Сказители

Когда три посла ахейцев — Феникс, Одиссей и Аякс — отправились к Ахиллу, чтобы умолять его смирить свой гнев, герой забавлялся игрой на форминге[44] — несложном музыкальном инструменте с четырьмя струнами, напоминавшем гитару. Эта изящно украшенная, отделанная серебром форминга попала к Ахиллу в качестве добычи, захваченной в городе Фивы.

Это единственное во всей «Илиаде» упоминание с прославлении героев в песнях. Любопытно, что здесь в роли сказителя выступает сам царь, один из главных действующих лиц поэмы, герой, славные подвиги которого, в свою очередь, станут содержанием чьей-то песни.

Зато в «Одиссее» мы находим подробный рассказ о певце-сказителе Демодоке, певшем свои песни на пиру у царя Алкиноя. Вспомним: одержав победу над Троей, почти все ахейские воины вернулись на родину. Большинство из них пережило в пути множество приключений. Они плавали по морям, боролись с грозными опасностями. Дольше других странствовал по свету Одиссей. Шли годы, а он все был вдали от своей родины Итаки, а ему так хотелось хотя бы увидеть дым, возносящийся над родным островом. И вот он попал на остров феаков, где его дружески встретил царь Ал киной. В честь гостя в царском дворце был устроен пир. Многоумный Одиссей, однако, не называл своего имени. Когда было роздано мясо и чаши наполнились вином, в залу вошел глашатай, ведя за руку чтимого в народе певца Демодока. Он усадил старца среди пирующих, под высокой колонной, к которой гот прислонился спиной, ибо Демодок был слеп.

Тогда многославный Одиссей взял кусок мяса со своего блюда, отрезал хребтовую часть и сказал вестнику:

— Пойди, глашатай, и отдай эту почетную часть изготовленной вкусно веприны Демодоку. Я хочу показать, что чту его несказанно. На всей земле люди глубоко уважают аздов, ибо их учила пенью сама Муза, любящая их благородное племя.

Так он сказал, и глашатай проворно отнес мясо Демодоку. Певец принял его благодарно. Прочие гости тоже приступили к еде. Когда все утолили голод и жажду, Одиссей обратился к Демодоку:

— Ты для меня выше всех смертных, Демодок. Видно, тебя учила дочь Зевса Муза, а может быть, сам Аполлон — так верно ты поешь о судьбе ахейцев, о том, что они совершили и какие беды претерпели. Можно подымать, что ты сам был там, среди участников, или узнал обо всем от очевидцев. Спой о деревянном коме! Воспой божественного Одиссея, который хитростью ввел его в Трою, наполненного ахейскими мужами. И они сокрушили святой Илион. Если ты сумеешь рассказать обо всем так, как было, я стану повторять перед всеми людьми, что боги одарили тебя божественным пеньем.

Так сказал Одиссей, и Демодок запел, вдохновленный богом. Он начал с того, как аргивяне (и так тоже называли греков)[46] бросили свой стан и, предав огню шатры, на кораблях отплыли в море. Те же, кто вместе со знаменитым Одиссеем укрылись в деревянном коне, были уже в городе. Сами его жители отворили коню ворота Илиона. Копь стоял в городе, а троянцы сидели вокруг в нерешительности. Было три мнения: пронзить копьями и разрушить громаду, докатить коня до акрополя и низвергнуть с утеса или оставить в городе как жертву вечным богам. Все решились на последнее. Так и поступили — ибо было предначертано богами, что город падет, когда в него войдет деревянный конь, внутри которого будут укрываться доблестнейшие из аргивян, приготовившие троянцам черную участь и смерть.

Потом Демодок рассказал, как ахейцы вышли из своего укрытия, ворвались в город и разрушили Трою, как Одиссей, подобный самому Арею[47], вместе с божественно-грозным Менелаем бросились к дому Деифоба, где жила Елена, ставшая после смерти Париса женой Деифоба, и как наконец они победили, подкрепленные великой Афиной[48].

Так передает «Одиссея» рассказ слепого певца-сказителя, прославлявшего подвиги героев на пиру у фракийского царя Алкиноя. Именно такие певцы-аэды и были на протяжении веков хранителями легенд и преданий о подвигах героев. Их песни, посвященные обычным для того времени событиям: войнам, сражениям, грабительским набегам, — поднимались до уровня высочайшей поэзии.

Аэды читали нараспев под аккомпанемент форминги на пирах у знатных и богатых людей, во время игр и религиозных празднеств. Они излагали события свободно, надеясь только на свою память, потому что в тот период, когда деятельность аэдов развивалась особенно бурно, в XII–VIII веках до н. э., в Элладе еще не существовало письменности. Древнейшее письмо (мы называем его микенским или линейным Б) к XII в. было уже забыто. Новое же, заимствованное у финикийцев, начало распространяться лишь в VIII веке до н. э… Вот почему, произнося героическую песнь, аэд всякий раз вносил в нее нечто новое, хотя основное содержание и мотив повторялись, а язык и стиль оставались почти неизменными.

