятины, которая сейчас лезет в мою голову.

В этой девушке даже ресницы заставляют Корсакова-младшего болезненно пульсировать. А уж когда она так открыто прижимается ко мне всем телом, обвивая руками и ногами, я просто готов сдохнуть за то, чтобы прямо сейчас войти в неё. Особенно учитывая, что она прижималась ко мне ещё и своей…

— Хочу спать, — перебивает Оля мои совершенно развратные мысли.

Причём, очень вовремя.

— Отнесу тебя наверх.

Подхватываю её на руки, бережно прижимая к себе, и несу сквозь плотную стену гостей, которые расступаются перед нами, словно море перед Моисеем. Хер знает, что такого они увидели на моём лице, что коллективно решили убраться с дороги, но я без проблем пересёк просторное помещение и поднялся по лестнице на второй этаж, автоматически занося Олю в комнату, в которой обычно сплю сам, когда остаюсь у Романова. Укладываю её на постель, и её глаза сразу закрываются, хотя мою руку она не выпускает.

— Спой мне, — тихо просит она.

Я не пою. Вообще. Не потому, что не умею, а потому, что пение — это особое отношение к человеку, а в моей жизни прежде не было особенных людей. Но её тихий голос — словно ключ разблокировки, после активации которого тело начинает жить собственной жизнью.

И я запел.

Единственную песню, которая сейчас пришла в мою больную голову — «JONY — Аллея».

Оля улыбается уголками губ и медленно засыпает, если судить по её расслабляющемуся лицу. Целую её в висок, пропуская каштановые пряди волос сквозь пальцы, и готов поклясться, что спящая Оля — самое милое и сексуальное, что я когда-либо видел.

И эта девушка моя, даже если она пока не знает об этом.

Ловлю себя на мысли о том, что я неисправимый придурок, потому что сразу не разглядел, что Оля и Олеся на самом деле — два совершенно разных человека, несмотря на точное внешнее сходство.

Нежный Ангел и бездушная сука, если быть точным.

И я обязательно выясню, почему они обе так похожи.

Оля вздыхает, невольно привлекая моё внимание, и я заставляю себя встать и выйти из комнаты, пока не набросился на неё, потеряв голосу окончательно. Единственное, что сможет вывести меня из строя — изрядная доза алкоголя, за которой я и отправился обратно в бильярдную.

Парни уже заканчивали партию, когда я с мрачной рожей влетел в помещение и направился прямиком к бару.

— Ууу, кому-то обломался секс, — хмыкает Макс.

Устремляю на него снисходительный взгляд.

— Поздравляю, шутка из репертуара Лёхи.

Шастинский обиженно фыркает, но тут же ухмыляется снова — будто щелкнули кнопкой.

— Походу, можно секту создавать — раз уж у меня последователи появились.

Делаю глоток коньяка и киваю.

— Правильно, братан, неси всякую херню — что угодно, лишь бы у меня мозги от твоего трёпа в узел завернулись и потеряли способность думать.

— Испанский стыд, да ты не шутишь! — охреневает Лёха и тут же откладывает кий в сторону. — Когда другу херово, напиться — святое дело!

— Ну, в эту веру я готов обратиться, — ржёт Костян, и мы застываем с раскрытыми ртами: он реально РЖЁТ — впервые за последний месяц. Правда, в ответ на нашу реакцию хмуриться. — Бля, ну я ж не робот! Заебался уже с тучей вместо рожи ходить!

Одобрительно хмыкаем и разливаем начатую мной бутылку по пяти коньячным бокалам — до самых краёв, ибо нехрен мелочиться. Правда, в этот раз тупо бухаем — без подъёба, шуток и болтовни «по душам» — просто нахуяриваемся в хлам, сбегая каждый от своих проблем.

Вот только градус совершенно не гасит моё желание; да ещё чёртова песня «The Weeknd — High for this» будто специально своей атмосферностью подстёгивает подняться наверх, разбудить девушку и воспользоваться её предложением. Но ведь я джентльмен — уже ненавижу это слово — поэтому пью до тех пор, пока тело не перестаёт отзываться на сигналы мозга. Растекаюсь медузой на кожаном диване, и память так некстати подкидывает мысль о том, что Оля хотела спать со мной.

Как здоровый мужской организм устоит против такого?!

