Это «сравнительно тихое» празднование происходило в имении олигарха «Ля Барака», раскинувшемся на испанском побережье Средиземного моря.

По этому случаю дворец был превращен в резиденцию мавританского калифа. Золотые подсвечники были украшены белыми лепестками и красными вымпелами, потолок огромного зала был покрыт мерцающими золотыми и серебряными блестками, слуги в тюрбанах, носившие к столам гигантские блюда с омарами и фазанами, обложенными яблоками.

В разгар праздника Кашоги принесли телеграмму: «Наилучшие вам пожелания, Аднан. Ронни и Нэнси Рейган».

Кстати сказать, практически все американские президенты были его приятелями. Он дружил с Джонсоном, обедал с Никсоном в русском ресторане «Распутин» в Париже.

Теперь же этот финансовый воротила, уплатив сбор, специально посетил Тибет, желая знать, когда он возглавит список Форбс[239] и станет богатейшим человеком Мира.

Как всегда в таких случаях, прием я вел вместе с Панчен-Ламой Кайманом, в ритуальном зале дворца Потала.

Иерарх в золоченой одежде и тиаре с жезлом, увенчанным бриллиантом, восседал в кресле на возвышении, а я, в сакральной позе, у его ног. На расшитой звездами шелковой подушке. Уставившись в пространство и перебирая четки. Зал был специально затемнен, в бронзовых треножниках курились благовония. Создавая эффект покоя и отрешенности.

Все без исключения пациенты должны были стоять. Что являлось обязательным условием.

Когда похожего на бурдюк с салом, настороженно озирающегося олигарха, два монаха провели в зал, а потом упятились за дверь, которая закрылась, я отсчитал тринадцать зерен четок, а затем поднял глаза «чего ты хочешь, чужеземец?».

Сглотнув слюну, араб озвучил свою просьбу. К тринадцати зернам неспешно добавились остальные.

— В ближайшее время ты будешь разорен, — бесцветным голосом изрек я. — И станешь нищим. — Ступай с Богом.

— А ка-а..? Поч-ч..? — выпучил тот глаза. — Т-такого быть не может…

— Так угодно Небу, сын мой, — величаво качнул тиарой Панчен — Лама. — Иди молись пророку Мухаммеду.

— А м-может это какая-то ошибка? — проблеял друг многих президентов.

— Ты забыл с кем говоришь, — мистически уставился на него Кайман. — Устами гуру вещает ОН (возвел кверху руки). Так что смирись. После чего взял стоявший рядом на столике колокольчик.

— Тиль-тили-линь, — серебряно прозвенел он.

Вошедшие монахи тут же бережно увели ставшего ватным олигарха. Дверь за ними бесшумно затворилась.

— Не все коту масленица, — сказал тогда Кайман, доставая из парчовых одеяний сигареты.

— Бывает и пост, — согласился я, потянув одну из пачки.

Спустя год у новоявленного Креза начались серьезные финансовые проблемы, о чем сообщили многочисленные газеты, и вот теперь нас решил навестить его король Фахд ибн Абдул-Азиз. После рабочей встречи с Дэн Сяопином.

Королей с Кайманом мы уже встречали, так что особо не парились.

Повелитель бедуинов и владыка нефтяных скважин, в белом одеянии и с породистым лицом, по виду напоминал борца сумо[240]. Весом в пару центнеров.

Охрана, с которой он прилетел на личном «Боинге» из Пекина, осталась в приемной, а «ибна» провели в зал, где он стал искать глазами стул, которого не оказалось.

Далее видимо вспомнил порядок приема у оракула, с которым знакомили на входе, недовольно сжал губы и чуть кивнул головой в куфии[241] с черным обручем. Изобразив приветствие.

— Перед посланцем Неба у нас стоят, сын мой — Так что не обессудь. Саркастически изрек Панчен — Лама со своего трона.

Араб молча проглотил пилюлю, к которым не привык, однако возразить было нечего.

— Что привело тебя к нам, человек пустынь? — глядя сквозь него, чуть шевельнул я губами.

— Не так давно у тебя был мой друг, всюду уважаемый Аднан Кашоги. Ты предрек ему несчастья. Они начались. Можно ли это исправить?

— Нет, — ответил я. — Так предначертано Богами.

— Но их можно умилостивить, — вкрадчиво произнес монарх. — Сколько?

— Не святотатствуй, — прошипел со своего места Панчен — Лама. Там (ткнул жезлом в потолок), все слышат.

— Судьбу невозможно купить, — отрешенно продолжил я. — Как и обмануть. — Что ты еще желаешь слышать?

— Я бы хотел знать свою, — сложив руки на брюхе и отсвечивая камнями на перстнях, часто задышал толстяк. — Если это возможно.

— Возможно, — чуть кивнул я. — Твоя тоже будет незавидной.

— К-как? — посерел лицом монарх.

— Ты с одной из заокеанских стран строишь козни против двух других. Советского Союза и Китая. В чем они состоят — знаешь. Прекрати. Иначе будет поздно.

— Если нет? — тихо вопросил нефтяной монарх, блеснув из-под накидки глазами.

— Весь мир в новом тысячелетии погрузится в хаос междоусобных войн. Исчезнут многие государств, в том числе твое. Ныне процветающее и богатое.

— Кхы-кхы-кхы, — закашлялся араб. Его ошарашило столь мрачное предзнаменование.

— Больше мне нечего тебе сказать, — закончил я. — А теперь иди с Богом и подумай над моими словами.

Сын Мухаммеда молча упятился назад, двери открылись и снова затворились.

— Не иначе полетит с визитом прямо в Вашингтон. К своим хозяевам, — хмыкнул Кайман снимая тиару.

«Только это ничего не изменит», подумал я. Зная дальнейший ход истории.