Глава 7. От Кангмара до Лхасы

До селения в этот день мы так и не добрались. Хотя очень старались. Пришлось заночевать в открытом поле. Над нами в высоком темном небе мерцали звезды, где-то в горах выл шакал. Жалобно и тоскливо.

Около полудня вышли на окраину Кангмара, оказавшегося почти городом.

Десятки каменных домов с плоскими крышами, узкие кривые улочки, по которым гремели арбы с повозками, буддийский храм на площади, а за ним караван-сарай, почта и обширный базар. Откуда доносились рев ослов, блеянье овец и человеческое многоголосье.

Естественно, мы направили свои стопы в храм. К братьям по вере.

Там было несколько молящихся (судя по виду, крестьян) просящих ниспослать им благодать; у статуи грустящего на возвышении Будды, юный послушник снимал с горящих плошек и свечей нагар, а у бронзового треножника на вытертом ковре, сидел старый, с пергаментным лицом, лама.

— Мир тебе, уважаемый кущо-ла[207], - поприветствовали мы его, а он, подняв голову, нас.

— Чем могу помочь? — прошамкал, близоруко щурясь выцветшими глазами.

— Мы странствующие монахи, — поклонился я. — Идем издалека, ищем приюта на ночь.

— Следуйте за мной, — чуть подумал старик, после чего с кряхтеньем встал и направился к узкому проему сбоку. Мы пошагали за ним, с выражением смирения на лицах.

За щелястой дверью оказался небольшой, мощеный плитами двор, окруженный толстой каменной стеною, с колодцем в центре и несколькими нишами в ней. Напоминавшими по виду кельи.

Можете располагаться здесь, — вошел лама в крайнюю, с овальным сводом. Там имелись каменный очаг и деревянные нары в глубине, с охапкой камыша в изголовье.

— Накормить вас, к сожалению, не могу, — тяжело вздохнул. — Храм беден, поищите себе подаяние.

— Поищем, брат, — свели мы руки перед собой. — Спасибо тебе за кров над головой, да славен будет наш Великий Учитель!

— Воистину так, — ответил добрый старик, после чего, шаркая сандалиями и что-то бормоча, удалился.

Мы сложили свой скарб у стены, напились у колодца воды из привешенной к вороту бадьи и, потуже затянув пояса, вышли из обители.

— Ну что, двинем для начала на базар? — кивнул в сторону доносившегося шума Кайман. — Поищем чего-нибудь от щедрот паствы.

— Хлеб наш насущный дай нам днесь, — ответил я. — Двинем.

Базар оказался по — настоящему восточным. Там наблюдалось смешение лиц и рас, обилие местных товаров, средневековый колорит и что-то еще, волнующее и непередаваемое.

Потолкавшись в толпе меж палаток с прилавками, мы поглазели на искусство торговли, понюхали запахи баранины со свининой, шкварчащих на углях, поудивлялись искусству бродячих фокусников с канатоходцами.

Изредка в толпе мелькали оранжевые одеяния монахов с чашками, собирающих подаяния.

Нам с Кайманом это не подходило, поскольку мешало предшествующее воспитание и ранг, но нужно было что-то предпринимать. Финансы, как говорится — пели романсы.

Вдруг в дальнем конце базара мы услышали стук барабанов, а через минуту рев толпы. Явно выражающей восторг. Как у наших фанатов на футболе.

Мы, не сговариваясь, стали проталкиваться туда, пока не увидели что-то похожее на купол шапито[208]. Из побуревшего от времени, раскрашенного брезента.

— Вроде как цирк, — сказал Кайман, когда мы оказались у входа.

Там стоял смуглый малый, зазывая в жестяной рупор желающих посмотреть восточные единоборства, а второй принимал от желающих юани[209] и пропускал внутрь. За опущенный полог, откуда то и дело раздавались крики.

— Попробуем войти? — обернулся я к Кайману.

— А почему нет? Попытка не пытка.

Сначала взимавший деньги хотел нас не пустить, но вождь мистически заглянув тому в глаза, прошипел, — нашлю демонов, и вопрос решился положительно.

Внутри, в душном полумраке, толпились многочисленные зрители, а в центре, на ярко освещенном лампами помосте, за натянутыми канатами сплелись в объятиях два пыхтящих единоборца.

— Хе! — внезапно выдохнул один, и его противник с грохотом полетел спиной на доски.

— А-а-а!! — восторженно завопили зрители, а вверху закачались лампы.

Затем, когда атлеты спустились вниз, из-за отгораживающей небольшую часть цирка ширмы появилась вторая пара. Болельщики, хлопая друг друга по рукам, принялись делать ставки.

— Вроде как тотализатор, — шепнул мне на ухо Кайман, отрицательно помотав головой служителю, предложившему нам включиться.

Когда желающие сделали свой выбор, барабаны загремели вновь, началась очередная схватка.

По моей скромной оценке, бойцы были не так, чтоб очень и больше работали на зрителя. В меркантильных целях.

Это дало результаты. Публика завелась, и они еще чуть поскакали по помосту. Затем один нанес серию ударов другому, тот повалился как сноп, а болельщики забились в трансе.

— Обувалово, — констатировал Кайман. Я, молча, кивнул, а на помосте возник распорядитель. В ярком шелковом халате, поджарый и длинными вислыми усами.