Меня разрывало между тем, чтобы не оставлять девушку одну и тем, чтобы не напугать её утром своим помятым видом.

Короче, алкоголь сделал своё «чёрное» дело, и в итоге я отрубился там, где упал.

Просыпаюсь от того, что кто-то явно бессмертный настырно трясёт меня за плечо, а потом выливает на голову холодную воду.

— Вот же сука! — ору невидимому врагу.

Глаза широко распахиваются, и я вижу ухмыляющуюся рожу Матвеева, который выглядит чересчур бодро — либо он филонил и выпил меньше, либо это я бухал как не в себя.

— Костян, ты совсем охренел? — рычу в лицо другу, которому откровенно пофигу.

И его довольный вид заставляет меня призадуматься.

— Ты щас похож на Несмертного Джо из киновселенной Безумного Макса, — ржёт Соколовский, смотря на помятую физиономию Лёхи.

И почему-то у меня складывается впечатление, что пернатый вчера вообще к алкоголю не прикасался… Может, Нина его закодировала?

— Тогда ты — сам Безумный Макс, — вяло отзеркаливает Шастинский.

Значит, не я один вчера перебрал…

Соколовский фыркает.

— Ты удивишься, но Безумный Макс — самый адекватный персонаж в этом дурдоме, так что спасибо за комплимент.

Усмехаюсь на их перепалку и поворачиваю голову обратно к Матвееву.

— Иди к своей Оле, пока она не проснулась, — говорит он таким тоном, будто знал, что я собирался спросить, в чём причина его хорошего настроения.

Фыркаю, потому что вариантов ответа у него не так уж и много.

То есть, всего один.

Полина.

Правда, про Костяна забываю мгновенно, потому что имя моей девушки блокиратором перекрывает остальные мысли.

Направляюсь в душ, чтобы привести себя в божеский вид, по пути не завидуя Романычу, которому предстоит разгрести свалку, что осталась после вечеринки.

Оля спит сладким сном в той же позе, в которой я её оставил, и даже не шевелится, когда я ложусь рядом, укладывая руку ей на живот и зарываясь лицом в её шёлковые волосы. Прижимаю её к себе максимально близко, и буря и раздрай внутри потихоньку испаряются. Боюсь, теперь, чтобы вести себя по-человечески, присутствие девушки в моей жизни должно быть постоянным.

Ангел вздыхает и поворачивается на спину; прежде чем осознаю, что делаю, накрываю её губы своими и чувствую, что просто не могу остановиться.

Безумие в чистом виде.

Девушка тут же просыпается, но не отталкивает меня, и это подстёгивает на продолжение ещё больше. Отрываюсь от её губ и смотрю в затуманенные зелёные глаза.

— Люблю тебя, — выдыхаю.

Почему-то в её адрес эти слова постоянно срываются сами собой, без принуждения, отвращения или обречённости; просто потому, что мне хочется это сказать.

— Люблю тебя, — чуть дрожащим голосом отвечает Оля, и я теряю дар речи.

Чёрт, теперь и умереть не жалко.

В столовой все уже облепили продолговатый стол, когда мы с Олей наконец спустились. Макс подтрунивал над помятой рожей Лёхи; Костян чатился с кем-то, и с его физиономии не сходила эта дурацкая ухмылка, которую я сам наблюдал у себя в ванной полчаса назад после Олиного признания — ага, эта лисья морда что-то придумал в отношении Полины; Кир вместе с Ксюхой — ну нихрена ж себе… — топтался у плиты и не столько помогал ей готовить, сколько отвлекал.

Только Нину нигде не было видно.

— Ты свою девушку потерял? — спрашиваю у Макса. — Хотя не удивительно, в таком-то свинарнике…

Дом Романова в самом деле больше походил на квартиру пьющего бомжа Василия в день получки пенсии…

В ответ на мою колкость Кир недовольно кривится.

— Выёживайся, сколько хочешь, Ёжик, вот только всю эту помойку тебе выгребать!

Лёха заходится диким ржачем.

— У меня на квартире где-то завалялся костюмчик развратной горничной из секс-шопа — одолжить?

Ухмыляюсь, потому что после того, как я узнал, что Оля меня любит, вообще любые подколы и наезды со стороны друзей по барабану.

— Лучше сдай его обратно, потребуй назад свои деньги и купи себе полкило мозгов — они нужнее.