Изменить стиль страницы

Глава 7.Самый длинный и другие дни

Чем мне запомнились последние дни мира? Да ничем особенным не запомнились. Может потом через много лет историки найдут многозначительные знаки, эпохальные намёки и предвестники в самых обычных событиях и случайностях. Как там, про уже пролитое масло у Булгакова? Хорошая книжка у Булгакова получится. Я разрывалась внутри от осознания надвигающегося ужаса и одновременно не могла вырваться из окружающей меня суеты выпускных экзаменов и охватившего всех выпускного мандража.

Экзамены я сдала, в пределах баллов текущих оценок, за исключением истории, на которой получила пять вместо текущей и привычной четвёрки. От сочинения я отказалась и написала диктант на четыре. По математической контрольной получила четыре, хотя была только одна помарка и непонятно написанная цифра в ответе, которую посчитали неправильной. Надежда Рувимовна специально подошла ко мне и объяснилась, что хоть формально я написала контрольную на пять с минусом, но она считает, что я математику на пять не знаю и поэтому поставила мне четыре и очень надеется, что я её пойму правильно и не стану из-за этого на неё обижаться. Я и не стала, тем более, что она права и поступила справедливо, да и то, что она подошла и объяснилась дорогого стоило.

После афёры с телефонограммой у меня возникла навязчивая идея аналогично накануне войны обзвонить войсковые части и поднять их по тревоге, чтобы нападение не застало их в кроватях. Но Сосед рассказал, что приказ о начале войны и боевой тревоге передали накануне вечером, но дошёл он только до флотов, благодаря самым энергичным действиям наркома Кузнецова, да и то, Черноморский флот фактически оказался хоть и поднятым по тревоге, но не готовым к отражению авианалёта. А во всех тылах на западной границе диверсанты в нашей форме уже два дня, как начали резать провода и убивать посыльных, так, что до подавляющего большинства приказ не дошёл. А у нас выбор, звонить за два дня, так за эти пару дней выяснят, что это неправда и станет ещё хуже, только ещё накрутят на тему: "Не поддаваться на провокации!". А если звонить накануне, то информация не дойдёт, как и официальный приказ. И не стоит недооценивать наши доблестные Органы, если засветиться заранее, то вычислят, кто и откуда звонил и маскарад с тухлым комбинезоном не поможет. Да! А телефон я отвезла на следующий день и ещё с Петровичем посидели, чаю попили. В разговоре, он несколько раз сокрушался, что сразу меня — такую талантливую не разглядел и что он мной очень гордится! Хоть и не заслуженно вроде, но слушать похвалу очень приятно…

Словом, моё состояние описать парой слов не получится. Я даже подумывала не идти на выпускной, а с утра пораньше идти в военкомат, ведь все военнообязанные побегут, и будет столпотворение. Но Сосед меня отговорил. Вообще, за это время у нас с ним наладилась связь, и уже часто мне не требуется ему вслух задавать вопросы, он их и так слышит, да и я часто ощущаю его мысли не как звучащий голос, а словно напрямую. И только при анализе я понимаю, что это мысли явно не мои или не только мои. Я прислушалась к советам более опытного товарища и согласилась, что слишком много чести фашистам, если из-за них я откажусь от праздника с моими друзьями, который раз в жизни бывает.

Да! С последних экзаменов Валерку сдёрнули, вернее, хотели сдёрнуть нас троих, кого записали в бумагах у секретчика, но потом узнав, что творец — Назаров, а мы только группа поддержки, меня и Мишку взяв с нас подписку о неразглашении, ведь документы секретные, пусть и самой первой ступени ДСП. "Главное — это правильное ведение секретного делопроизводства!" — ехидно прокомментировал Сосед, хотя я ничего смешного не вижу. В общем, Валерка теперь даже дома не всегда ночует, ходит по двору деловой, как колбаса, и так и не извинился, паразит! Так, что Мишка с ним тоже поругался, но вроде до бойкота дело не дошло. С подачи Соседа я поговорила с Мишкой, для передачи нашему гениальному творцу, чтобы он сейчас старался знакомства заводить и при первой возможности в ШМАС устраивался. Пришлось объяснять, что ШМАС — это школа младших авиационных специалистов, а на возражения Мишки, что теперь у Валерки прямая дорога в какой-нибудь институт, возразила, что ШМАС — это самый прямой и короткий путь к Валеркиной мечте. А Институт никуда не убежит, но вот если начнётся война, то из института придётся идти опять в тот же ШМАС или просто в пехоту, ведь не усидит Валерка, если немцы нападут, а они нападут в самое ближайшее время. И в качестве подарка, можно рассказать, что ему лучше всего осваивать транспортные самолёты типа Дуглас или выпускаемые у нас по лицензии ПС-восемьдесят четыре. Конечно, звучит не так красиво, как истребительный или штурмовой авиаполк. Но в истребительном или штурмовом полку он обречён на земле гайки крутить, а вот у транспортников в экипаже есть борттехник, а летать на них даже опаснее, ведь этот неповоротливый безоружный самолёт уязвим не только с земли, но и любой вражеский истребитель или бомбардировщик может обстрелять. Вот где действительно нужна настоящая смелость, ум и решительность. После этого разговора, Мишка долго ходил задумчивый, видимо, сказанное стал на себя примерять, ведь он всё никак не мог решить чего он хочет больше во флот или в артиллерию, вот теперь и про авиацию задумался…