Существовавший в те времена «поэтический язык был прекрасным помощником певцов-аэдов, которые в своей речи использовали большое число готовых, сложившихся рифм, постоянных эпитетов, метафор. Таким образом, можно сказать, что поэтическое повествование было плодом не столько вдохновения, сколько образованности и выучки. Эти постоянные рифмы вырабатывались и оттачивались в языке сказителей веками. Целые стихи заучивались наизусть. В итоге все певцы рассказывали приблизительно одно и то же, притом чуть ли не в одинаковой форме, в соответствии со схемами, апробированными на протяжении веков. Индивидуальность автора почти не проявлялась, она была заведомо ограничена. Удачный поэтический прием становился достоянием всего клана певцов.

Консервативность и обезличенность творчества аэдов, использование сложившихся ритмических рифм и элементов традиционного фольклорного повествования способствовали тому, что на протяжении веков почти неизменными оставались трактовка описываемых событий, образы и даже сам текст сказаний. Повторяющиеся рифмы, прочно закрепившиеся в памяти певцов-сказителей, приобретали чуть ли не бессмертие. Их повторяли и тогда, когда отдельные слова становились непонятными не только слушателям, но и самим аэдам.

Неоднократно делались попытки объяснить возникновение «Илиады» и «Одиссеи» исходя из сходства между этими поэмами и героическими эпопеями раннего средневековья — германской «Песнью о Нибелунгах», древнеанглийским «Беовульфом» и старофранцузской «Песнью о Роланде». Для сравнения привлекали также творчество народных сказителей, которых до самого последнего времени можно было встретить во многих странах, особенно у южных славян. Однако почти все ученые XIX века, пытавшиеся сделать на основании этих сопоставлений какие-либо выводы, вынуждены были ограничиться заключениями самого общего характера. Предпринимавшиеся попытки трактовать «Илиаду» и «Одиссею» как вполне оригинальные произведения индивидуальных творцов, сразу записанные, представляются неубедительными. В противном случае не было бы разницы между историей создания «Илиады» и, например, поэмы А. Мицкевича «Пан Тадеуш». Длительное и внимательное изучение древних героических поэм привело исследователей к выводам, которые сейчас можно считать общепринятыми. Прежде всего ученые единодушно считают, что «Илиада» первоначально не была закреплена на письме, а представляет собой результат устного творчества и создана в русле устойчивой фольклорной традиции, уходящей корнями в глубокую древность. Отдельные ее песни передавались из уст в уста им протяжении многих поколений.

Эта точка зрения высказывалась давно, но бесспорные доказательства в ее пользу впервые выдвинул великий американский ученый М. Перри, чьи открытия явились поворотным пунктом в гомероведении. Труды Перри не сразу встретили признание. Его первая обширная работа, изданная в 1928 году (по-французски), не вызвала особого интереса. Лишь после второй мировой войны (и после смерти ученого в 1935 году) его идеи были оценены по достоинству. Мы не будем вдаваться в подробности и обсуждать конкретные детали и исследовательский метод Перри. Для этого необходимо знание древнегреческого языка и основ гекзаметра — стиха, каким сложена поэма. Потребовались бы также многочисленные статистические выкладки и табличные сведения. Общий результат исследований Перри можно кратко изложить следующим образом.

Язык древнегреческих поэм представляет собой богатейшую сокровищницу готовых традиционных формул, эпитетов и речевых оборотов. Аэды пользовались ими так же, как позднейшие (и современные) поэты отдельными словами. Это существенно облегчало задачу сказителя. Выступая перед своими слушателями, аэды имели возможность сосредоточить внимание только на самом предмете повествования, поскольку в их памяти уже имелся набор готовых формул для описания различных ситуаций и характеров.

Многочисленные повторения составляют около трети текста «Илиады». Повторяются постоянные эпитеты: все вожди «божественные», «вскормленные богами»; ахейцы — «прекраснопоножные»; Зевс «молневержец», «тучегонитель»; Аполлон — «сребролукий», «далекоразящий»; Агамемнон — «пастырь народов», «владыка мужей»; Ахилл — «быстроногий»; Одиссей — «многохитрый»; Парис — «богу подобный»; Елена — «лепокудрая». Повторяются стихи, характеризующие одинаковую ситуацию: «Так произнесши, воссел…», о сраженном в бою воине: «С шумом на землю он пал». Прямая речь вводится несколькими формулами: «Быстрые речи крылатые он устремил к…».

Приведем в качестве иллюстрации строки из седьмой песни «Илиады», где описывается совет троянцев.