Пушкин выехал из Петербурга в Москву 3 декабря (см. письмо 17). 24 ноября он писал Бенкендорфу: «Неотложные дела требуют моего присутствия в Москве, и я, не будучи ещё окончательно зачислен на службу, принуждён отлучиться на две-три недели, не имея иного разрешения, как от одного лишь квартального. Считаю своим долгом поставить о том в известность Ваше превосходительство» (Акад., XIV, № 704; подлинник по-французски). 4 декабря, т. е. на следующий день после отъезда Пушкина, вышло постановление об определении его на службу в Коллегию Министерства иностранных дел (подробности о зачислении его на службу см.: Дела III отд., с. 122; Гастфрейнд. Документы, с. 2, 17, 29—31). По предположению Л. Б. Модзалевского, письмо к Бенкендорфу и отъезд Пушкина в Москву дали толчок к оформлению его служебного положения (Письма, т. 3, с. 442). «Неотложные дела», о которых Пушкин пишет Бенкендорфу, — устройство денежных дел, в первую очередь расчётов с Л. И. Жемчужниковым, В. С. Огонь-Догановским и П. В. Нащокиным. По свидетельству П. В. Анненкова, занятые у Жемчужникова деньги, возможно, были проиграны Пушкиным в карты (см.: Модзалевский Б. Л. Пушкин. Л., 1929, с. 357). Следует отметить, что долги, за которые поэт расплачивался с Жемчужниковым и Огонь-Догановским, были сделаны им ещё до женитьбы, даже до поездки в Болдино в 1830 г. Сам Пушкин, обращаясь в январе 1832 г. к М. О. Судиенке с просьбой ссудить ему на два года 25 000 руб., писал: «Надобно тебе сказать, что я женат около года, и что вследствии сего образ жизни моей совершенно переменился, к неописанному огорчению Софьи Остафьевны и кавалергардских шаромыжников. От карт и костей отстал я более двух лет; на беду мою я забастовал будучи в проигрыше, и расходы свадебного обзаведения, соединённые с уплатою карточных долгов, расстроили дела мои» (Акад., XV, № 722). [Возврат к примечанию[60]]