Вообще, временами казалось, что все вокруг как на сцене очень плохого самодеятельного спектакля. И вот-вот кто-нибудь этот фарс прекратит и все начнут готовиться к войне. Но в то же время умом я прекрасно понимаю, что если бы на меня не давил Сосед, я бы так же ходила и смеялась, и меня бы не коробило, как самозабвенно две тётки сцепились на рынке из-за двух копеек. Так, что вся, дрожа внутри из-за разрывающего меня напряжения, я нарядилась в своё выпускное платье такое праздничное, нелепо игривое и жёлтое. Как я в него влюбилась, ещё только когда ткань купили, даже раз поймала на месте преступления Верочку, которая залезла в шкаф и тихонечко пальчиками гладила ткань. А сейчас смотрю и все радостные чувства куда-то словно отодвинулись, поблекли.

Выпускной, которого так все ждали, на самом деле оставил какое-то непонятное чувство. Наверно половина уже в мыслях далеко, другие в растерянности, от осознания, что такой глобальный период в бОльшую половину прожитой жизни закончился и надо куда-то идти. Множество слов и дурацких обещаний и ещё более глупых идей. Наверно самое приятное оказалось то, что потанцевали под принесённый граммофон. Кто-то даже попробовал танго изобразить, но танцевать его никто толком не умел, и лучше всех получилось у директора с Рувимовной. Я танцевала со всеми мальчишками, у нас ведь мальчишек после седьмого класса стало больше, чем девочек. Во многих семьях до сих пор считается, что девочке учиться не нужно, её дело кухня и дети, а для этого и семи классов много. В какой-то момент поймала весёлую волну и продержалась на ней почти до конца, когда ночью пошли гулять по нашему острову, смотреть разведённые мосты в белёсой пелене белой ночи.

У сфинксов перед Академией художеств Мишка — придурок опять полез целоваться, мальчишки ещё и выпили вина, дескать, взрослые, пришлось отбиваться. Настроение испортил! Гад такой!

Утром проснулась проспав всего два часа, приготовила папке яичницу и сидела смотрела, как он её ест, такой серьёзный и обстоятельный, такой родной и любимый… После спать уже не легла. Я знала, что налёт на Ленинград вроде отбили, а выступления Молотова в двенадцать часов ещё не было, делать было совершенно нечего. По просьбе соседки сходила за хлебом и нам купила полбуханки. В очереди в булочной женщины перешёптывались, но ничего отличающегося от обычного не было. Переоделась в своё простое платье, взяла паспорт, аттестат, справки к значку "Ворошиловский стрелок" и об окончании радио курсов и пошла в военкомат, они же военные, должны уже знать, а если спросят скажу, что мне на радиокурсах сказали сразу по окончании школы прийти, вот я и пришла…

В военкомате суета, хлопающие двери, плавающий по коридору табачный дым, от которого запершило в горле. Вообще, сегодня воскресенье и должен быть один дежурный наряд, а тут такая суета, хотя, народа не слишком много, просто много тревожных судорожных движений и команд. Не знаю, это связано с началом войны или всегда так, я же раньше здесь никогда не бывала, это мальчишки наши приписку проходили. Во дворе перед входом политрук со звездой на рукаве ругается и строит в две шеренги группу гражданских мальчишек. Они с растерянными глазами, со своими котомками и чемоданами бестолково толкутся, как телята. Из каких-то фраз понимаю, что у них сегодня официально запланированная отправка и ни слова о войне, а обычные шепотки, куда их отправят, в какие войска и где лучше всего. Пошла на второй этаж, куда меня направил задёрганный дежурный с одним кубиком в петлицах.

В кабинете, куда через час с лишним я сумела попасть, сидел в облаках сизого табачного дыма капитан с синими кавалерийскими петлицами. Не поднимая головы, взял мои документы, вчитавшись, снял трубку, попросил его с кем-то соединить, продиктовал мою фамилию добавив "флотский радист", после чего положил трубку, отодвинул мои документы и начал читать что-то из картонной папки. Я как вошла, так и стояла, как истукан или идол на языческом капище. За всё время капитан на меня так ни разу не взглянул и не сказал ни одного слова. Классно у них тут…

После короткого стука в дверь просунулся сержант, судя по треугольникам в петлицах, и протянул тоненькую папочку, где на верхнем документе просчитала свою фамилию. Кроме него оказались заполненные мной при приёме на радиокурсы анкета, автобиография, и ещё какая-то бумажка. И только капитан кажется собрался, обратить на меня внимание, как дверь без стука распахнулась, и кто-то в неё крикнул: