— И твоя заботливая и прощающая натура, — отвечаю.

— Хейли...— Она делает паузу. — Я соврала.

Закрываю глаза и снова сжимаю ее руку.

— Знаю, мама. Все нормально.

Мне явно известно, о чем она лгала.

Не только об этих синяках, но и всех давешних ушибах и переломах.

Обо всем.

Все было ложью.

Она начинает плакать.

— Прости... Когда он толкнул меня, то оставил там. Просто бросил меня умирать. Мне удалось подползти к телефону и вызвать скорую.

— Тебе повезло, что он ушел. Мог сделать и хуже, — говорю я.

Мама шмыгает носом.

— Но теперь, когда его нет… не думаю, что он вернется.

— Хорошо, — говорю я. Она кладет голову мне на плечо, и я целую ее в макушку. — Обещай мне, что скажешь ему, что между вами все кончено. Порви с ним. Как только выйдешь из больницы.

Она слабо кивает.

— Знаю, ты, должно быть, ненавидишь меня.

— Нет. Я никогда не смогу тебя ненавидеть, — снова целую ее. — Я ненавижу его.

— После того, как твой отец умер, я так нуждалась в ком-то. — Ее дыхание сбивается.

— Не говори о прошлом, — произношу я. — Просто скажи мне, что никогда не позволишь ему снова прикоснуться к тебе. Больше никаких синяков. Ни сломанных костей. Больше никакой лжи.

Она кивает, слезы скатываются по ее щекам, и я тоже не могу сдержаться.

Кто вообще может сдержать слезы, увидев свою собственную мать избитой?

Понятно, что не я.

— Я люблю тебя, мама, — произношу я. — Я знаю, что тебе нужна любовь, но разве моей недостаточно?

— Да. — Она обнимает меня еще крепче. — Достаточно, Хейли.