— Уважаемые гости! — завопил, подняв кверху руки с браслетами на запястьях. — Любой желающий может попытать судьбу, сразившись с нашими бойцами! Приз — тысяча юаней! (обвел публику раскосыми глазами).

В толпе возникло оживление, многие стали подталкивать друг друга локтями, а затем на помост взобрался похожий на шкаф крепыш. Желавший попытать счастья. Развязав пояс и сбросив халат, он широко развел бугристые длани, а из-за ширмы враскачку вышел второй. Тот, что победил в первой схватке. Зрители стали заключать пари и делать новые ставки, потом грянули барабаны — бойцы сошлись и начался мордобой. С хряскими ударами и бросками.

Еще через пару минут все кончилось. Цирковой атлет корчился на помосте, победивший принимал овации. Далее распорядитель вручил ему приз, крепыш, поплевав на пальцы, демонстративно пересчитал купюры, и, прихватив халат, исчез среди зрителей.

— Подстава, — решил я, став ждать, дальнейшего развития событий.

Вызов, повторился с той же суммой, второй из любителей проиграл, и толпа разочарованно взвыла.

— Бой последний и завершающий! — заорал распорядитель, обходя арену, после чего, потрясая деньгами в руках, удвоил ставку. Смельчаков больше не находилось, зазывала стал подзадоривать зрителей, и мы с Кайманом переглянулись.

Вслед за этим я снял накидку, сунув ее приятелю, и растолкав зевак, влез на помост.

— Ты не из Шаолиня[210]? — подозрительно оглядел мою одежду распорядитель.

— Нет, уважаемый. Всего лишь странствующий монах. Хочу попытать счастья.

— Ну, тогда держись, — осклабился делец, сделав знак рукой. — Твой противник именно оттуда.

В ту же минуту из-за ширмы нарисовался моих лет человек, с плоским лицом, стороны, как принято в каратэ, поприветствовали друг друга поклонами «рицу-рей», после чего приняли боевые стойки.

Противник был подготовлен много лучше. Обработав меня серией ударов, которые я с трудом отразил, он пробил ногой «еко-гери»[211] в корпус, и у меня екнула селезенка.

При второй атаке Уваате удалось выполнить подсечку, и азиат грохнулся на помост. Но, тут же вскочив, взвился в воздух и саданул мне пяткой в лоб. Едва не расколов череп.

От всех этих сотрясений и пинков, внутри пробудились составляющие.

— Наших бьют! Полундра! — зарычали шахтер с моряком; прокурор гавкнул, — расстреляю! А чекист выдал приказ: — брось эту мутотень, давай самбо!

Мои силы учетверились, я поменял стойку и, выполнив защитный блок, уцепил противника за запястье. Далее последовал рывок на себя, резкий поворот, и тело каратиста полетело за канаты.

Сбив нескольких зевак, он врубился башкой в опорный столб, шапито качнулся, а зрители шарахнулись к выходу.

— Молодца! — заулюлюкал Кайман. — Знай наших!

Распорядитель с кислой миной на лице вручил мне сальную пачку купюр, бойца утащили за ширму, а толпа, оживленно переговариваясь, повалила наружу.

Вышли и мы. Решив тут же подкрепиться.

Чуть позже оба ламы сидели в небольшой харчевне, наворачивая тибетские пельмени «момо» с острым соусом и запивая их ячменным пивом. Каждый пельмень напоминал цветочный бутон, был сочным и пахучим.

— Жить, как говорится, хорошо! — утер сальные губы Кайман, заказывая по второй порции.

— А хорошо жить еще лучше! — поднял я кружку.

— Разрешите к вам присесть, уважаемые? — послышался рядом вкрадчивый голос.

У стола стоял толстый китаец в богатой одежде, играя в руках веером и улыбаясь.

— Сделайте одолжение, — кивнул я головой, потягивая золотистый напиток.

— Не могу ли я что-либо заказать, для странствующих монахов? — уселся на стул сын Поднебесной.

— У нас все есть, — высосал сок очередного «момо» Кайман. — Ближе к телу.

— Я хозяин заведения, в котором вы одержали столь славную победу, — поиграл серебряными перстнями на пальцах толстяк. — И меня интересует ваша манера боя.

— Дальше.

— Не можете ли вы дать несколько уроков моим бойцам? Я хорошо заплачу, — щелкнул он веером.

— Сколько? — покосился на китайца Кайман. (Полученные нами юани равнялись всего двумстам долларам, и для дальнейшего путешествия их было явно недостаточно).

— По тысяче за урок.

— Хорошо, — допил я свою кружку. — Три занятия с вашими бойцами проведет мой ученик, — указал пальцем на вождя.

— Слушаюсь, Учитель, — изобразив почтительность, приложил Кайман к груди руку.

Занятия было решено провести в два последующих дня, в уже известном нам месте.

Вслед за этим стороны вежливо распрощались, и мы отправились в нашу скромную обитель. Прикупив по дороге барана, сыра и овощей для ламы предоставившего нам кров. Так было справедливо.

Приняв все с благодарностью, тот пригласил нас на ужин, который прошел в дружеской беседе, а заодно мы выяснили точный маршрут до Лхасы. Он проходил через селения Гьянгзе, а потом Дагожука и составлял неделю пути на гужевом транспорте.

Утром, выпив горячего чаю с лепешкой, доставленных нам послушником, мы отправились по делам.