Глава тринадцатая

— И до Москвы, небось, слух уже дошел, как я там погорел?

— Погорел? На чем?

— На естественном отборе! — Шиманов засмеялся, включил правый поворот и въехал в тихий узкий переулок. Остановился почти сразу же, взглянул на часы. — У нас с тобой есть минут десять, так что можем поболтать на вольные темы. Значит, не слышал, как я в Чечне фраернулся?

Макаров покачал головой.

— Ночью пошли мы на операцию. Разведка с вечера донесла, что «духи», бля, гранатометчиков посадили там, где на следующий день наши должны были пройти. Ну, пяток зеленых гвардейцев с «шайтанками» мы взяли без шума и пыли, а у одной точки завязалась перестрелка, и двоих моих ребят не очень сильно, но осколками посекло. В кровищи они… Возвращаемся мимо вертолетной площадки, «Ми-8» уже лопастями воздух рубить начинает, я туда: возьмите, мол, раненых. И тут прапор, бля, нарисовался: не могу, груз ценный везу, посторонних на борту не должно быть. Я хотел уже рукой махнуть, а мой боец шепчет: «Товарищ подполковник, я уже рассмотрел этот ценный груз: телевизоры, холодильник, ящики с консервами… Мы все там разместиться при желании сможем». Я к прапору: ты совесть-то имей, бля. А у того морда лоснится, от значимости своей светится. Это, говорит, генерала, и фамилию называет, имущество, и прошу сюда не соваться. Это прапор мне, подполковнику, говорит и в зубах при этом спичкой ковыряет: чихал, мол, я на вас.

— Интересно…

— Чего ты интересного в этом увидел?

— А то, что ты чихи стерпел.

— Кто тебе об этом сказал? Ты же меня, Олег, знаешь, я тонкий дипломат, я прапору с особым почтением стучу по сытой морде, при этом прошу передать генералу мои уверения в том, что телевизоры его от задержки не прокиснут, произвожу, как сам понимаешь, естественный отбор, то бишь все эти коробки, бля, выбрасываю на траву, усаживаю в вертушку раненых бойцов… А на следующий день на меня собак спустили. Приехал хрен один и чуть ли не погоны с меня срывать начал. Про субординации, про уставы беседу повел. Ну я ему, бля, и высказал. Одни, говорю, тут кровь проливают, а для других, значит, война — мать родная, место, где поживиться можно. И на понт его взял: уже, мол, об этой истории журналистам известно, а они ребята дошлые, обязательно докопаются, чья аппаратура была в вертушке и куда шла. Хрен-то этот побелел, позеленел. Считай, орет, что ты уже не служишь, а сам быстренько в машину — и ходу… Так что я скоро тоже могу пополнить ряды пенсионеров, и будем мы с тобой сажать картошку по веснам.

— Ты так говоришь, будто эта история не закончилась, — сказал Макаров. — Думаю, тот генерал забыл уже о тебе.

— Дай-то Бог. Тогда и я его забуду. Хоть все это и подленько, конечно, но спишем на войну. Не все, правда, списать можно.

— Это точно. Видишь, документами убитых торгуют, твари.

— И оружием для убийц.

Олег поднял глаза на задумавшегося Шиманова:

— Ты о чем это?

— Да так… Тоже долгая история. Будет время — расскажу.

— А сейчас можешь хотя бы намекнуть, к кому ты меня все-таки привез?

— Могу, но не хочу, чтоб голова у тебя потом болела от разных мыслей.

— Но надо же хотя бы знать, как к человеку обращаться.

Шиманов заулыбался:

— Объясню тоже после, все переговоры буду вести я, ты, Олег, только сопи в две дырочки и ни во что не встревай. Ситуацию я в общих чертах понял…

Макаров знал пока только одно: человека, к которому они сейчас приехали, звали Игорь. До этой поездки они сидели в кабинете Толика Шиманова, наверное, с час. Олег рассказал ему о Павле, о ночном приключении возле ГАИ, о поездке в деревню Топчино, о том, почему уехал под Калугу Зырянов.

«Говоришь, Бена эти фраера упоминали? Ну-ну. Если так, попробуем кое-какие вопросы решить. Тем более, что на ловца бежит зверь».

«Это в каком плане?»

«А в прямом. Но сейчас ты все равно не поймешь, объясню в другой раз».

После этого Шиманов взялся за телефон, дозвонился до какого-то Игоря и договорился с ним вот об этой встрече.

Он смотрит на часы:

— Все, пора идти. Тут дисциплина похлеще, чем в кремлевской роте. Значит, ты понял, Олег: удивляйся молча и улыбайся, как вежливый японец, несмотря ни на что. Я бы мог приехать сюда и сам, но хочу, чтоб он твою физиономию увидел и запечатлел в мозгу. Авось, когда-нибудь и ему, и, главным образом, тебе это пригодится.

Через железную калитку вошли во двор, в глубине которого застыл особнячок из красного кирпича. И возле калитки, и у подъезда стояли амбалы в галстуках. Вежливо спрашивали, куда Шиманов держит путь, по сотовым телефонам шептались с кем-то и лишь после этого давали добро на дальнейшее продвижение омоновца.

— Я думал, тебя каждая собака знает, — проворчал Макаров. — Оказывается, нет: заставляют процедуры проходить.

— Это у них ритуал. У Ленина, если ты в детстве книжки читал, тоже часовой пропуск возле Смольного требовал. По аналогии, кстати: сейчас женский батальон увидишь.

В подтверждение его слов, едва они стали подниматься, на лестнице появилось длинноногое создание в камуфлированном наряде такой длины, что снизу можно было разглядеть даже конфигурацию пупка. У девочки была фигура манекенщицы и подчеркнуто холодные глаза, но все же она снизошла до того, чтоб чуть кивнуть Шиманову. Еще две красавицы в таких же костюмах и с тем же независимым, гордым видом прошествовали мимо, пока Макаров с Анатолием не поднялись на нужный им третий этаж.

— Связистки, что ли?

Шиманов ответил загадочно:

— И связистки.

— Слушай, скажи, в конце концов, что это за контора? Забегаловка от ФСК? Непохоже.

— В этих стенах не принято задавать вопросы. Что касается прекрасного пола, то ты с ними поосторожней, — сказал Шиманов. — Эти пташки, бля, карате знают, стрелять умеют.

— И с парашютом в тыл к немцам прыгают?

Шиманов засмеялся:

— Представь себе, и парашютный спорт в программу занятий включить хотят. Но все это баловство, конечно. Из девочек персональных телохранителей готовят. В трудную минуту они могут прикрыть тебя грудью.

— Вот груди у них для этой цели как раз-таки не ахти.

— Не скажи, есть великолепные экземпляры. Но — отставить хаханьки, товарищ полковник, к высокому начальству входим.

Они попали в кабинет, в один из таких, к каким Макаров привык за долгие годы службы. Сейф, кожаное кресло за массивным, вызывающим невольное уважение, столом, ряд стульев вдоль стены, только вместо трафаретного портрета вождя государства или партии висела в богатой рамке фотография незнакомого мужчины. Такие фотографии надо бы делать поменьше и хранить в семейных альбомах: невыразительные глаза, тяжелая квадратная челюсть и прекрасно гармонирующие с ней полные губы и маленький прямой нос.

Хозяин кабинета выглядел иначе. Он был примерно одних лет с Макаровым, может, чуть моложе. По осанке в нем безошибочно угадывался военный.

Шиманов по-свойски подошел к нему, протянул руку:

— Привет, господин Игорь.

— Привет, товарищ Анатолий.

— Знакомься: это тот самый Макаров, о котором мы с тобой говорили по телефону.

Последовали рукопожатия и густой рокот хозяина кабинета:

— Располагайтесь кто где хочет. Коньяк, ребята, могу предложить только вам, у меня еще пара деловых свиданий.

Он взглянул на часы, и Шиманов понимающе улыбнулся:

— Предлагаешь нам быть краткими? Ты не корректен, и намеки твои грубы. А наш президент хочет видеть тот класс господ, который он растит, не только, бля, богатым, но и воспитанным.

— Иди ты, товарищ, знаешь, куда? — Игорь нажал на сложной панели телефона какую-то кнопку, сказал, не поднимая трубки: — Наташа, перенеси на час встречу с этими, из Ижевска. А нам — чай, конфеты, коньяк. И никого на порог.

Шиманов расцвел в улыбке:

— Вот теперь ты товарищ, теперь тебя узнаю.

Игорь жалобно сморщился, даже бас его приобрел просительные нотки:

— Толя, я действительно зашиваюсь. Давай к делу переходить, а?

Вошла очередная длинноногая телохранительница с подносом в руках, и Макаров понял, что ранее встреченные на лестнице — дурнушки. Пепельные короткие волосы, большие серые глаза, высокая шея, ниже — ноги. Ни улыбки, ни словца. Это — школа, отметил про себя Олег, и очень даже понятно, что школа не общеобразовательная.

Шиманов конспективно излагает суть дела, причем все фамилии называет правильно, хоть услышал их из уст Олега только сегодня и один раз. Макаров, как и договаривались, сидит молча, пьет кофе, рассматривает полировку стола и хозяина кожаного кресла. Взгляд у того вовсе не внимательный, а отсутствующий, можно подумать, что мысли Игоря сейчас заняты Наташей, а не теми проблемами, о которых говорит Шиманов. Значит, до лампочки Игорю проблемы Макарова.

Пауза. Все сказано.

Игорь разливает коньяк в крохотные рюмки, берет свою, выпивает без тостов и чоканий. Спрашивает, обращаясь к Макарову:

— Что на визитке у Пилявина было написано?

— Что он является заместителем генерального директора ТОО «Тракс». Да она у меня, кстати, с собой.

Игорь покрутил в пальцах красивую картонку:

— Я могу ее забрать?

— Да Бога ради.

— А его телефон вы запомнили или переписали в свой блокнот?

Макаров кивнул:

— Переписал.

— Ну и славненько. Тогда начнем разговаривать. Вас интересует мой комментарий ко всему или достаточно только обещания, что я приложу усилия для того, чтоб ваша любимая женщина и ребенок были вне опасности? Кстати, такое обещание, говорю с вами, Олег Иванович, вполне откровенно, не есть гарантия. Допускаю, что Пилявин и Володарский уже выехали из Москвы под Калугу…

— Не Володарский — Крашенинников, — поправил Игоря Макаров.

Шиманов на это легонько пнул его ногой и показал кулак, а хозяин кабинета продолжил, словно и не услышал поправки:

— Если Пилявин и Володарский выехали, то вмешивается в дело фактор времени: мы можем просто не успеть их остановить… Ладно, попытаемся, во всяком случае, предпринять все возможное.